Серия «Всякое»

Мы пробовали играть в «моя не понимат», «кажется я оглох» и «это вообще не наши дети». Параллельно испытывали на детях воспитательные приёмы: нравоучали, ругали, шантажировали, подкупали, запирали.. Не сработало. Мы поняли, что из отеля их надо уводить. Но куда?

Сходили на разведку. Неподалёку обнаружился небольшой ТЦ и развалины какого-то древнего поселения. Одурев от радости, мы потащили туда наших цветочков — мол, вот вам мумии, клады и таинственные лабиринты. А ещё тонны мороженого с шаурмой. Но какое там. Камни их сразу не заинтересовали, ТЦ быстро надоел. А обезглавленная банда тем временем тосковала без своих вожаков.

И мы сдались — пусть сами разбираются. В конце-то концов, мы сюда тоже отдыхать приехали. После обеда, по-тихому, мы стали уезжать вдвоём с подругой, оставляя отель этой парочке на растерзание.

Возвращались затемно, мимо ресепшена пробирались ползком. Завидя нас, менеджер тут же начинал орать из-за стойки: «Ваши дети опять!..»

А что там ещё наши дети опять — мы знать не хотели.

И вот однажды мальчики прорыли туннель — от моря через весь пляж и вокруг — по периметру. Получилась глубокая траншея с болотом внутри. Рыли они долго и привлекли к работе тех детей, кто мог держать лопатку или копать руками. То есть всех.

Почему никто не обратил внимания сразу? Да божечки!

Представьте, что вы на пляже. Прямо перед вами море, вокруг белый песочек, сверху солнце, а под попой удобный шезлонг. И ежеминутное «Мам, помоги. Ма-ам, пошли! Ну ма-а-ам!» А тут ребёнок в зоне видимости, ковыряется в песке с другими такими же и не пристаёт! Да какая разница, что он там роет?

В общем, когда тоннель обнаружили, было уже поздно: строительство завершено, строители разбежались. К нам в номера пожаловала делегация из администрации с претензиями. Деваться некуда: пришлось закапывать.

Что было дальше? Дальше наш отпуск закончился. Нас провожали фанфарами и фейерверками, швыряли в нас цветы и пожелания никогда не возвращаться.

«Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие разбойники», — однажды сказал Шварц. Помните? Ну так вот, не надо. И так вырастут.

И вот грохнули фанфары, зазвучали аплодисменты, барабанная дробь и...

— Мааааааа!! — раздался истошный вопль. — Моя мафынка!!!

— Какая мафынка?

— Кьясная мафынка! Моя!

— И что с ней?

— Нету! Она там!

Ребёнок показывал пальчиком в сторону арены.

Ну пздц. С этой машинкой он ел, мылся, целовал перед сном. И вот её нет. У меня в голове что-то хрустнуло.

Я выскочила в холл и, как обезглавленная курица, понеслась сразу во все стороны. Затормозила в самого Л. А.

— Что стряслось? И кто там так орёт?

Я объяснила про машинку и про то, что это конец всему, что юбилей придётся отменить и что сейчас мы все оглохнем.

— Так. Спокойно! Жди тут, — сказал и исчез.

Я замерла. В зале неожиданно всё смолкло. И в тишине раздался голос:

— Срочно разыскивается машинка. Красная, металлическая, с царапинкой на правой дверце!

Через десять минут Леонид Аркадьевич вернулся и протянул мне… а-а-а-автомобиль! Произнёс:

— Дети — самое важное. И они должны смеяться, а не плакать!

Я много всякого слышала про Якубовича: что он злой, и характер у него дрянь. Но история с машинкой лично мне говорит об одном: плохие человеки так не поступают.

Итак, представьте себе раннее утро. Зарёванные дети, спокойная, как кирпич, воспитательница и нянечка с кастрюлями и шваброй.

— Дети, давайте знакомиться по очереди. Меня зовут Марьванна.

И вот зазвенели и запищали Маши, Ляли, Пети и.. Остался последний и самый тихий.

— Мальчик, а как тебя зовут?

— Жопик..

Занавес.

