Серия «Обет безбрачия»

18

Кровиночка

В небольшой кабинет начальника Михайлова Николая Петровича вплывает грузная фигура белокурой женщины. Я устраиваюсь на работу, пишу заявление и украдкой рассматриваю женщину. Внимание моё привлекает кровоподтёк под глазом, обильно замазанный тональным кремом.

Через неделю, заняв стол рядом с ней, знакомимся. Я стараюсь не пялиться на уже почти исчезнувший с её лица фингал. Но получается не очень, при разговоре взгляд невольно цепляется за чуть заметную красную ниточку запёкшейся крови.

— Это сынуля меня разукрасил, — удовлетворяя моё любопытство, равнодушно произносит Лида.

— Как это?

— Да как? Кулаком.

— За что?

— За то, что возразить ему посмела.

Я недоуменно хлопаю глазами.

— Он, когда пьяный, вообще с катушек слетает. Это ещё что? Это уже всё зажило. — Лида достаёт мобильный телефон и протягивает мне. — Вот что было две недели назад.

Я смотрю на фото и содрогаюсь. Синее лицо с заплывшей глазницей, такую физиономию можно увидеть в каком-нибудь боевике или даже фильме ужасов.

— Ублюдок, — вырывается из меня. — Ты в милицию обращалась?

— Нет, — Лида прячет телефон. — Хотела было, так он сказал: иди, иди, я свои 15 суток отсижу, выйду и прибью тебя окончательно.

Я смотрю на руки этой, совсем ещё не старой, только недавно вышедшей на пенсию женщины и замечаю на них полоски шрамов. Так режут вены. Я видела в одном фильме.

Лида перехватывает мой взгляд.

— Да, да… Резала… И вешалась… Умереть хотела… Много раз… Не вышло.

Сейчас Лида живёт в коммуналке, приобретённой в ипотеку. Свою родную квартиру, в которой прожила всю жизнь, оставила буяну-сыну.

Кирилл — нигде не работающий алкаш, продолжает трясти с матери последние деньги. Полторы ставки инженера и пенсии едва хватает, чтобы как-то сводить концы с концами, выплачивать ипотеку и содержать дармоеда-сына.

Публикуется на Литрес, Ридеро, Амазон

Публикуется на Литрес, Ридеро, Амазон

Показать полностью 1
4

Крик в осень

Ветер посрывал с деревьев остатки листвы, покружил их в танце и замер, любуясь плавным падением. Осень. Если представить её женщиной, обязательно зрелой, много повидавшей и пережившей, она будет выглядеть печальной. У Лиды, лежащей неподвижно на старой продавленной кровати, ощущение полного одиночества и безысходности. Годы её жизни, как эти листья, покружили в танце и медленно падают вниз. Скоро они превратятся в ворох грязно-жёлтой массы и начнут гнить. А может уже?

Тишина такая, что начинает звенеть в ушах. И вдруг:

— Я никого не люблю! Идите все на…

Крик отчаяния проткнул всеобщую безмятежность и её мозг. Неужели есть кто-то, кому так же плохо? Ведь и ей хочется высунуть голову в окно и крикнуть те же самые слова, но она не может. Не может добраться до подоконника, не может нарушить тишину, ведь рядом спит сын, а за стенкой мать. Если бы крикун знал об этом?

— Слышите, вы все? Я никого не люблю! Идите на…

— Зато я тебя люблю, — выкрикнул кто-то в ответ, и хулиган тут же заткнулся. Помогло.

Крик в осень
Показать полностью 1
9

Отмщение

На табуретке возле кровати икона Божьей Матери, Библия, Ветхий Завет и ещё несколько книг, в которых она ищет утешение и осознание. Лида видит и понимает, как отдаляется от неё собственный сын, которому не нужна мать — калека. Все дети ходят с родителями в цирк, в зоопарк, на карусели и в кино, а он ковыряет палкой песок во дворе.

