Привязывая Плотву к низенькому плетню, Геральт пытался понять, откуда взялось это чувство. Не было ощущения взгляда в спину, не пульсировал медальон, не вопили истерично птицы. Из трубы ведьминой халупы струился лёгкий дымок, и кот...
Геральт однажды прикидывал — а сложно ли было бы ему, при нужде, управиться с бабкиным телохранителем? И, по здравому рассуждению, решил, что этот случай из тех, когда всё, конечно, получилось бы — но лучше бы на деле проверять не пришлось. И с ведьмой ссориться не хочется... и вообще. Тем более, что Знаки на кота не подействовали бы — фамиллиар жадно поглощал магию, становясь от неё лишь сильнее.
Но сейчас кота не было — и непонятно, что это значит. То ли фамиллиар помогает ведьме в каком-то важном деле, то ли старуха издалека узнала ведьмака и не стала посылать кота встречать его. Или же — что-то случилось.
Старая ведьма, как и многие из её коллег, была с мрачной придурью, безуспешно выдаваемой за лёгкую чудаковатость, и это диктовало особые правила общения с ней. Ведьмак стукнул в дощатую дверь и громко произнёс:
— Бабушка Анна, открой дверь. Это я, ведьмак Геральт, принёс тебе яд василиска. И хочу забрать эликсиры, которые ты обещала мне сварить.
В халупе что-то зашебуршилось, а через минуту старухин голос проскрипел:
— Геральт? Больна я, в постели лежу. Дёрни за верёвочку, дверь и откроется.
Это ведьмаку совсем не понравилось. Свалить с ног старую и сильную ведьму, по его мнению, не смогла бы даже чума.
Тянуть за подозрительный шнурок он не стал — слегка прикоснулся к двери Знаком, щеколда соскочила, ведьмак толкнул дверь и вошёл в халупу.
Играющий в голове ведьмака сигнал тревоги усилился до крайности. Медальон не среагировал на пропитанную магией ведьминскую обстановку — словно он вошёл в обычный дом. Так никогда не было - и быть не должно.
Что-то случилось. Плохое. Очень плохое.
Ведьмак закрыл за собой дверь. Щеколда стукнула, вставая на место.
Внутри халупу слабо освещали две свечи, одна в подсвечнике на столе, другая вставленная в пустую бутылку, стоящую на полу у кровати. На кровати лежала ведьма, натянув лоскутное одеяло до кончика носа. Геральт расширил зрачки и взглянул на неё.
— Бабушка Анна, что с твоими глазами? — спросил он, уже начиная понимать, что случилось со старой ведьмой.
— А что с моими глазами? — проскрипело старухиным голосом то, что пряталось под одеялом. — Тени играют. Подойди ближе и посмотри лучше.
Геральт сделал шаг вперёд, нащупывая рукоять ножа — мечи остались притороченными к Плотве.
— Как ты убил ведьму? — спросил он, и тут же шарахнулся в сторону, пропуская мимо себя брошенное одеяло. Больно ударился плечом об полку, сразу рухнувшую и рассыпавшую по полу звонкие стеклянные пузырьки, пригнулся, махнул ножом косо, снизу вверх, не попал - и тут ему в грудь ударило, словно молотом. Ведьмак, уронив нож, отлетел к другой стене, удар вышиб из него дух и сбил с ног. Сидя у стены и мучительно кашляя, он, наконец, разглядел, своего противника.
Чудовищно выросший чёрный кот, стоя на задних лапах, передними срывал с морды клочья кожи, когда-то бывшие лицом бабушки Анны.
— Маскхирроффка ни кхх чёррту, — пожаловался Мухомор уже своим голосом. — Рассфе шшто пьяноффо опманет. Латно, ффетьмакх, таффай поикххраем..
Котище кинулся на ведьмака, но тот, упёршись локтями в пол и выгнувшись, выстрелил вперёд обеими ногами, встретив чудище страшным ударом в живот. Теперь уже Мухомор отлетел, покатился кубарем, ударился об стену — и вскочил. Геральт успел подняться, сорвал с себя ремень и крутанул, развернув поперёк движения: тяжёлая серебряная бляха, гудя, рассекла воздух.
— Так как ты убил ведьму? — поинтересовался он. — Ты ведь демон, верно? Старуха должна была связать тебя клятвой на непричинение вреда.
— Не упиффал, — Кот выпустил когти, длиной дюйма в два, демонстративно деранул дощатую стену. Стружка посыпалась на пол. — Ффыпила путылкху фотххи, упала, кхолоффой оп петщь. Стоххла.
