За годы войны мама забыла, как выглядит бабушка. Единственное, что она помнила о своей матери, что у той под левой лопаткой есть крупное родимое пятно. У мамы имелось точно такое же. По иронии судьбы на моем теле оно трансформировалось в пятно похожее на кровоподтёк, что периодически смущало другую бабушку, она думала, что я где-то подрался и получил удар палкой. По окончании войны бабушка взялась искать своих детей. Но документы не сохранились, и ей пришлось методично объезжать детдома, в которые отправляли детей из Казалинского распределителя. Маршрут получился солидный – Кзыл-Орда, Шымкент, Ташкент и далее по детдомам Узбекистана – это в 1945-1946 годах. Далее надо было выбирать Туркмения или Казахстан, бабушку потянуло в Казахстан – Джамбул, Токмак (Киргизия), Алма-Ата, Талды-Курган и, наконец, в Уштобе она попала уже весной 1947 года. Маме было почти 10 лет. Когда я попал в Уштобе по делам, зашел в Акимат и попросил показать мне детдом, где жила моя мама. Мне с удовольствием пошли навстречу, показали, где жили дети войны, в каких условиях учились. Было видно, что люди гордятся своими предками, которые в годы войны спасали детей-сирот и работали на общее благо.

Несмотря, на раскосые глаза (заболевание проявилось в детдомах) мама говорит, что по-прежнему выглядела как куколка и её часто хотели удочерить, обещали вылечить. Но она упорно стояла на своем: «У меня есть мама и папа и скоро они за мной приедут». На мой вопрос: «У тебя на глазах бабушку объявили мертвой, откуда ты знала, что она выжила?» мама отвечала: «Не знаю, просто была уверена, что скоро мама придет». И вот однажды ее вызвали к директору, у которого сидела какая-то женщина нищенского вида, которая сказала: «Я твоя мама». Мама ответила: «А у моей мамы было родимое пятно под лопаткой». На это женщина просто повернулась спиной и подняла блузку – всё сошлось.

Бабушка забрала маму, но жить им было практически негде. В это же время в такой же ситуации оказалась и детдомовская подруга мамы Муська (другого имени не знаю и видел её однажды, когда мы случайно столкнулись с ней в Алма-Ате. Тетя Муся куда-то уезжала, и они почти час стояли посреди улицы и ревели обнявшись).

Две женщины объединились и вырыли себе по землянке по соседству. У бабушки не было постоянной работы, тем не менее маму к новому учебному году она подготовила с иголочки – новая форма, белый фартук, манжеты. В таком виде с мама с Муськой впервые отправились не в детдомовскую школу. Всё было хорошо до последнего урока, по окончании которого дети расшалились и Муся случайно опрокинула чернильницу маме на фартук, мам тут же запустила в подругу свою чернильницу, облив ту с ног до головы и мгновенно получила обратку. Подравшись и помирившись подруги пригорюнились, теперь надо держать было ответ перед матерями. Решили, что Муськина мама добрее и пошли к ним домой. Женщина увидев девчонок в таком веселом виде, только всплеснула руками, раздела, дала золы и обмылок хозяйственного мыла и отправила мыться на речку. Сама же, простирав одежду, повесила ее сушиться. К вечеру пришла бабушка и, увидев результаты первого учебного дня, схватилась за прут и гоняла маму по двору, громко ругаясь. Остыв немного женщины привели одежду горе-дочерей в более менее порядок. Пришлось маме полгода ходить в школу в «пятнистой» форме.

Попытки бабушки узнать судьбу мужа успехом не увенчались. Ответы на запросы вообще не приходили. Беспокоиться было о чем. В бабушку (46 лет) влюбился парторг Текелийского рудника по фамилии Птицын. Этого человека очень уважали и начальство, и рабочие. Он был большевиком с 1905 года, активно устанавливал Советскую власть и в числе 25-тысячников приехал в Казахстан организовывать колхозы. О его прежней семье мама ничего не знала. Бабушка промучившись с полгода в сомнениях, согласилась выйти за него замуж, благо с дедом они документально не были зарегистрированы. Своего отчима мама безумно любила, называла отцом и считала, что именно он организовал ее хорошо учиться и вообще по жизни наставил на путь истинный, если можно так сказать. Птицын же организовал маме лечение, и ее раскосость исчезла, она вообще стала красавицей. Но счастливая жизнь продлилась недолго до середины 1949 года. Пришла разнарядка на установление официального 12-часового рабочего дня. Это означало сокращение зарплаты за сверхурочные, как платили ранее. Рабочие заволновались и парторг поддержал народ, заявив на митинге, который собрали для разъяснительной работы:

- Я не для того участвовал в трех революциях и двух войнах, чтобы люди работали как рабы по 12-14 часов в сутки.

В тот же день вечером его забрал черный воронок. Рабочие пригрозили забастовкой, а рудник всё-таки был стратегическим прямого московского подчинения и людей решили не раздражать. Птицына отпустили, но за неделю что его держали в НКВД и били, чтобы он подписался, что он замаскировавшийся враг народа, почки ему отбили основательно. Человеку в 65 лет этого было достаточно. Через месяц он умер.

А еще через полгода под новый 1950 год дед разыскал бабушку и маму. Когда бабушка привела кого-то 70-летнего старика и сказала: «Это твой папа», мама не хотела ей верить. Единственное, что когда отец ее обнял она узнала запах рук и вспомнила, как бабушка во время очередного переезда передавала её деду через окно, и тот привязывал дочку ремнем к себе. Дед ничего не рассказывал о войне, ясно, что 45-й год был для него не окончанием. Мама считала, что дед сидел после войны, возможно по документам вычислили, кто он такой, и что фактически 5 лет бегал от расстрела. Дед опять устроился конюхом, несмотря на возраст оставался довольно крепким мужиком. Жили как и все в начале 50-х годов, пока дед не умер. Произошло это зимой 1952-53 гг. во время сильной пурги. Дед возвращался домой, и внезапно отказали ноги, на руках вдоль забора он дополз до калитки и отключился. Бабушка в ту ночь трижды выходила к калитке, даже кричала, а дед лежал рядом и не мог ответить. Утром его нашли и констатировали смерть от переохлаждения.

Окончание следует…