Лида в отчаянии смотрит на икону. Если искать спасения, если умолять о пощаде, то у неё, у Богородицы. Она мать, а, значит, поймёт и поможет. Но ведь и грех на Лиде тяжкий, понять и простить который не так-то просто. Долго думала Лида и поняла — раскаяния мало, нужна жертва, и жертва эта должна быть равноценна содеянному. А раз через физическую близость грех совершён, значит, и жертвовать надо ею. И вот держа перед собой икону, глядя Богородице в глаза, даёт Лида обет — никогда, ни при каких обстоятельствах не вступать в физическую близость с мужчиной.

...Медленно, но сила в ноги возвращалась, сначала Лида отбросила один костыль, а потом и другой. Через полтора года две деревянные опоры заменила палочка, а потом и она отправилась на помойку. Жизнь постепенно налаживалась, с Лиды сняли инвалидность, и она устроилась на работу. Жизнь потекла спокойная и обыкновенная.

Всё вроде в жизни Лиды хорошо, но чего-то не хватает. Ведь она живой человек, женщина в самом расцвете, и очень даже симпатичная женщина, и мужчины на неё нет-нет да заглядываются, но зарок данный Богородице Лида помнит и в соответствии с этим ведёт себя сдержанно и неприступно.

В учреждении, где работала Лида, прошли оргштатные мероприятии, благодаря чему Дмитрий Александрович Романов и попал в их управление. Статного красавца приметила и оценила вся женская половина коллектива, не смогла остаться равнодушной и Лида. Да что там говорить, накрыла Лиду любовь прям с самого первого взгляда, ну может и не любовь, а влюблённость, но какая разница, как называется чувство, если ни спать, ни есть Лида не может. И с накрывшим чувством справиться тоже.

Теперь Лида на работу ходит, как на праздник. По каждому поводу, а то и без него, выскакивает в коридор, ведь только там они с Дмитрием Александровичем только и могут неожиданно пересечься. И каждый раз при пересечении Лида заглядывает в жгучие синие глаза, и каждый раз ей кажется, что и Дмитрий ищет её взгляда. А то, что поймав его, отводит глаза, так это из-за застенчивости, вызванной, возможно, ответными чувствами. Полнится душа Лиды надеждами, а тело желаниями. Всё дольше задерживаются друг на друге взгляды, всё глубже и выразительнее они становятся. Лида догадывается, понимает, верит, что взаимны её чувства. Вот только высказать их нет возможности, а может просто не хватает смелости. Но рано или поздно это же должно случиться? Тем более что Новый год.

И вот в полночь под бой курантов загадывает Лида желание: «Пусть он полюбит меня всей душой. Сильно, сильно». Для надёжности записала желание на листочек, сожгла, в шампанское пепел стряхнула и выпила.

А тут и праздники закончились, и Лида счастливая мчит на работу. В дверях наталкивается на Дмитрия Александровича, от неожиданности цепляется носком сапожка за порог и летит прямо в его объятия. А тот галантно успевает подставить руку и удержать её на лету. Ах, лучше бы не подставлял, и упала бы Лида тогда прямиком в его объятия, но ладно… Оперлась Лида о подставленную руку, и, задыхаясь от счастья, чуть слышно прошептала: «спасибо». Дмитрий Александрович смущённо головой кивнул, но руку не отнимает, ждёт, когда Лида сама его отпустит, а она не может или не хочет, а скорее и то, и другое. Вот так и стоят в дверях, друг на друга смотрят, а руки не разнимают. А тут, как назло сотрудники в двери лезут, «чего застряли» орут, Лиду в спину толкают. Ничего не поделаешь, пришлось руку отнять и пойти на рабочее место...

... Лида садится за рабочий стол, берёт чистый лист и пишет записку: «Позвони…» и свой номер телефона. Выйдя за территорию, огляделась — никого нет, и сунула записку под «дворники» автомобиля Дмитрия.

Сентябрьский вечер нежно обдувает лицо робким ветерком, пожелтевшие берёзы бросают высохшие от засухи листья и они приятно хрустят под ногами. Лида мечтательно смотрит в никуда. Всё, что попадается ей на пути, не имеет конкретики, потому что мысленно она не здесь, мысленно она прижимается горячим телом в красивом ажурном белье к мощному торсу Дмитрия Александровича. И страшно ей и боязно, и от мысли, что позвонит, а ещё больше, что не позвонит.