— И ты освободился, — Геральт заметил кое-что и воспрял духом: у него появился шанс. — А срок договора не вышел, так что ты тут теперь развлекаешься.
— Фферрно, — Мухомор проследил взгляд ведьмака и дёрнулся. Бутылка с воткнутой свечкой упала, пока они дрались, и теперь пламя свечи добралось до свисающего с кровати тряпья. — Сскхорро тут путтет шшарко, ффетьмакх.
— Верно. А твоё тело плохо переносит огонь.
— Тай мне уйти. Нам нетщеххо телить.
— Уходи, — легко согласился ведьмак. — Заказа на тебя нет.
— Зачем? Между нами нет вражды. Просто уходи, — Кровать, наконец, занялась и затрещала. — И не попадайся мне больше. Если тебя закажут — убью. Иди.
Котище осторожно, бочком, сместился вдоль стены. Обошёл стол. Не сводя глаз с ведьмака, пробрался к двери. Толкнул её.
Дверь, запертая хитрой щеколдой, не открылась.
Демон отвёл взгляд от ведьмака только на секунду, но Геральту этого хватило. Взмах ремнём, на этот раз развёрнутым ребром по движению — и бляха бесшумно описала дугу, в конце её врезавшись острым краем коту в шею.
Из разрубленной артерии струёй брызнула чёрная кровь.
Мухомор завопил так, что у Геральта заложило уши, но ведьмак ударил бляхой ещё дважды, сломав коту левую лапу, сбил его с ног, схватил за шкирку и стал тыкать мордой в пол, усыпанный битым стеклом от пузырьков. Демон визжал и вырывался, но кошачье тело, несмотря на размер, было лёгким, и ведьмак, извернувшись, поднял его, удерживая за шкирку и основание хвоста.
А затем бросил на горящую кровать.
Огонь был слабым местом демонов, вселённых в живое тело. Кота мгновенно охватило пламя, словно он был сделан из вспушенной пакли. Дикий вой оборвался, и Мухомор, дёрнувшись ещё пару раз, рассыпался кучей искр.
Со смертью демона халупа изменилась — видимо, каким-то образом он наложил некое подобие иллюзии... или влиял на разум? Ведьмаку это было неинтересно. Геральт окинул взглядом потёки крови на стенах, кучу сваленных у стены полуобглоданных трупов — и, заметив, что голое тело, лежащее на столе, цело и, вроде бы, шевелится, взвалил его на плечи и выскочил из горящей уже всерьёз халупы.
А затем, бросив спасённого за плетнём, вернулся за влипшим в кровавую слизь ножом. Нож был отличным, дорогим, гномского булата. Терять его просто так — было жалко.
Спасённый уже пришёл в себя и пытался встать.
— Мне кажется, вы спасли мне жизнь, сударь, — паралич быстро проходил, и завершив подобие благодарного поклона, мужчина смог проморгаться. — Я... дьявол меня раздери! Геральт, это ты?!
— Лютик, зараза... И почему я не удивлён? — ведьмака накрыла мгновенная усталость, он тяжело уселся прямо на землю, привалившись спиной к плетню. Спина болела. И плечо. И грудь. Вообще, болело всё. — В левой суме, на Плотве, есть моя запасная рубаха и подштанники. Прикрой срам, а то сюда набегут любоваться кметки со всей Редании. И, холера, дай мне, там же возьми, ох, тряпка должна лежать, навроде портянки...
Лютик маловнятно забормотал, а затем воскликнул, подпрыгивая и пытаясь вдеть ногу в штанину:
— Берет мой пропал, эх... А знаешь, Геральт, я напишу балладу! О поэте, который пришёл к ведьме... хм... за средством от похмелья, а она... она, решила его съесть! Или... да, сначала изнасиловать, а потом съесть! Но честь и жизнь поэта спас некий благородный ведьмак...
— Пиши, поэт, — Геральт сплюнул и начал очищать нож от налипшей гнилой дряни. — Но учти: здесь такая баллада успеха иметь не будет. Тутошним кметам чего бы попроще — ну, девочка там. В берете. Или в шапочке. Красной, ага. Несла она пирожки бабушке. А бабушку... например, съел волк. И притворился ею. В кровать залез...
— А девочка будет спрашивать: "Бабушка, а почему у тебя такие большие глаза?" — подхватил Лютик, увлечённый идеей настолько, что забыл натянуть подштанники выше колен.
— И про ведьмака тоже не надо. Пусть это будет... о, курва, да, хоть лесоруб.
Крыша горящей халупы провалилась, подняв тучу искр.
Гнусно воняло горелым мясом.
