Серия «Шёпот детства»

Да, я слышал и читал страшилки о ведьмах, летающих в гробах, о воскресших вампирах, сосущих человеческую кровь, и о многом другом. Но эта старуха была другой, настоящей. По словам моих соседок по скамейке она была живой нечистью, к которой обращались за заговорами и сглазами на других, и всё это действовало. Она излечивала телесные раны, возвращала любимых, проклинала за других. Но после с людьми, обратившимся к ней за помощью, творилось неописуемое и необъяснимое: они становились злобными, недоверчивыми, а радость жизни покидала их. Многих было просто не узнать, как и утверждала одна бабка на лавочке таким же состарившимся собеседницам, и случайно оказавшемуся поблизости мне, что сразу и заинтересовало меня.

Она рассказывала о своей племяннице и о том, что с ней и её семьёй произошло: обратившись к новопреставленной покойнице, та попросила нашу местную ведьму предостеречь мужа в командировке от несчастных случаев. Так как незадолго до этого на монтаже высотного дома у них погибло двое монтажников и крановщик из его бригады, находившиеся в месячной командировке от их строительной организации. Кран упал прямо на них, по причине неправильно закреплённого груза, который не выдержала стрела. Муж же племянницы находился в это время в другом крыле строящегося дома, и благодаря этому в тот раз не пострадал.

Но вот одна из жён коллеги её мужа по работе, встретившаяся ей на похоронах этих трёх несчастных, посоветовала ей на будущее всё-таки заговорить своего мужа и кормильца от несчастного случая. На похороны они пришли вместе с мужьями - на прощание с жертвами несчастного случая собралась почти вся их строительная организация, ведь такого происшествия давно не было. Они стояли возле и поэтому сразу разговорились. И вот племянница узнала от своей собеседницы, что именно муж этой самой женщины должен был управлять тогда краном, но другой крановщик, с вечерней смены, попросил его поменяться сменами, ссылаясь на то, что хотел вечером прогуляться с девушкой, с которой уже познакомился здесь, в командировке. Её муж сначала отказывался, ссылаясь на более важный аргумент: его бригада тем же вечером собиралась отметить день рождения коллеги и пропускать попойку без жён, и далеко от дома, просто безумие и его поступок не поймут, тем более уступая молодому. Да и девушка, на сколько он знал, у того уже была у нас в городе, и пусть ещё не жена, но всё же. Но не зная почему, в последний момент согласился - на что и сам не мог найти объяснения, как утверждала его жена, которой он это с грустью и поведал. Хотя он и проклинал себя, что не он был тогда в кране, и может этого и не случилось бы. Но та сказала, что ему помогло то, что она нередко посещала ту самую старуху: сначала заговаривала бородавки своим детям, а потом обращалась со всем возможным. И всё всегда помогало. И перед началом командировки бабка сказала, что с её мужем может произойти несчастье на работе и если та хочет, то оградит его. Та, не задумываясь согласилось, и не пожалела. «Бабушка помогла», - сказала она утвердительно и благоговейно, указывая на здорового мужа-счастливчика, который стоял мрачный с коллегами по работе возле трёх одинаковых гробов.

И тем же вечером племянница разговорчивой старушки со скамеечки, не задумываясь, была у «нашей» ворожеи. Заговоров та наделала от всего возможного и невозможного – благо, средства позволяли! Процесс лихого знахарства, великодушных порч, судьбоносных предзнаменований и прочих потусторонних проделок пошёл! Вначале племянница, познавшая «ту самую» истину, сияла и гордо посматривала на других, а потом уже и шагу боялась сделать без совета и внимания бабки. Но в один момент все её домашние, включая как родителей её самой, так и мужа, начали болеть, муж, к тому же - пить и гулять, а сама она вообще согнулась неизвестно от чего. Больше всех болели дети, и каждый раз чем-то новым! Она ходила к бабке, и что там было она никому не говорила. Но позже кто-то из её окружения проболтался. Они рассказывали, что бабка, чувствуя свой скорый конец, хотела научить её саму делать заговоры, ворожить, и всем своим прочим познаниям, и та согласилась. Но на её семью и её саму с того момента обрушилась волна несчастий, болезней и невезений – такая вот плата за Силу! Муж недоумевал и даже не мог предположить, откуда всё это свалилось на них. Даже соседи перестали общаться с ними. На работе всё перевернулось, даже в магазинных очередях всё заканчивалось прямо перед ними.

Однажды, загнанный в тупик невзгод муж перерождающейся в дочь ворожбы племянницы, за бутылкой дешёвого портвейна, случайно узнал от того самого крановщика про ту самую ведьму. Машинист стрелового крана всё ещё раскаивался, что это не он покоится в сырой земле, а то, может, и вовсе все были бы живы если бы не его дура жена и сволочь колдунья, поведав ему, что и его жена так же ходит туда, а он никак не реагирует на происходящее. А сам крановщик когда-то сразу запретил свей жене появляться у старухи в доме.

Придя домой под пьяным угаром, взбешённый муж, у которого теперь открылись глаза на происходящее, избил свою жену, то есть племянницу самой рассказчицы. Та, с ушибами не только телесов, но и головы, оказалась в больнице. Сама она на него не заявляла в милицию, но вот родственники жены всё же накатали на него заявление. Хотя они сами уже давно недолюбливали свою родственницу, сильно изменившуюся за последнее время и превратившуюся из хорошенькой, спокойной женщины в ненавистную, гордую истеричку, направо и налево раздающую проклятия. Но после наглядных пояснений от родственников мужа, те всё же забрали из милиции своё заявление, которому ещё не дали ходу. И вот – недели через три племянница вышла из больницы и на коленях поблагодарила мужа, что тот поставил её на путь верный. Голова её, слава хирургии и психиатрии, зажила как снаружи, так и внутри! Что там точно ещё было не знает никто, но вот дорогу к этой колдунье она забыла на всегда и другим не советовала соваться к этой ворожее. И зажили они совсем недавно снова нормально, по утверждению рассказчицы.

Другие, слушавшие её собеседницы, по окончании истории, каждая начала что-то рассказывать о всяких таких происшествиях, но уже о других случаях и заговорах и в другое время и другими ведьмами. Но я ничего в их шумном, разгорячённом обсуждении уже не расслышал, да и говорили они уже о других...

Меня пробрала внутренняя дрожь, грозящая вырваться наружу в бессильном рыдании…

6

Всю следующую неделю я провалялся в постели с температурой и в полузабытьи. Пару раз меня за это время проведывал, не здороваясь, Санёк — молча сидел рядом и, не прощаясь, уходил на поиски Витька… А, может, это была только его тень?

Чуть легче стало к вечеру воскресенья, когда я смог нормально поесть бульона с лапшой.

Разогретый за день, слегка удушливый, но ветерок, медленно проникал в распахнутые настежь окна. Окутанный мраком дом словно вдыхал и медленно выдыхал, пытаясь остудить за день накалившиеся бетонные стены. Покой безлюдных улиц и тишину ночи с нежно шелестящими листьями, с которыми неохотно заигрывало слабое дуновение гор, никто не нарушал. Я спал с пустой головой, что значит - мне не снились ни хорошие, ни плохие сны.  Но глухой зов с улицы, нарушив ночную тишину, заставил меня медленно и болезненно просыпаться. И я нехотя, пока еще не понимая происходящего, приоткрыл глаза. За окном с улицы услышал тихий разговор, в нежных голосах которых угадывались молоденькие девушки. Они, разговаривая, хихикали и их голоса сливались с нежным шелестом листьев. Это стало создавать некую гармонию, принявшуюся мягко ласкать полусонный слух. Толком не проснувшись, я лежал, пытаясь сквозь сон прислушаться к тому, о чем они беседуют, но не мог ничего разобрать.