С нерадивой родительницей была проведена беседа. Оказывается, Гошу дома все ласково называли Жопиком. На имя Гоша ребёнок просто не отзывался — не приучили.

Ну, вы, наверное, можете себе представить, насколько быстро наши Бусики, Пухлики и Какусики превратились в Юр, Жень, Маш и даже одного Виталия Ивановича.

А тут целое Выхино — неизведанная земля. Для меня, юного одувана, тогда это было, как на Марс слетать. Я дальше центра не ездила.

Петляли мы, петляли и вышли к зданию.

— Нам сюда, — говорит.

Читаю: «Морг».

Думаю: шутит.

Смотрю на товарища и понимаю: ни фига.

— Ты идиот? — спрашиваю.

Он ухмыляется, а для меня-то пути обратно нет. Уже стемнело, мне семнадцать, как возвращаться к метро — не помню. В кармане пусто. Пришлось идти.

Внутри нас ждал студент-патологоанатом, пара бутылок водки и нехитрая закуска в виде мясной нарезки и солёных огурцов.

— Ты не бойся! — сразу успокоили меня мои медики-циники. — Писать захочешь — мы тебя проводим.

Ещё бы. Дорога в сортир шла через подземелье, мимо каталок с трупами. Но фильмы про зомби я тогда не смотрела и чего мне там бояться не понимала. Водку я не пила, а ничего другого не было, поэтому писать мне хотелось редко. И я просто сидела, злилась на свою глупость и ждала рассвета.

Но цимес был не в морге и не в том, что я по жизни топографический имбецил. А в том, что отважным рыцарям моим давно приспичило по малой нужде. Но мешали трупаки. И стыд, знаете ли. Они терпели, сколько могли. Потом был каминг-аут, немного слёз и много водки. Короче, весь остаток ночи мы ходили в туалет втроём.

Вот так. А ведь думали сразить хрупкий семнадцатилетний цветочек оригинальностью и отвагой.

Приезжал он регулярно, где-то раз в месяц или два. Встречались в его гостиничном номере, проводили вместе ночь, а утром она находила на тумбочке неизменные сто долларов. Больше всего боялась не найти — на эти деньги она и её семья жили до следующего его визита.

Не помню, сколько продлилась их связь, но однажды она забеременела. Он предложил ей уехать вместе с ним. И она согласилась, сразу и без колебаний.

В Москве родила дочь. Он полностью их обеспечивал, но жениться не спешил. Дома мамки, няньки, уборщицы, кухарки — ей было скучно. И он устроил её в университет, чтобы не болталась без дела.

Он много и часто мотался по командировкам. Она оставалась одна и отчаянно искала вариант получше. Я не понимала зачем, ведь у неё всё было. Но не спрашивала и не осуждала. Просто слушала.

Его я видела всего однажды. Он заехал за ней в кафе после наших занятий и подбросил меня до дома. Мрачный, молчаливый, весь в чёрном — в нём, и даже в его машине, такой же чёрной, было что-то безнадёжно-тоскливое, какая-то бесконечная, непередаваемая словами безысходность.

Больше мы с ней не занимались. Экзамен она сдала. Но ещё долго потом звонила и рассказывала обо всём, словно мы с ней близкие подруги или ей больше некому звонить.

С тех пор прошло лет 20, может больше. Не знаю, где она сейчас и что с ней стало. Наверное, я могла бы её разыскать, но почему-то мне не хочется. Надеюсь, она нашла то, что искала, и счастлива..

Кто-то в автобусе высказал предположение, что нас похитили и везут в Саудовскую Аравию продавать. Я засомневалась: зачем саудитам пожилая пара, толстый мужик с простатитом (он всю дорогу просился на горшок, отсюда предположительный диагноз) и три одинокие тетки средних лет. Но история не об этом.

В ночи, злые, уставшие и очевидно никому не нужные, мы прибыли в отель. А с утра сразу после завтрака попёрлись на пляж.

О, какой там пляж: ярко-синее небо, белоснежный песок, прозрачная голубая вода, рыбки снуют. Прибрежная полоса кишит мелкими крабиками: они юрко ввинчиваются в песок, стоит только ступить в их владения. На камнях волнореза греются крабы покрупнее (некоторые вполне съедобного размера).