Лида сворачивает во двор, но не сразу замечает группу столпившихся возле гаража людей. Она так глубоко погрузилась в свои сладостные мечтания, что всё вокруг кажется не интересным и ничего не значащим. Но тут поворачивается одна из женщин, это соседка Надя, она тревожно смотрит на Лиду и толкает рядом стоящую старуху. Та оборачивается, испугано суёт кулак в рот и качает головой. Когда всё сборище поворачивается в её сторону, Лида наконец приходит в себя и недоумевающее глядит на людей.

Что им нужно? Опять какие-то поборы на лампочку в подъезде?

Но нет. Все молчат, и взгляды у всех такие… пугающие. Как будто они что-то знают, чего не знает она. Ноги сами несут её к толпе, Лида идёт медленно, а сердце бьётся всё быстрее. Толпа расступается и…

Сердце, оторвалось и ухнуло вниз, а в глазах замельтешили мелкие чёрные точки. В промежутке между гаражами на земле лежит сын Кирюшка. Глаза его открыты, он смотрит в небо. Можно подумать, что он просто прилёг полюбоваться облаками. Но вот мальчик дёрнулся и застонал, и всё стало понятно.

В голове зашелестело опавшей листвой. Лида посмотрела под ноги, она стояла на пыльной дорожке, под ногами ни одного листочка. Где-то в глубине непонятно откуда взявшегося шума пробивались голоса.

— Лида, «Скорая» уже едет. Мы вызвали.

— Он прыгал по крышам гаражей. Вот и не долетел.

Отмщение
Показать полностью 1
2

Преодолеть себя

На табуретке рядом с книгой тарелка серого месива, такого же серого, как и её жизнь, и такого же безвкусного. Лида приподнимает алюминиевую ложку, слипшийся комок повисает под выпуклой ложбинкой и шмякается назад в тарелку. Есть хочется очень, очень, но не эту блеклую бурду.

— Ешь, говорю. Другого ничего нет. А откуда возьмётся? На какие шиши?

Мать хлопает дверью. Шишей нет. Лида знает. Но знает она и о том, что сердобольные соседи жалеют её и делятся своим дачным урожаем. Кто помидоры принесёт, кто огурцы.

Лида слышит, как звякает звонок, бряцает цепочка и раздаются приглушённые голоса.

— Вот, Марьяна, это для Лиды и Кирюшки. Смотри, какие спелые. Ты не подумай, это не падалица, Володя сам с дерева снимал. Много в этом году уродилось, пять вёдер сняли. Повидла наварю на всю зиму. А вот одно ведро решили вам занести, порадовать твоих. Я самые лучшие выбрала и самые спелые. Ты не держи, пусть сразу едят, а я вам завтра яблок принесу.

Грохнула входная дверь и в прихожей стало тихо.

На ужин мать принесла ей пшённую кашу, кусок хлеба и молочный кисель.

— Это всё? — холодно спросила Лида, и мать, делая вид, что запамятовала, проковыляла на кухню и, вернувшись, положила на табурет жёлтую грушу.

— Вот. Гостинец, от тёти Оли.

Вот оно, счастье. Лида хватает аппетитный плод и вгрызается в него зубами с такой силой, что сочный нектар вместе с кашеобразным нутром просачивается из уголков рта и соскальзывает на подбородок.

В оконное стекло закрытой двери балкона билась головой оса, позади роились её полосатые сородичи. Лида внимательно следила за потерявшими ориентир насекомыми. Они были пьяны. Пробуравливая отверстия в гладкой кожуре плодов, осы чавкали грушёвую мякоть, жужжали от удовольствия, а насытившись, взлетали вверх. Осы были жадны и ненасытны.