Тихо, не нарушая в доме тишины, я встал и осторожно подошёл к окну.

Я взялся обеими руками за подоконник и посмотрел вниз. Мне показалось, что они сидят на полуразбитой скамейке при входе в мой подъезд. Тусклый свет, нехотя выглядывающий из подъезда, не освещал ничего живого. С замирающим сердцем я посмотрел в сторону следующего подъезда, надеясь увидеть там тех, чьи голоса шептались между собой, но там тоже не было ни единой живой души. Полный ужаса, я медленно, словно ожидая удара, приподнял голову…

Перед моим окном росла раскидистая акация.

Всё внутри меня замерло, наполняясь ужасом, язык провалился, тело оцепенело и только сердце билось, словно пытаясь покинуть от страха обречённое на гибель тело - на ветвях дерева сидели три девушки, неторопливо качаясь на ветвях колючей акации. Не обращая на меня никакого внимания, они продолжали шептаться и приглушённо, но тем не менее задорно, хихикать. Испугался я до тупого оцепенения, боясь, что некто схватит меня за ноги и сбросит вниз. Не отрывая от них взгляда, я ещё сильнее вцепился непослушными пальцами в деревянный подоконник.

Они были молоды и прекрасны, а их распущенные локоны тёмных волос отражали блеск полной луны. На них были белые длинные ночные рубашки, которые свисали, но под которыми отсутствовали ноги. От страха моё тело онемело ещё больше.  Мои глаза смотрели на них, боясь хоть на мгновение потерять их из вида.  Одна из них, самая чарующая и со жгучим взглядом, медленно повернула голову ко мне, мы встретились взглядами; нас разделяли всего пару метров, и я ясно почувствовал, что ее тело бездыханно. А глаза – я их уже где-то видел! Но где? В одно мгновение глаза у нее закрылись и тут я понял, это была она - бабулька! Их возраст разделял промежуток во много десятков лет. Но эти закрытые, как и у мёртвой в гробу бабки глаза, все эти черты было не спутать. Она снова медленно повернулась к своим собеседницам. И снова зазвучал тот же самый шёпот, прячущийся в шелесте листвы…

Проснулся я поздним утром. Родители уже ушли на работу. Меня знобило под одеялом, окно было закрыто. Почувствовал - кто-то есть в комнате. Я соскочил с кровати и открыл настежь окно. Выглянул и сразу же уставился на дерево. Ветки на нём словно застыли в безмолвии, но несколько веточек были всё же обломлены. Тут я явно вспомнил все детали прошедшей ночи и мне стало безумно страшно. Накинув майку и трико, выскочил босиком на улицу, не заперев на ключ дверь. Сел на скамейку у подъезда и попытался отдышаться, заставляя себя подсмеиваться над своей трусостью, но боясь всё же приподнять глаза на дерево. Необъяснимый страх никак не покидал меня.

Через полчаса, немного придя в себя, всё же решился вернуться домой, но из соседнего подъезда, неожиданно вышла заплаканная мать Дениса и его сестрёнки, и ещё несколько женщин, ну с очень испуганными и зарёванными лицами. Встав, подошёл поближе, но так, чтобы остаться незамеченным. Тут вскоре подъехала «скорая помощь», из неё первым вышел весь не в себе отец Дениса, а затем и водитель. Из некоторых окон высунулись озабоченные жильцы нашего дома, не скрывая своего любопытства, и стали тоже, как и я, наблюдать за происходящим.

«Что могло произойти?» - задал я себе вопрос и отошёл, обогнув «скорую», в сторону школьного забора.

Заднюю дверь открыл водитель, но что внутри, не было видно, так как «Рафик» «скорой помощи» был ко мне теперь не передом, но боком. Подошло ещё несколько незнакомых мужиков, и они стали что-то вытаскивать. Женщины разом заревели.

Что же там? Снова спросил я себя.

Красное появилось. Гроб.

Ноги подкосились и я, еле удерживаясь одной рукой за забор, медленно оказался на земле. Как же мне стало плохо! Ощущение неуправляемого тела напоминает умерщвление. Я заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и повернул голову - через расщелину в школьном заборе посмотреть - кто же там. Но гроб был закрыт крышкой, стоявшие женщины ревели, сестрёнки сквозь рыдания, всхлипывая, произносили: «Денис, Денис!».

Так, облокотившись о школьный забор, я просидел до после-обеда. Ни о чём не думая. То ли прячась, то ли просто не в силах оторваться от затвердевшей без дождей земли.

А вечером я узнал, что был найден Питак где-то далеко от города, в речке. Его прибило к берегу, уже начавшего распухать. Это сообщила мама за ужином. Кажется, не только мои родители были шокированы уже двумя смертями подростков — все ближайшие дворы гудели об этом. Я не знал, что мог успеть Денис рассказать о наших злоключениях, поэтому на все вопросы родителей: где мы были той ночью, просто отмалчивался, или осторожно врал: что просто гуляли. Чуть позже я узнал, что умер он от сердечной недостаточности, так и не придя в себя. Бедный Денис. В день его похорон у меня поднялась температура и я, провалявшись весь день в бреду, так и не попал на прощание с ним. Сил не было даже подойти к окну, по соседству с которым всё и происходило. Да я и боялся, до ужаса, до иступлённого бреда, там оказаться. Старая карга хоронила Дениса.

7

На похороны четырнадцатилетнего Питака, проходившие на следующий день после погребения Дениса, я и не собирался идти, но Санёк, словно из тени, зашёл за мной домой и уговорил всё же проводить его дружбана в последний путь. Странный Питак мне не был другом, даже не считался знакомым, но я был виновником в его смерти, как и все остальные ночные посетители кладбища из нашей компании.

Санёк сказал, что гроб будет закрыт, и его мать всё равно не догадывается, как он умудрился купаться в речке, или просто нечаянно угодить в неё, исчезнув вечером из дома - нас ведь с ним никто не видел. И у милиции, кажется, совсем другие предположения - это уже мне всё наспех рассказал Санёк, пока я одевался, ещё не совсем выздоровевший и вырванный им из своей постели. Ещё он говорил, что вчера, после похорон Дениса, во всех в их, Санька и Питака домах, расспрашивала жильцов милиция, но он им дверь не открыл, боялся, что бабка начнёт спрашивать у них о пропавшем Витьке. Ей же он наврал, что это дружки его ломятся.

Идти на похороны Питака я согласился с тем условием, что не будем заходить в дом и не поедем на кладбище. Он только молча кивнул головой - видимо и сам не желая этого.

Всё та же жара на безлюдной улице. Мы прошли, не обмолвившись ни словом до самого его дома. На улице уже толпились люди у подъезда Питака. Мы остановились у подъезда Санька, и присели на облупленную скамейку, поглядывая за происходящим пока со стороны.

-А как его хоть звали-то? - не зная, что сказать задал я вопрос Саньку. Меня не интересовало на данный момент его имя, но от нашего молчания, мне становилось не по себе – мы были словно две бездушные тени.