Солнышко припекало, народ потихоньку занимал шезлонги. В море никого. Вот дураки, подумала я и сунула туда ногу. Нога вздрогнула и отвалилась. Вода не сказать что сильно холодная, градуса 23-24, но для моих обезжиренных костей всё же холодновата. Тем не менее, я решила не отступать и заходить постепенно, по частям — я же тут ради моря, надо отрабатывать поездку. Зашла, поскулила, перетерпела, привыкла. Береговая линия от края до края метров 700-800, а то и меньше. Для тренированной меня дистанция ерундовая. Я проплыла вдоль берега туда и обратно. Этого мне показалось мало и, перед тем как вылезать, я решила сделать ещё один короткий заплыв до буйков. Доплыла бодро и уже повернула назад, к берегу, как вдруг понимаю: всё. Дальше никак. Рук не чувствую, ног не чувствую — всё отмёрзло. Зато внутри, где-то в районе диафрагмы, образовался жаркий сгусток тепла и начал медленно расползаться по всему моему телу. Я ощутила, как наливаются усталостью мои руки и ноги. Как всё во мне устало и хочется просто расслабиться, не сопротивляться.

От буйков я уже отплыла на довольно внушительное расстояние. До берега ещё плыть и плыть. В море кроме меня ни души. До ближайшей вышки со спасателями далековато — к тому же я понимаю, что даже если они сразу меня заприметят, могут не успеть.

Первая мысль в голове: блять, ну что за херня, утонуть в первый же день! Пусть бы перед отъездом — отдохнувшая, загоревшая — хоть не так обидно. Мозг тут же ответил острым приступом паники. С паникой я справляться умею, но тут какая-то другая её разновидность.

И в тот момент, когда я поняла, что мне хана, доплавалась, фанатичка хренова, в море зашли парень с девушкой и не спеша поплыли мне навстречу. Это было просто какое-то чудо чудесное: единственные в море, на моём отрезке пляжа и именно сейчас. Боже, вселенная и все её обитатели, благодарю вас!!

Я подождала пока они подплывут поближе и, как можно спокойнее, сообщила, что я тут вообще-то тону. Ещё зачем-то извинилась за беспокойство. Ребята, милые люди, отбуксировали меня к берегу и передали на руки моим офигевшим подругам.

Остаток поездки я продолжала плавать, но исключительно вдоль берега и под зорким присмотром одной из моих девочек. Постоянно проверяла ногой дно и, если не нащупывала, — истошно ломилась к суше. Иногда корябала дно животом и коленями. Пофиг, уже даже и не стыдно. Но теперь боюсь, что этот страх никуда не денется и будет сопровождать меня везде, даже в тёплой воде.

Всем отделом мы пытались письмо вернуть. Костян точно знал как, но оказалось, что не точно. И пока мы пытались, оно благополучно добралось до адресата. Минут через 20 мы получили ответ. Составленный из букв разного калибра и цвета, он приглашал меня лично приехать завтра к клиенту в офис. Одну. Без коллег. Я молча встала, собрала свои вещи и пошла увольняться.

Гендир, редкой душевности человек, сильно удивился: ты же только вышла! Пришлось сознаться. Он немного подумал и изрёк: а придётся ехать. За свои поступки надо отвечать.

Как девушка нервическая и по неопытности ответственная, я всю ночь не спала. Каялась, немного молилась. Наутро поехала. Клиент ожидал меня в просторной переговорной с длинным узким столом: усадил меня в одном конце, сам уселся в другом. Почти час (по ощущениям от трёх до пяти с правом на досрочное) он сидел напротив, ковырялся в телефоне и поглядывал на меня. Иногда фотографировал. Молча. Потом встал, открыл дверь и жестом пригласил меня выйти нахер.

В этом агентстве я продержалась полтора года, в основном потому, что оказалась единственной, кто смог сработаться с этим гондоном. Хотя чего вообще ждать от людей, которые чуть что делают себе сэппуку?..