Лида долго смотрела на бившуюся в стекло осу, потом протянула руку и опёрлась о табуретку. Икона Божьей Матери покачнулась, но устояла. «Помоги, матушка!» — прошептала Лида и передвинула верхнюю часть туловища на самый край кровати. Опрокинув на пол руку, упёрлась ладошкой в пол и медленно съехала с кровати. Непослушные ноги грохнулись следом на деревянный настил пола. Вот так! Дома никого, мать ушла в магазин, и как минимум час времени у неё есть. Опираясь на руки, она поползла к балконной двери. Отталкиваясь руками и подтягивая ноги, Лида доползла до балконной двери, приподнялась на порожек и толкнула створку. Свежий осенний воздух ворвался в комнату вместе с жужжанием ос и медовым ароматом груш. Лида дотянулась рукой до ведра и, не обращая внимания на недовольство и агрессию насекомых, схватила широкой ладонью три груши. Засунула их в вырез на груди ночной сорочки, снова опустила руку в ведро и достала ещё три. Запихнула туда же. Подумала, с тоской посмотрела на оставшиеся и повернула обратно.

Назад ползла осторожно, взбунтовавшиеся осы кружили над её голыми ногами, вонзали в них свои острые жала, но Лида ничего не чувствовала. Уже возле кровати она перевернулась, села, опершись спиной о край, вынула из выреза помятые груши и стала поглощать одну за другой.

Она ела с таким упоением, что не услышала, как стукнула входная дверь. К моменту, когда мать вошла в комнату, она доедала последний плод. Рот, щёки, подбородок и даже грудь были вымазаны грушёвой мякотью.

— Смотри-ка, — мать зло бросила пакет с купленной снедью на пол. — Ну раз тебе полегчало, значит будешь сама справляться со своими проблемами. — Подобрала пакет и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

На следующий день мать притащила откуда-то костыли, швырнула Лиде на кровать.

— Вот, Тамара отдала. После её мужа остались.

Костыли были неудобными, они не подходили Лиде по росту, воняли чужим потом и пылью, но Лида молчала, стягивала ноги с кровати, садилась, ставила перед собой сначала один, подтягивалась, просовывала в подмышку, опиралась, брала другой, ставила его рядом, наваливалась второй подмышкой, медленно приподымалась. Так изо дня в день, по чуть-чуть, под присмотром Богородицы, Лида научилась ковылять сначала до двери, а потом и за пределы комнаты. Через месяц мать отправила её в ту самую квартиру, из которой Лида вышла год назад за бутылкой водки.

Преодолеть себя
Показать полностью 1
10

Аз воздам

Гул голосов из открытого окна становился всё громче, что свидетельствовало об изрядной степени подпития компании. Вечеринка была в самом разгаре, увлекательность беседы только набирала обороты, но вот незадача — как-то неожиданно закончился алкоголь. Лида посмотрела на часы и ойкнула.

— До закрытия десять минут осталось. Не успею.

— Какие проблемы? — растягивая слова, произнёс высокий брюнет со странным именем Гела. — Я на машине. Довезу за три минуты.

— Ты же пьяный? — попыталась призвать к благоразумию Лида.

— И что? До ближайшего магазина не больше ста метров. Вряд ли гаишников встретим. Поехали. — Парень, пошатываясь, направился к выходу, увлекая Лиду за собой.

Лида сама дёрнула заднюю дверцу и плюхнулась на сиденье, застеленное старым «персидским» ковром.

— С ветерком поедем, — подмигнул в зеркало заднего вида Гела и направил его так, чтоб в отражение был виден глубокий вырез сиреневой кофточки, в которой теснилась мягкая пухлая Лидина грудь.

Автомобиль крякнул, хрюкнул, чихнул, задрожал и сорвался с места.

Двадцатью минутами ранее местный алкаш Борька Ковригин, будучи на мели и очень голодным, выковырял из асфальта чугунную крышку канализации с намерением сдать её в пункт приёма металлолома и получить за это причитающееся вознаграждение. Крышка оказалась ему по плечу только первые 10 минут. Выковырять — выковырял, но сил дотащить до нужного места не хватило. Почесав плешивый затылок, Борька отправился за подмогой.

В этот самый открытый люк и угодило колесо старой девятки. Провалившись в отверстие, машина накренилась и уже хотела остановиться, но, проглядевший яму Гела решил по-другому и впечатал подошву ботинка в педаль газа со всей пролетарской ненавистью. «Девятка» дёрнулась, взлетела и закружила каруселью.