-Серёга, - тут же ответил Санёк, видимо, сам уставший от гнетущей молчанки.

-Во сколько выносить будут?

-Говорили - полпервого… Подожди я домой забегу и время посмотрю. – И Санёк быстро скрылся в подъезде.

Я остался один на один с самим собой. Хотя через подъезд и толпился народ, но я не чувствовал их присутствия. Я погрузился в забытьё, припечённый лучами летнего солнца снаружи и всё ещё высокой температурой изнутри. Мать, придя с работы и узнав, что я, в болезненном жару шарахался по улицам – сама меня прибьёт!

Какая-то смертельная тоска глушила во мне все мои мысли, все мои желания и надежды.

-Выносят!

Я открыл глаза. Видимо я до этого отключился от реальности. Санёк спиной ко мне уже стоял возле меня.

-Пойдём поближе! - почти шёпотом сказав и даже не обернувшись ко мне, он направился к стоявшей у подъезда людской толпе.

Я встал и тоже потихоньку поковылял вслед за ним, но он уже исчез в толпе - людей было много, и я быстро потерял его из виду.

Мне ничего не оставалось делать, как наблюдать за происходящим со стороны, облокотившись о хиленький заборчик. Мне не хотелось видеть его мать и всех плачущих и теснящихся у гроба, мне не хотелось видеть уже заколоченного красного гроба, в котором лежал он. Но каждый раз, когда мой взгляд падал на гроб, мне представлялось его лицо и то, как он ворочается в нём, и его взгляд... Но почему то, хотя его глаза и закрыты, он всё видит  и чувствует... А я наблюдаю всё это через его закрытую крышку гроба — как он пытается всех разглядеть! Да, кого он ищет своим мёртвым взглядом?.. Он ищет своего убийцу! Но почему среди нас?!. Я с трудом оторвал свои слезящиеся глаза от гроба и сам принялся смотреть на всех здесь присутствующих. Но кого ищу я?.. Где она – старая колдунья?!

-Пойдём! - Меня кто-то толкнул. Обернувшись, я увидел Санька - он стоял сзади меня и удивлённо меня разглядывал.

-Они уже все уехали, - чуть слышно произнёс он.

Я его не понял, но обернувшись к подъезду Питака увидел, что всё было пусто. Никого. Только полная тишина в разгорячённом печью лета воздухе.

Мы присели всё на ту же на скамейку у подъезда Санька. Он хотел, чтобы я зашёл и что-нибудь соврал его бабке про Витька, но я только отмахнулся рукой, поспешно встал и пошёл в сторону своего дома, даже не попрощавшись с ним. У меня, кажется, температура стала подниматься ещё выше.

8

Шум вывозящего мусор трактора с нашей колоритной помойки, раскинувшейся слизкими сгустками разнообразного мусора в конце двора, разбудил меня своим исхудавшимся глушителем. Неохотно встав с постели и посмотрев на часы в кухне, удивился, что уже 11 утра. Попил из-под крана холодной воды, тем самым до конца проснувшись и утолив жажду после сна. Разум посвежел и все нажитые тяготы расплылись восвояси вместе со вчерашней температурой, отключившей меня аж до этого предобеденного часа. Из кухни аппетитно манило свежими блинчиками и вареньем, сваренным позавчера на зиму. Но для пробы, а вернее последняя неполная ароматного варенья банка, всегда оставлялось на поглощение, и мама, наверное, перед работой, решила порадовать нас, нажарив блинов к нему.

Плотно позавтракав и облизав до блеска блюдце с размазанным по нему вареньем, подумал, чем бы таким заняться. Но мысли о произошедшем снова взяли верх и подпортили столь хорошо начавшийся день. Вспомнил, что обещал с утра зайти к Саньку и он что-то говорил о том, что, может быть, сходить нам к участковому милиционеру, который немного знал его и Витьку. Правда не с лучшей стороны и часто грозившийся сдать их в детский дом на перевоспитание. Но который, почему-то, никогда не исполнял обещанного, а просто, сначала немного попугав, мог даже угостить завалявшейся ириской.

Но я категорически был против. Я боялся допросов в милиции. Да и узнав о случившемся, родичи тоже устроят свои подробные дознания, которые страшно было представить, да и не хотелось представлять. Значит, всё-таки надо идти к Саньку и попытаться хотя бы ненадолго его отговорить. Ещё не зная как, но отговорить обращаться в милицию.

Через минуту, уже спускаясь по лестнице, встретил мать Руслана, которая даже не среагировала на моё приветствие и сразу скрылась за дверью своей квартиры. А я хотел её расспросить, как он там, в кишлаке, поживает.

Выйдя на улицу, я нашёл, что день был ещё приятнее, чем из окна. Лучи солнца ещё не успели накалить асфальт и я, сняв шлёпки, побрёл босиком.

Дома в нашем районе выложены плиткой ярких тонов, за что и любимы наши дворы многими жителями города. Но заходя в новые, в наспех налепленные постройки, где жил Санёк, серые облицовочные стены их четырёхэтажек давили своей мрачностью и тяжестью. И ощущение их нестабильности в разгильдяйской внешности заставляло держаться от них немного подальше.

Милицейский «Уазик» и «скорая» с включёнными мигалками на крыше, но без сирены, стоявшие прямо у Саньковского подъезда, ошарашили меня наповал. Милиционеров и врачей возле не было - только пару зевак и бегающая ребятня вокруг скорой и милицейской машины. Даже не приостанавливаясь, я сходу зашёл к нему в подъезд. Дверь в квартиру была открыта нараспашку. Заглянув в кухню, увидел разговаривавших участкового с соседкой, решил не заходить туда. Придя в себя от испуга и непонятности происходившего здесь, решил, по-быстрому, удалиться, оставшись незамеченным, пока не начали допрашивать и меня. Но тревожное любопытство взяло верх и, прежде чем уйти, заглянул в зал.

Санёк висел на гардине у окна. Один милиционер и фельдшер со «скорой» собирались его уже снимать. Я остолбенел посередине зала и ужас безысходного отчаяния сжало стальными тисками грудь. Мёртвое лицо друга было почему-то радостным, и он, наконец-то испустив дух, словно пытался что-то сказать нам всем оттуда – из сфер небытия. На босой ноге болтался один штиблет так, что то ли он пытался бежать от смерти, то ли сам мчался в петлю.  Сбоку на диване сидела без движения его бабка и пристально смотрела куда-то в даль, хотя до противоположной стены не было и трёх метров, но она смотрела за стенку, может, в другой мир. О чём она думала? Это никому не дано знать. Я снова взглянул на тело Санька и в глазах помутнело.

Очнулся на лавочке у подъезда. Возле сидел какой-то милиционер, искоса наблюдавший за мной.

-Ты как вошёл? И на кой вообще заходил, если такой слабый? - его гонор сразу привёл меня в чувство. Даже стало немного стыдновато. - Ты его знал?

-Да, - вяло и нехотя ответил я.

-Когда последний раз видел? - уже спокойно спросил он.

-Вчера. А кто его? Он уже не...не..?

-Уже – «не». Может, знаешь из-за чего?

Мне пришлось только отрицательно помотать головой. Он сказал, чтобы я не уходил пока, а сам зашёл снова в подъезд. Я тем временем не торопясь встал и пошёл домой. Хотелось побыстрее смыться отсюда. Но ноги неохотно передвигались, едва волоча меня.

Дошёл с трудом до скамейки в школьном дворе. И там просидел часа два. О чём думал, не помню. Придя домой меня все застали расспросами - что происходит, но я закрылся в комнате, укутался в одеяло и моментально заснул. Видимо, силы совсем покинули меня.

Я не понимал, где я нахожусь и что со мной, сквозь сон видел неразборчивые силуэты тел и незнакомые лица, которые то склонялись надо мной, то исчезали вновь за какой-то дымкой. Неожиданно повеяло тем самым, долгожданным лёгким и прохладным ветерком, и я, будучи в полуживом состоянии немного взбодрился, но тут же, в просыпающемся во мне ужасе почувствовал, как уже неприятный холодок проникает в каждый сустав моего тела. Тихий, могильный голос сообщил мне:

-Я вижу тебя.

-А-а-а-а..! - раздался голос в предутренней тишине, и я проснулся от собственного крика.  Никто меня не услышал, никто ко мне не пришёл. Я спрыгнул с кровати, но присутствие чего-то чужого во мне не покидало меня. Наступающий рассвет нехотя заглядывал в окно, и в его, распахнутую настежь пасть я высунул голову и вдохнул свежего воздуха.

Но чуждый жизни голос с новой силой зашептал во мне:

-Отдайся мне! Это конец! Это конец! Твоё время жизни вышло! Ни что больше не удержит тебя от смерти! Ты заглянул в её глаза!

Меня словно кто-то стал выталкивать из окна. Я ухватился за раму и в ужасе закричал:

- Н-е-е-ет! - Но меня снова никто не услышал. Это был хрип, застрявший у меня в горле. Не имея больше сил стоять, я свалился на пол.

Очнулся лёжа в постели, укутанный в одеяло. Знобило. В голове гудела пустота. Надо мной склонилась испуганная мать. Где-то в дверях комнаты стоял отец.

-Тебе лучше? - Послышался из далека её голос.

-Не знаю.

-Мы всё знаем — и про твоего Санька, и про Руслана...

-Руслана? Что с ним?

-А ты... разве не знал?

-Нет! Что с ним? - Я попытался привстать, но не было сил.

-Он.., он задохнулся в бане...

Я снова потерял сознание. А, может, просто моё сознание перешло в другой мир?

Она снова зовёт меня. Мне не избежать встречи с ней. Ведь все, кроме меня, уже встретились с ней. И почему именно я последний? Что хочет она от меня перед моей смертью?

Я пойду к ней сам и узнаю от неё самой! Она должна мне ответить. Ведь она меня зачем-то оставила последним.

Как я оказался у её могилки, я не знаю. Уже был поздний вечер. В кладбищенской зелени устало щебетали разноголосые птахи, готовящиеся к ночи. Где-то возле лежали Денис и Питак — теперь они её соседи. Наверное, им очень страшно. А завтра рядом ляжет Санёк, а потом, конечно, и я. А вот Руслана похоронят на мусульманском кладбище.  Там, наверное, спокойнее - бабка далеко. Ему повезло.

Я выломал её крест и, отбросив его в сторону, стал руками разбрасывать землю с могилы. Кричал проклятия, потом принялся хохотать сам над собой.

Что-то вонзилось мне в живот. Это была обломанная часть креста, которая осталась в земле, вот я и напоролся на него животом, когда в бешенстве пытался руками раскопать её могилу.

Эти последние глотки воздуха - только тогда ты понимаешь и до конца чувствуешь, что он живой. В этот момент он настолько ароматный и пьянящий, что ни что другое не может сравниться с ним. Он заставляет поверить в лучшее. Но, как его мало и не хватает на полную грудь!..

В эти мгновения чётко слышишь глухой стук страдающего сердца. Ты стараешься дышать быстрее и глубже, а сердце непокорно замедляет свой ритм. Жадно глотаешь ставшим теперь уже вязким воздух, а он всё медленнее и медленнее проникает в горло. Это сердце останавливает своё движение. Становится до слёз обидно. Жгучая боль — она то есть, то её нет. Я знаю, что  умираю. Боль отпускает, и я иду ко всем остальным, ушедшим в непознанную бесконечность раньше меня, я просто запоздал. Боль совсем утихла. Я расслабил руки, больше не удерживая выплёскивающуюся еще тёплую кровь из живота.

Да. Жизнь или смерть.

Какая разница...

Уже глубокая осень. Слякоть на улицах. Грязные машины. Холод. Обычно он силен по ночам. Отопление ещё не включено. Я сижу на своей ободранной, железной кровати. Смотрю в решётчатое окно, в которое терзаемая осенними ветрами бьётся ветка клёна с парой пожелтевших листьев, упорно удерживающихся за умирающее на зиму дерево. Последняя муха, не собираясь в спячку, бродит сонно по моей тумбочке. Хочет ещё совсем немного насладиться своей последней осенью.

Странно — ко мне не пускают никого из посетителей.

Кроме мёртвой бабули, никогда, никогда не выпускающую из своей руки, руки Витька, сжимаемой крепче сторублёвой купюры...

- Я ему сказал, чтобы он больше не мочился на соседний дом. - Санёк хотел показаться владыкой своего райончика и всё ещё догрызая семечки, стал вглядываться в темноту своего же подъезда, из которого сам только что вышел. - Ты, смотри, а! - продолжил он возмущаться. - Он ещё и не торопится!

-Ты про кого?

-Про того, кому нельзя мочиться не на свои дома, чтобы не получать пинков и затрещин от жильцов! - помогая жестами рук он попытался объясниться в чужих естественных потребностях.

Из подъезда вышел его братишка Витька, весь важный, с приподнятой головой и в рваных штиблетах, шумно втягивая носом порцию свисавших из носа зелёно-жидких соплей.

-Когда выходим? - гордо задал он нам вопрос, для солидности подтирая ладонью свой нос картошкой.

Мы с недоумением посмотрели на Санька, копающегося в пустых карманах, будто пытаясь что-то там найти, кроме имеющейся дырки в одном из них.

-Да, блин, бабка сказала, что бы я его с собой взял, - теперь уже промямлил он себе под нос, приговорённо посматривая по сторонам.

Выяснилось, что Витька как-то узнал о наших тайных планах — наверняка Санёк сам и похвастался перед братишкой, - и Витька закатил перед их бабкой истерику в том плане, что старший брат совсем не следит за ним. После чего бабка поставила ультиматум, чтобы он брал его всегда с собой, а то тот растёт уличным шалопаем. А если не так - то никаких копеек со сдачи в магазине, для его копилки на мотоцикл! И ему пришлось молча согласиться с поставленным ребром требованием — не отказываться ведь от мечты, которая тем более скоро должна, по его расчётам - в последующие год-два - осуществиться. Бабка уже была очень старая и не хотела понимать, что ему в это время лучше спать, на что Витька ещё больше закатил свою истерику.  Другого выхода у него не оставалось - а то бы уже вся улица узнал о наших планах.

Убеждения несчастного Санька нас в том, что это наглое существо нам ни в чём не помешает, и даже смачный подзатыльник по лысине братишки, нас не впечатлили.  Витька же тут же угрожающе огрызнулся. Поэтому нам осталось только осуждающе посмотреть на Санька, который, опустив глаза, снова шарил в рваных карманах, изображая ранимую невинность.