Очнулась Лида в больнице. Первое, что она увидела перед собой, была её собственная замотанная бинтом и вздёрнутая вверх нога. Лида попробовала ею пошевелить, но не смогла, крепкий гипс держал ногу в надёжном заточении. Зато дрогнула и заколыхалась сзади привязанная к верёвке гиря. Потом приходил врач, и другой врач, и много других врачей, они смотрели, щупали, качали седыми головами. Из всего, что они говорили, Лида поняла лишь то, что тазобедренная кость каким-то образом вонзилась в малый таз да так, что вытащить её оттуда никак не удаётся. А может и не так, Лида плохо разбиралась в анатомии.

Однажды в палату вошёл ещё один врач. Этот не был седым, а может и был, определить не представлялось возможным, так как врач был лысым. Белая шапочка сидела на торчащих, как у Чебурашки ушах, смятым куличом.

«Он пришёл, чтобы вынести мне приговор», — сразу подумала Лида и оказалась права.

— Ходить не сможешь, привыкни к этой мысли, — безапелляционно заявил врач и чихнул. — Вот. Правда.

Аз воздам
Показать полностью 1

За всё в ответе

В тот раз они пили много. Так много, что Лида, как потом ни старалась, не могла вспомнить, как и с кем она оказалась в ту злополучную ночь в одной постели. Да и какая разница? Ну было и было. Чего не случается в подвыпившей компании? Только вот спустя месяц обнаружила Лида, что беременна. А это уже серьёзно. Рожать второго ребёнка в планы ну никак не входило. С одним ещё куда ни шло, но с двумя… И никакие доводы морали и всяких остальных «нельзя» не могли убедить её в неправильности принятого решения.

Сделала, что надо и живёт дальше, так же как и до этого жила. Днём работа, вечером ребёнок. По выходным утром в церковь ходит, вечером тусовки собирает. Всё её устраивает, почти всем довольна, но что-то не так… сидит где-то внутри червоточинка, которая нет-нет, да и даст о себе знать. И чем дальше, тем больше мучает её то ли осознание собственной вины, то ли муки совести, то ли страх возмездия за содеянное. И с каждым днём этот сгусток чувств давит, мешая не только спать, но и просто нормально жить. Так и до морального истощения недалеко.

Всё больше Лиду тянет в церковь, где всё ясно, всё по полочкам. Всё больше книг читает, написанных людьми праведными. И приходит она к выводу, что единственное, что может ей помочь — это исповедь, как покаяние, как попытка отпущения греха.

Старца Серафима многие считали пророком. Верили ему все, и не только прихожане. Люди не воцерковленные считали его ясновидящим и тоже старались попасть на приём, чтоб получить благословение или напутствие. К нему-то на исповедь и отправилась Лида, предварительно подготовившись и духовно, и физически. Рассказала всё, как на духу, покаялась и попросила отпущения греха.

— Мда… — промолвил старец, — тяжкий на тебе грех. Такой грех простой исповедью не снимается. За него перед Господом ответ держать должно.

— Что же делать мне? Как жить дальше? — вопрошает с мольбой Лида.

— Живи, как живёшь. Наказание тебе за грех этот будет здесь, на земле. И придёт оно скоро, и года не пройдёт.

— А каким будет наказание?

— Этого я тебе сказать не могу.

— У меня ребёнок маленький. Что с ним будет, если меня не станет?

— А ты не бойся. Жизнь у тебя никто не отнимет. Наказание придёт через испытание. Что за испытание будет, я не знаю, и ты раньше времени знать не должна.

Разговор этот часто потом вспоминала Лида. Поначалу всё тревожилась, опасалась, но со временем тревога поутихла. Жизнь потекла своим чередом. Будни для работы, выходные для отдыха. Всё так же собирались у неё компании, всё также обсуждалось новое и повторялось старое и всё так же пили. Много и неразборчиво, пока...