Но поздний, погрузившийся в трепетный мрак вечер, предвещал быть хорошим и, не считая инцидента с Витькой, зычным криком грабежа звал нас, сухопутных викингов, к предстоящим приключениям и завоеваниям. На улочках было многолюднее, чем днём. Все выползли подышать уже становящимся прохладным воздухом и, наконец-то, остудить расплавленные азиатским летом, за день на работе, тела.

Но тут появилась ещё одна сущность. Нет, не Денис, а дружок Витька из соседнего подъезда. Он, довольный, возвращался, скорее всего с дачи, с полным ведром помидоров, казавшихся при выглядывающем из квартир свете бурыми, жирными и аппетитными.

-Здорово, Санёк, вы куда? - весь сияющий спросил с сходу Питак, как его все звали.

-Гуляем, - сухо донеслось от Санька

-Подождите меня, я быстро отнесу...

-Не торопись, мы всё равно уже сваливаем. – Санёк и так уже чувствовал свою вину перед нами, согласившись взять с собой Витьку. А тут ещё один обалдуй навязывается. - Иди, иди, твоя мать с сестрёнкой уже давно прошли, а ты всё плетёшься здесь. Людям отдыхать мешаешь, - уже увереннее крикнул ему Санёк, смотря на нас, будто нам от этого стало легче, и мы простили ему его брата-прилипалу.

- А, ну ладно. – Питак даже не расстроился и так же с сияющей улыбкой сразу удалился со своими соблазнительными помидорами.

Денис появился сразу после его ухода, как и всегда, не объяснив своё опоздание.  Мы тоже, не удостоив его ни словом, тут же заторопились на кладбище. Он знал, что лучше промолчать, а не придумывать оправдания своему опозданию. Хотя все знали, что Денис не пропустить никогда ужин в кругу своих близких — семья местных интеллигентов. Мой папа, частая гроза спокойствия местных многоквартирных пенатов, почему-то называл их евреями.

Денис не сразу понял, почему такая шалупонь как Витька, разнообразил нашу компанию на кладбище и Саньку снова пришлось разъяснять нависшую над ним проблему с его бабкой, на что тот промолчал и только взглянул на нас вопросительно, на что и мы с Русланом отделались молчанием — против факта не попрёшь.

- Слышь, она, наверное, уже завоняла там - жара то какая. Здесь живые жуть как вонять за целый день начинают, как говорит моя бабка, а тут — труп. И у нас борщ вчерашний даже скисся! – Санёк не мог умолкнуть даже после вынужденных объяснений.

Мы двигались по направлению к кладбищу и устрашающие самих себя разговоры начали потихоньку вливаться в наш малолетний коллектив.

- Под землёй прохладно, мы с дядькой на охоту в прошлом году ходил на барсука, так жара была неимоверная. Я думаю, градусов сорок - как минимум, так мы в охотничьей землянке в горах останавливались, вот там даже днём замёрзнуть можно было, – Денис блеснул своими великими познаниями в сфере углубления под землю.

Город освещался редкими фонарями, а ночное небо было бесконечно усыпано яркими звёздами, спереди которых красовалась полная луна. Восточные ночи — самые романтичные на Земле. Не ночи, а сплошная поэзия!  Во дворах на скамейках сидела с гитарами неугомонная молодёжь, которую было невозможно сейчас загнать в постель, а утром добудиться. Было много гуляющих и просто отдыхающих на свежем воздухе. Со многих окон орали телевизоры, или радио. Оживление на улицах укрепляло наш дух, заставляя забывать к чему мы движемся и что нас может ожидать в начале этой тихой летней ночи.

-Витька, а ты тоже с ними? - К нам сзади подбежал запыхавшийся Питак, со всё той же безвинной улыбкой, по которой хотелось дать чем-нибудь тяжёлым.

-Валите оба отсюда! – Денис неожиданно даже для нас взорвался и точным пинком отправил Витька к Питаку. Видать он всю дорогу очень злился и на Витька и на нас всех, что не исправили ситуацию сами в самом её зародыше.

Наша «нагрузка» в лице Витьки на наши нервы и свободу закатила, в свою очередь, истерику. Он, надрывая глотку, орал, что всем расскажет о нашей затеи. Мне показалось, что его крики покрыли своей тошнотворной вибрацией сразу полгорода. 

-Утухни! - Санёк, ударив Витька в плечо, заорал не слабее своего горластого братюни.

Витёк отбежал к опешившему от происходящего и наезда на него самого Питаку, уже забыв о своих претензиях и притихнув, словно это совсем не он сейчас горланил как потерпевший. Он знал, что если его брат взбешён, то он сначала бьёт, а потом разбирается с уже хорошо покалеченным до состояния криминала. Хорошо, что лопатку держал спокойный Руслан, а то бы у бабули, к которой мы спешили с визитом, появилось сразу двое соседей с проломленными черепками, из которых вытекли все мозги и те в небольшом количестве.

Денис посмотрел на меня и махнул головой в сторону нашего места назначения.  Мы двинулись дальше. Санёк немного подождал, чтобы эти двое даже не подумали тронуться с места в путь вместе с нами, а потом догнал нас. Мы все нервно оборачивались, чтобы заметить этих двоих, но они бесследно исчезли. Но их отсутствие нас не вдохновляло - ведь уже есть двое, которые знают о наших планах, и они были не из тех, которые бы молчали, а напротив - по нашему возвращению нас может поджидать пол-улицы любопытных.  Я предложил вернуться домой и разойтись. Но разума моё предложение ни у кого не пробудило, и мы молча двигались дальше к началу, как я думал, нашего корыстного позора.

На выходе же из города эти двое встречали нас на скамейке у тротуара. Я догадывался, что Витька так просто не отстанет от нас и они, видимо, обежали нас через центр. Запыхавшийся толстенький Витёк, скорее всего, всё ещё смакуя детали, раскрывал шёпотом Питаку на ухо наш маленький секрет. Они, при нашем приближении, затихнув, отошли в сторону подальше от тротуара. Мы с Денисом сказали им что бы они, так уж и быть, шли молча и на расстоянии позади нас. Запланированные ими истерика и шантаж им не понадобились. Не ожидая такого поворота действий, они только радостно кивнули в ответ и, обгоняя друг друга, но держа дистанцию от нас и от всё ещё чешущихся кулаков Санька, засеменили за нами. У меня ненароком появилась идея - закопать их вместе со старухой и лучше живьём, и таким образом избавиться от ненужных свидетелей. Я совершенно идиллически поделился этой гениальной идеей с другими, но Санёк испугался, что я и вправду всерьёз задумал это сделать. Он стал за них не в шутку заступаться. Денис это понял с самого начала и расхохотался над Саньком. Руслан тоже заулыбался радостно, но опасно размахивая лопаткой, а не прижимая её как прежде к своей широкой груди. Санёк обругал нас и пояснил — пропадёт братишка, с ним испарится и его мечта — мотоцикл! Я был снова рад за себе и свою злую шутку, которую некоторые приняли всерьёз.

Дальше можно было идти по узкому мостику, перекинутому через широкую с холодными даже в самую жару водами реку, берущую свои начала из многих горных истоков - так было намного ближе, чем по настоящему мосту. Но этот мосточек со своими дырами, да в кромешной ночной тьме, представлял большую опасность. Это были большие, качающие воду и с шумом несущие её в себе две трубы, перекинутые с одного берега на другой; на них наварили хлюпкие перила, а промежутки между ними застелили чем попало. Дыры в этой конструкции достигали в некоторых местах до метра и некоторые люди, в надежде сократить путь, иногда охлаждались в ледяной реке. И даже бывало кто-нибудь из несчастных охлаждался навсегда и сменял своё место жительства с одной стороны реки на другую: ведь ширина раскинувшейся перед дамбой реки была более трёхсот метров и выбраться удавалось немногим. Поэтому мы, только посмотрев в темноту по направлению моста смерти, и даже не обсуждая этого, пошли к центральному мосту, который проходил по плотине. Машин за городом почти не было, людей подавно. И только Витёк с Питаком — две наши уже прижившиеся мозоли, плетясь позади и то отставая, то вновь догоняя нас, о чём-то бормотали сзади, видать, подсчитывая свой процент с бабкиных проездных.

4

Вид ночного кладбища, ярко освещённого полной луной и со зловещими могильными надгробиями, да покосившимися крестами, быстро развеял наше лихачество. Уже никто не пытался шутить.

«Русское» кладбище, старое и растекающееся из него «новое»... Сколько народу здесь закопали из нашего города и всех других близлежащих городков и селений! Лежат себе в узких гробиках и гниют, или уже сгнили. А ведь дышали и радовались. А сколько вынесенных мук перед смертью? А кто и без мук, даже и не поняв, что же с ним произошло, уходили в неизвестную простому смертному вечность. Да, у каждого своя история. Зачем жить, если умереть? Кто раньше умрёт, тот будет дольше мёртвым. А зачем? Там что - лучше? Вообще-то мне и здесь неплохо с живыми, когда есть что взять у мёртвых - на этом я для себя и порешил, после моего недолгого философствования на тему: «Зачем мы умираем».

Когда подошли к могилке нашей бабули, внутри нас от страха закипел бешеный азарт. Я первым набросился на подсохший холмик и дрожащими руками принялся раскидывать ещё местами рыхлую землю. А Денис, как циничный аристократ, убрал осторожно два худеньких венка и в одиночку, в раскачку, вытащил деревянный крест, аккуратно облокотив его на свежевыкрашенную металлическую оградку соседней могилки. Да, чьи-то родственники уже постарались с оградкой - чтоб погребённый или погребённая зазря не шлялись по ночам и не нарушали покоя живых. А для чего она ещё, получается, нужна - ведь кому что надо, тот и без труда может открыть незапертую калитку, а мёртвый — догадается ли? Поэтому, вопрос этот, конечно, спорный - кому больше нужна оградка - от живых, или о от мёртвых?..

Мы быстро углублялись в ещё хорошо поддающуюся землю, не забыв припахать и этих двух злостных халявщиков – Витька и Пятака — они должны были следить, что бы выкидываемая нами земля образовывала один цельный холмик. Руслан с Саньком менялись лопаткой, а мы с Денисом, найдя в расположенной не вдалеке мусорной куче по куску фанеры, орудовали не хуже любого землекопа. Когда дошли примерно до середины, то сами не могли поверить нашей прыткости - так быстро! «С такими темпами мы через час дома будем», - радостно промелькнуло у меня в голове... Я с удовольствием высморкался забившей нос пылью. Луна – небесный фонарь, казалось, ещё никогда не светила так холодно и ярко!

И вот - первый глухой стук лопатки о мёртвое дерево! Все радостно переглянулись, словно это был ни гроб с мертвецом, а сундук с кладом. Сундук с мертвецом?!

-Оно! - прошептал довольно Руслан, но почему-то стал бодренько вылазить из могилы, где в свою очередь со мной и был — всем четверым нам там места не хватало. Вместо него спрыгнул тут же Санёк, обозвав последнего «трусом».

Попытка открыть крышку прямо в яме, накрепко удерживающую её вбитыми, казалось, что на вечно гвоздями, не увенчалась успехом. Мы и сами мешали себе, стоя на крышке гроба. Об этом мы как-то не подумали. Могила не была предназначена для подобных грабёжно-вандальных посещений. Но всё-таки, кое-как растопырив ноги по краям ямы, мне удалось куском гнутой арматуры из мусорки, немного отодрать крышку на противоположной изголовью стороне — оттуда тут же повеяло тухлятиной. Сначала у всех это вызвало отвращение, ну а затем и немного радости от того, что бабуля уже начала разлагаться и не сможет причинить нам вреда. Хотя это странновато - так быстро затухнуть. Наверное, её тело уже давно при жизни гнило, но она сама не очень-то спешила покинуть этот мир. 

Находясь в могиле, я посмотрел на верх, на усыпанное звёздами небо и мне неожиданно захотелось лечь на прохладный гроб, обтянутый плотным материалом, протянуть руки к небесам и нежно ласкать эти далёкие светила, которые, протискиваясь в сырую яму, приблизились настолько близко что картина казалась почти сказочной и нереальной. Романтика всё ещё не покидала меня здесь, в городе мёртвых. Мы сейчас пришли сюда незваными гостями, нарушая их вечный покой... А, кто знает — может, им и нравится, когда кто-то тревожит их, а? Спросить то можно, но получишь ли ответ?..

-Надо крышку верёвкой подцепить и вырвать её! - Денис так же много советовал, как и отлынивал от работы.

Пронырливый Витька и хитрый Питак, снова отправились на мусорную кучу и притащили, довольные собой, несколько обрывков верёвки и шмотки проволоки от сожжённых, отслуживших своё, венков. Ничего не оставалось делать, как мастерить из всего этого нечто цельное и пригодное для перетягивания. Я же в это время железякой расковырял щель побольше.

-Санёк, помоги Женьке! - опять скомандовал Денис.

-А ты? -  возмутился его наглостью Санёк.

-Ты, мне пачкаться нельзя, сам же знаешь. - Этот малолетний интеллигент зазнался окончательно! - А если мы по каждому поводу ещё будем спорить, то я, ко всему прочему, и домой очень поздно попаду!

Все мы, кроме Дениса, предупредили родителей, что останемся ночевать у Санька, а Денис, как всегда, не успел, или просто не хотел спрашивать. Да и впрямь - променяет он свою уютную постельку на жёсткий диванчик у Санька!

- Дай верёвку, я сам! - сказал я, протягивая вверх руку Витьке, который со зловещей  ухмылкой на лице принялся разглядывать Дениса.

Мне вдруг почему-то захотелось побыстрее убраться отсюда — то ли вонь торопила, то ли затянувшееся присутствие бабули. Как всегда, пришлось взять инициативу в свои руки. Никто не возражал. Когда просовывал верёвку в щель, то представилось, как бабуля ловит изнутри меня за пальцы. Поэтому начатое закончил в спешке и выскочил из могилы без чьей-либо помощи.

- Старая не ворочалась? А то, небось, уже проснулась от твоего шума! - ухмыльнулся Денис.

- Ага, тебя спрашивала, - не опоздал я с ответом. - Прилечь рядом звала.

- А я уже тяну! - Руслан немного натянул верёвку и, улыбаясь, смотрел на нас безвинными глазами.

- Подожди! - деловито остановил его Санёк. – Давайте, все разом возьмёмся!