За всё в ответе
Показать полностью 1

Условный брак

Андрей, студент театрально училища, ходил за Лидой по пятам. Талантливый юноша мог сделать прекрасную актёрскую карьеру, во всяком случае, многие ему это пророчили. Он был красив и так похож на молодого Александра Абдулова, а Лида обожала Абдулова, что отказаться от его ухаживаний свободной, ничем не обременённой женщине было трудно. Да и глупо. Зачем? Это так приятно, когда на тебя не может надышаться юноша на 10 лет тебя моложе. Но Андрея она не любила и замуж за него не хотела. А он хотел. Ну что за напасть!

— Да пойми ты. Это сейчас я в самом расцвете своей красоты и молодости, а пройдёт лет десять, ты как раз войдёшь в свою пору цветения, а я уже не буду такой, понимаешь? В сороковник я стану тебе обузой. Стареющей, цепляющейся за уходящую молодость женой. Для тебя старухой. Ты станешь этим тяготиться. А рядом будут ходить юные красотки, а ты же нормальный мужик. И что? Ты будешь бегать от меня налево, а я делать вид, что ничего не подозреваю?

— Не буду я бегать. Мне никто не нужен, кроме тебя.

— Это сейчас, пока ты влюблён. Но всё проходит, и это пройдёт.

— Не пройдёт.

— Да что ж ты такой упрямый. Далась тебе эта женитьба. Разве нам плохо сейчас? Никаких обязательств, никаких оков.

— Плохо. Мне плохо. Я люблю тебя и хочу с тобой жить, просыпаться и засыпать в одной постели. Вместе планировать будущее, ходить по магазинам, смотреть по вечерам фильмы на диване, прижавшись друг к другу.

— Ой, — Лида поморщилась. Вот этого ей точно хотелось меньше всего.

— Ну, пожалуйста, Лида. Ты не пожалеешь. Я стану знаменитым актёром. Правда, правда. Мне многие говорят, что я на курсе самый талантливый. — Лида презрительно поджала губки. — Ну ладно, самый способный. Меня ждёт успех и блестящая карьера. Не смейся, я точно это знаю. Я тебе обещаю, что добьюсь признания, я стану главным режиссёром театра. Обязательно самым главным режиссёром, самого главного театра. Для тебя, ради тебя. Ты будешь мной гордиться. Вот увидишь.

Пылкие речи юного красавца не трогали холодного сердца взрослой самодостаточной женщины. Она знала им цену, но немного подумав, Лида приняла решение.

— Ну хорошо. Давай договоримся. Я выйду за тебя замуж, но на условный срок.

— Как это? — оторопел Андрей.

— А так. Наш брак будет временным. Сроком на 5 лет. После чего мы согласно принятым договорённостям разойдёмся мирно, без всяких претензий в разные стороны и каждый пойдёт своим путём, не досаждая друг другу.

— Но…

— Никаких «но». Иначе я не согласна.

И вот Лида замужняя дама. Через год на свет появился отпрыск, который как бы и не входил в её планы, но раз уж случился, то куда ж деваться, не прерывать же беременность. Всё-таки традиции Лида, хоть и скрепя сердце, но привыкла чтить.

Так уж сложилось в её судьбе, что появление на свет ребёнка совпало с развалом всего и вся вокруг. Наступали девяностые. Им и вдвоём-то нелегко было, а уж втроём тем более. Денег в семье катастрофически не хватало. Андрею пришлось бросить учёбу, так как платить за неё стало нечем, и идти искать работу. А где может работать актёр-недоучка? Что он умеет? Кому нужны его способности перевоплощения, особенно, в то время, когда останавливались заводы и фабрики, а высокопрофессиональные специалисты из-за не востребованности и безысходности либо шли торговать на рынок, либо спивались. Вот тут-то и поняла Лида, что не она обузой стала молодому супругу, а, как раз наоборот, он ей. И теперь у неё не один ребёнок, а целых два. И если одного она ещё как-то прокормить может, то на второго у неё ни сил, ни возможностей не хватит. Значит, пора ставить точку.

— Ну всё, дорогой! На этом наша совместная жизнь окончена. — Заявила холодно и беспрекословно.

— Но…

— Никаких «но». Ты помнишь, что у нас договор. Я за тебя выходила на время. И хоть 5 лет ещё не прошло, но тянуть эту лямку дальше я не намерена.

(отрывок из книги)

Условный брак
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!