Распределились — Денис осторожно пристроился сзади, Санёк спереди, а мы с Русланом посередине. Витька с Питаком стояли на краю могилы и, ехидно хихикая, о чём-то болтали, весело пощёлкивали семечки и с безразличием сплёвывали шелуху в могилу к бабуле.

Потянули сразу все вместе. Скрежет из могилы глухо промчался в ночной тишине по кладбищу и противно поскрёб по коже. Но верёвка в какой-то момент мгновенно ослабла и Санёк, стоявший спереди завалился на меня. Он испугано вертел головой с приоткрытым ртом и глубоко вдыхал. Витька с Питаком стояли у могилы и укатывались от смеха. Верёвка сорвалась, виновным оказался конечно, я, и лезть в могилу, уже с более приоткрытой крышкой от нашей первой неудачной попытки, конечно же, предоставлялось снова мне.

-Пусть Руслан теперь лезет, - возразил я.

-Ага, он сейчас на крышку встанет, и она опять сомкнётся, он же вон — кабанчик, - Денис так сказал потому, что никто не доверял нашему батыру никакие тонкие поручения зная, что хоть и здоровый но совсем неуклюжий Руслан, всегда что-нибудь испортит. Но и сам Денис любил только командовать, а не выполнять что-нибудь, поэтому Руслан теперь грозно сжал кулаки, хоть и был всегда очень спокойный.

Я взял верёвку и сказал, чтобы меня лучше поддерживали, добавив, что их неуместные сейчас разборки не вписываются в местный пейзаж.

-Уйди! - Дал пинка Витьку Санёк, чтобы тот не мешался с Питаком. - И не балуйся фонариком, а то мы тут и так, как на витрине.

Фонарик мы с самого начала не включали, чтоб не привлекать лишнего внимания – полная луна и так неустанно справлялась лучше любого прожектора и подбадривала нас своим присутствием, а неугомонный Витёк вновь решил посветить в могилку, но Санёк выхватил его у него из рук и отдал Руслану.

Я же, ловко упираясь в могильные стены, уверенно спустился к оттопырившейся крышке гроба, и в уже ставшее более широким отверстие просунул верёвку. И снова без чьей-либо помощи моментально выскочил на верх. Санёк сразу немного подтянул её.

-Только ни так резко, а то я больше не полезу.

-Да ладно, тебе уже не привыкать, - снова ухмыльнувшись, произнёс Денис. - Вы там уже, небось, сдружились.

Что-то гулкое - железо об железо, громыхнуло прямо возле нас, неожиданно нарушив кладбищенское спокойствие. Мы все оцепенели, и никто не шелохнулся, замерев каждый на своём месте от страха. Руслан осторожно и нехотя направил луч фонарика в кусты, в сторону удара.

-Убью! - прохрипел Санёк.

Я медленно повернулся и увидел среди тёмной листвы довольного своей выходкой Питака, державшего в руке лопатку.

-Да ладно, вы что? Я ведь просто, по оградке, - пробурчал он, разглядев наши разъярённые, но всё ещё испуганные физиономии, оправдывая себя. Ухохатывающийся взахлёб Витька, стол возле него.

-Пошли оба домой, и бегом! Вы уже надоели, до отказа, чмошники конченные! – срывающимся в девчачий писк голосом выругался Денис, выпуская из себя нахлынувший страх, и всё ещё держась очень крепко за моё плечо, которое даже болезненно заныло.

-Вы же сейчас чьё-нибудь внимание привлечёте, придурки! - не остался в стороне и я.

Но моих объяснений они уже не слышали - каждый из этих двух отморозков получил порцию пендалей и затрещин от подскочившего со скорость молнии к ним рассвирепевшего Санька. Когда экзекуция закончилась, то мы, довольные увиденным «мочиловым», снова взялись за верёвку и осторожно потянули. Но у меня уже не было того страстного желания открывать крышку - ведь там лежала она и ждала нетерпеливо нас.

-А кто за деньгами полезет? - Расчётливый Денис думал на пару ходов вперёд.

-Ты почти не копал, вот и полезешь, аристократ на палочке! - сходу ответил Санёк. - Не бойся - не испачкаешься - покойников во всё новое одевают! Да и внутри у старухи чистенько, тем более ещё не разложилась, а то, что вонь чудилась - так это кто-то из вас от страха не смог удержаться вот и завоняло.

Гвозди уже не так шумно вытягивались из древесной плоти гроба, и чувствовалось, что крышка медленно, но уверенно открывалась.

-А её здесь нет, - тихо и удивлённо произнёс Витька, потирая отбитые зад и бока и осторожно оборачиваясь на нас, словно кого-то, и в правду, ища.

Мы приняли это заявление за его новую, тупую шутку, хотя биение сердца, по крайней мере у меня участилось, а жилки слегка подтянулись.

Руслан посветил во внутрь могилы, и мы все разом заглянули в разинутую пасть гроба.  Фонарик вывалился из руки Руслана, а в голову ударилось увиденное — гроб и вправду был пуст, и бездна тени смертной взирала на нас!

Мгновение полного смятения длиною в вечность невыразимого ужаса! И – все, единым порывом, ринулись, не задумываясь и тем более не думая друг о друге, в паническое бегство! Как, где и кто с кем бежал, я даже не знал и вообще ничего не понимал — словно всепоглощающий страх сделал меня безумным. И, скорее всего, ни меня одного — нас всех!

Бег, бег сквозь ночь и колючки, сквозь пустоту и беспамятство! Бег от ужаса и в него!

Немного в себя я пришёл, когда уже вбежал в город.

Ночные фонари, ещё издалека, светили мне так, словно освещали путь жизни, своими скудными желтоватыми лучами прокладывая надежду спасения от подстерегающей опасности, скрывающейся во мраке ночи. Так как в эти минуты мне казалось, что опасность скрывается теперь везде и повсюду!

Ведь если подумать, то жизнь и была одним сплошным освещённым коридором. Рождаешься во тьме и бредёшь в потёмках к свету, и светит он для кого-то ярче, а для кого-то совсем уж тускло. И ты пытаешься всё же идти по направлению к нему, но изредка, с необъяснимой боязнью, заглядываешь через мутные стены-тени в сплошной духовный мрак, тебя окружающий. И заглянув раз во тьму, она почему-то больше тебя не отпускает.

Я старался бежать по освещённым улицам, а если не было возможности, то ни на секунду не сводил своего взгляда от света, брезжащего где-то впереди - не оборачиваясь и не заглядывая в непредсказуемую мглу. До дома оставалась пара минут, если бежать тем темпом, что я держал до этого, но силы в один момент покинули меня, и я остановился. Обессиленный я согнулся и облокотился руками о полусогнутые и трясущиеся колени. В горле драло от каждого вздоха. Пот прошиб, и сразу стало слегка морозить. Нехотя, и с опаской медленно обернулся: «где же остальные?», - но за спиной всё пребывало в полном спокойствии, не нарушая ночной тишины. Я медленно продолжил свой путь по направлению к дому, но уже не с таким рвением, что было прежде.

У своего подъезда я снова остановился, перевёл дыхание и, всё ещё дрожа, стал стряхивать глину с брюк.

Что сказать родителям? - ведь ночевать отпросился к Саньку. Идти к нему? Снова идти в темноту? Не-е-ет!.. Может, Руслан сейчас подбежит — он ведь у нас спортсмен?

В листве деревьев послышался шелест, и я пулей, не оглядываясь, влетел в подъезд. Мгновенно открыл дверь своим ключом и, как вкопанный, остановился в прихожей, прислушиваясь за оставленной за запертой дверью тишиной.

Чутко спящая мама удивлённо спросила из спальни - я ли это. Пришлось на ходу соврать, что всё же захотелось домой — ничего другого не пришло в голову.

И уже через минуту лежал в постели, глубоко дышал и боялся заснуть, всё ещё не отойдя от ночной пробежки и от нестихаемого страха и не понимая, что же произошло. Вздрагивая от каждого шороха, уснул только на рассвете.

5

Проснувшись, я не находил себе места в стенах квартиры: то умоюсь холодной водой, то, с надеждой увидеть наших, смотрю через закрытое окно. Мучился тем, что струсил и убежал, бросив ночью своих товарищей. Но тот, кладбищенский страх я ощущал и сейчас, и это он держал меня в квартире. И как бы мне ни хотелось выйти и разузнать о других - я боялся, а ещё боялся узнать худшее. Уже наступил день, а ни о ком ничего не было слышно. Может, также сидят, как и я по квартирам, и боятся выйти из дома? Эту старую ведьму, если бы была жива, то задушил бы собственноручно! Вспомнились вдруг, сами собой, истошные крики Витьки у проклятой могилы, потом, как без оглядки удирал в темноте.

Стуки в дверь оживили меня. На пороге стоял Санёк: измученное страхом и недосыпанием лицо, сухая земля на штанах и красноватые глаза указывали на то, что не только ночь, но и день были у него насыщенными.

-Витька, не у тебя? - после некоторого молчания он всё же заговорил первым.

Его вопрос подтвердил мои домыслы, что вчерашняя ночь не обошла ни одного из нас стороной.

Я не знал, что ему ответить - ведь самому стало не по себе и в голове всё перемешалось.

-Куда вы все убежали? - не дождавшись моего ответа и полный обиды снова спросил он.

-Ну, я побежал... Мы же все побежали.

-А Витька, он же там остался! Его, кажется, чем-то зацепило. Я тоже побежал, а сам слышу, как он орёт. Потом остановился у реки - кто-то переплывал через неё, но я не увидел кто это был. Река меня в общем, и остановила. Ну, я не знаю, просто развернулся и побежал обратно - мне уже было наплевать. Подбежал — никто уже не орал и никого там не было. На земле лежал наш фонарик. Подошёл взял его и посветил туда.

Он замолк и в первый раз за свой рассказ посмотрел на меня. Его зрачки запрыгали, и он ещё больше побледнел. Присел на ступеньки и закрыл ладонями лицо.

-Ни её, ни его там не было, - втянув носом жидкие сопли, пробормотал он.

Молчание продлилось пару минут.

-А как ты пустой гроб разглядел - крышка то назад упала. - Я всё ещё на что-то надеялся.

-Она лежала боком. И я никого там не увидел. Только пустая чернота.

По мне прошлись мурашки, словно я снова увидел этот пустой гроб.

-Я услышал, что кто-то идёт ко мне со стороны кладбища. Я позвал — никто не ответил, но и не остановился.  Ну, я и бросился снова бежать оттуда... Ты знаешь, как мне было страшно там, одному?!

-Может, он с кем-нибудь вместе бежал, - я попытался что-то сообразить или как-то успокоить его.

-Нет... Хотя, Питак тоже не вернулся - под утро его мать приходила. Я сказал, что его с вчера не видел. И Дениса мать только что наорала на меня.

-Тоже не пришёл?

-Пришёл. Но его утром отец в больницу увёз. Пришёл весь мокрый, бормотал что-то. Я думаю, это он реку переплывал. А под утро ему совсем плохо стало. Так вот она на мне и сорвалась, говорит, он со мной, с отбросом связался - вот от меня и все неприятности. Даже её сожранный суп на прошлой неделе припомнила, - злобно сжимая губы, закончил он.

- А, Руслан? Ты заходил к нему?

Но он только помотал отрицательно головой и попросил меня самого зайти к Руслану.  Я нехотя спустился этажом ниже. Открыл его братишка. На вопрос - где брат, он спросил мать, которая была в ванной. Она крикнула, что он с утра зачем-то один уехал в кишлак к бабушке.

Санёк, стоявший рядом, отрешённо покачал головой. Мы зашли ко мне в квартиру, и он сразу сел на мою заправленную кровать и попросил попить, и пока я ходил за водой для него на кухню, он уже уснул.

Проснувшись через час, он попросил, чтобы я пошёл с ним на кладбище поискать Витьку или его следы. Этого мне не хотелось делать больше всего. Но после упорных уговоров пришлось нехотя одеться, тем более на улице светило солнце и пели птицы — страхи как-то приутихли. После недолгих сборов мы двинулись вновь посетить это тихое место с покойниками в земле и могилку старухи, которой, видимо, не хотелось там ни как оставаться...

По дороге Санёк молчал, а я высказывал всё то, что накипело - что против был с самого начала этой тупой затеи и сколько их отговаривал. Но он упорно молчал, не произнося ни слова в ответ. Видать, сильно переживал за исчезнувшего братишку.

Оказавшись на кладбище, увидели несколько машин, стоявших возле бабкиной могилки. Мы осторожно обошли это место и, спрятавшись в кустах, стали наблюдать: там стояло двое милиционеров, мужчина в белой рубашке и с папкой в руках и двое в рабочей одежде, которые уже вкапывали крест над бабулей, который Денис вчера аккуратно поставил у соседней могилки. Переждав на холмике, пока они уедут, спустились к бабкиной территории - всё было закопано и прибрано. Санёк стал хаотично бегать и рыскать вокруг, выискивая сам не зная чего. Потом бегом спустился к речке, а я покорно последовал за ним. Убедившись, что здесь и там никого нет, он сел и зарыдал. Я стоял в стороне и мне приходилось только отводить свой взгляд, чувствуя и себя в чём-то виноватым.  Успокоившись минут через десять, он вскочил как ошпаренный и побежал вновь к кладбищу. Я не спеша пошёл за ним уже зная, куда и зачем он мог отправиться. Я нашёл его лежащим на бабулькиной могилке, холмик земли которой был уже разбросан, а надгробный крест уныло валялся в стороне. Кладбищенская пыль смешалась на его лице со слезами и потом, и он выглядел просто ужасно — словно свежевосставший вурдалак.

Я поднял его и потащил домой. Он только тупо и молча смотрел в недоброе пространство, облокотившись одной рукой о моё плечо.

В застывшей синеве висело одно облачко.  Впервые за многие летние недели. Оно, далеко за холмами напоминало одинокого странника, заблудившегося в огромном, голубом пространстве. Оно не прольётся дождём, а просто растает, как будто и не существовало никогда. И никто не потрудится вспомнить о нём. Да и зачем?

Санёк как-то странно разглядывал это одинокое явление в расплавленной вышине, словно ища какую-то связь или с собой, или ещё с чем-то абстрактным, что ли.  Я ещё раз всмотрелся в странное облачко, но никакие мысли больше не лезли в мою опустошённую этой ночью голову. Санёк уже шёл самостоятельно, так и не произнося ни слова.

Мы расстались с ним в городе.

-Если они снова закопали могилу, значит — она там?.. - были его прощальные слова, но я не смог ему ответить — он, не дождавшись ответа, уже брёл походкой лунатика в свой двор.