B.Dmitry

30 декабря 1984 года, послезавтра новый год!!! Наступает 31 декабря. День прошел, наступил вечер. Уже темно. И тут оказывается, что "Зарю" не поменяли. Мне приказ: "Пойдешь и поменяешь!" Я страшно разозлен!!! Идиоты! - кричу. - Вам дня не хватило?! Кто это сделал "Зарю" моим секретом?"

   Идти ночью не хочу, но пришлось. Все проходит удачно. Смена, которую меняют, очень рада! Уже девять часов, начало десятого приходим к себе. Ни с кем не разговариваю, лежу на койке, все чувствуют себя неловко. В 23:30 офицеры и прапора идут к солдатам, там мы начнем гулянку. Я говорю, что болен и лежу, новый год встречать не собираюсь, все уходят. Через несколько минут кто-то приходит и говорит, что всякое бывает. В общем, уговаривают, чтобы я не обижался. Миримся, и я иду в солдатскую комнату. Поздравляем друг друга, ведем себя весело и раскованно. Отношения в Афгане совсем не такие как в Союзе. Потом идем к себе. К нам приехали разведчики из Баграма на поддержку. Ожидается нападение духов. Поэтому пьем по чуть-чуть. Кам-кам, как говорят афганцы. Ночь проходит спокойно, за исключением какой-то бузы у бойцов. Но комбат вопрос с бойцами решил быстро и решительно. Никто не спит. Разведчики смеются, они называют наш миномет "Василек" пушкой. Один из разведчиков, чем-то напоминающий Рембранта и одновременно моего одноклассника, очень интересно и подробно, в течении всей ночи, рассказывает исторический фильм.

Утро, никакого нападения нет. Разрешаю себе расслабиться, часа через полтора снова в норме. Уже 1 января 1985 года. Ура, это мой год замены!

   Жизнь продолжается. Иногда у себя играем в карты в преферанс. Это очень сложная игра, я играть не умею. Умею только ходить. Играем Юра, Саша и я. Меня берут в игру только потому, что надо минимум три человека. Игра в разгаре! Юра делает ставку, что-то заказывает, все получается наоборот. Мы издевательски смеемся. Юра сам не свой от ярости, бывает такое. Автоматы стоят у каждого возле койки, патрон в патроннике, Юра бросается к ближайшему...

  Хочу добавить несколько слов от себя, Блинковского Дмитрия Антоновича, о характере лейтенанта Брянцева. Весна 1985 года, я уже дембель. И вот, стою на посту у ДШК - такой "дембель" Блинковский. Пост у ДШК. Это позиция, оборудованная на крыше нашего опорного пункта. Позиция оборудовано добротно, из камней и мешков с песком. Очень жарко. Сижу я возле пулемета, в бронежилете на голое тело и рядом лежит каска. На пост поднимается лейтенант Брянцев. Первый вопрос ко мне: "Боец, почему без каски?" Я ему и отвечаю: "Да пошел ты, кого ты учишь? Я уже дембель, а ты тут без году неделя!" Я знаю, что каска меня не спасет от пули, зато в ней очень жарко. В общем, я его игнорирую. Подумаешь, летеха молодой, я-то уже весь из себя, дембель, а он с нравоучениями лезет ко мне. И тут Брянцев меняется в лице. Одной рукой приподнимает автомат, висевший на плече, а в другую руку берет довольно увесистый булыжник. И говорит: "Вот я сейчас брошу камень в твою башку, и посмотрим, нужна каска или нет!" Закончилось тем, что я все же надел каску на голову, от греха подальше. Злой конечно я был очень сильно, да и самолюбие мое задел он. Попер ведь летеха на дембеля, честь и достоинство мое дембельское унизить посмел. На сегодняшний день я, конечно, понимаю, что его "молодой лейтенантский мозг" на то время работал более разумно, чем мой "дембельский", якобы умудренный двухлетним опытом пребывания в Афганистане. В конце лета или начале осени Юра Брянцев был ранен на 17 или 16 заставе. Его отправили в госпиталь, потом в Союз.

  Зимой были операции "Светофор", "Челнок" и "Провокация", в которых наши принимали участие. Но об этих операциях не хочется рассказывать.

   Наступила весна. Было, как сейчас помню, 24 марта, воскресенье. У меня на голове кепка, которую я привез из 177 отряда. Эксперименталки нам выдадут только в конце апреля. Сейчас эту форму называют афганкой, а в афгане называли эксперименталкой. Она очень хороша, но в горах надо максимально облегчаться. И поэтому я хожу или в саперной кзс, или в спецназовской куртке, тоже из отряда. На ГАЗ 66 собирается группа ехать в полк. Наш старшина Александров пришедший на замену Пете, еще один прапорщик из нашего батальона и человек 5 солдат. Я хочу ехать с ними, может деньги получу. Меня отговаривают: "Воскресенье! Какие деньги?" "Дай лучше кепку, я в ней в полку буду форсить", - говорит прапор. Взамен мне дает свою панаму. Я остаюсь, машина уехала в полк.

   Перед обедом комбат говорит, что наши не вернутся. На обратном пути между 16-ым и 17-ым пунктами, они попали в засаду. Погибли - старшина Александров, рядовой Дима Ступяк, остальные ранены, кроме одного бойца. Прапорщик, который брал у меня кепку, тяжело ранен, одна рука точно работать не будет.

Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти:

   АЛЕКСАНДРОВ Юрий Александрович, прапорщик, старшина батареи, род. 10.12.1952 в г. Куйбышев. Русский. В Вооружённые Силы СССР призван 03.05.72 Железнодорожным РВК Куйбышева. В Республике Афганистан с октября 1984. Неоднократно участвовал в боях с мятежниками, проявив себя смелым, решительным и заботливым ком-ром. 24.03.1985 погиб при выполнении боевого задания. Награжден орденом Красной Звезды (посмертно). Похоронен на кладбище "Рубежное" в Куйбышеве.

   Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти:

   СТУПЯК Дмитрий Михайлович, рядовой, ст. водитель, род. 24.10.1964 в с. Коропец Монастырисского р-на Терноп. обл. УССР. Украинец. Работал в колхозе "Свитанок". В Вооруж. Силы СССР призван 22.03.83 Монасты-рисским РВК. В Респ. Афганистан с сент. 1983. В составе группы 24.03.1985 выполнял боевое задание. Внезапно пр-к открыл огонь из засады. Не растерявшись, С. быстро оценил обстановку и, заняв выгодную огн. позицию, вступил в перестрелку. Погиб в ходе боя, вынося раненого товарища из-под огня пр-ка. Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно). Похоронен в родном селе.

  На место засады выезжает группа. БТР и расчет "Василька". Там уже были наши из других подразделений. Ответного огня мы не встретили. Единственное только, что из развалин на дорогу кто-то бросил гранату. И еще духи, трое или четверо, уходили на восток по горам. Так что мы вели огонь из "Василька". Рядом работали пулеметы из БТР и БМП. Двух духов точно убили и еще один труп валялся на месте засады, совсем рядом с нашим расстрелянным ГАЗ-66. А вот еще двое, вроде так и ушли. В горы мы не полезли, догонять не стали. Стояли внизу и вели огонь. Уже под вечер возвратились к себе.

   Через 9 дней поминки убитых. В офицерскую комнату заходит сержант. Докладывает: "Капитан говорит, смотрите, но только по две! Это разрешается".

   В апреле к нам пришел новый старшина. Коля Якушкин из Тамбова. Он десантник, инструктор по прыжкам с парашютом. Ему уже 31 или 32 года.

  На следующий день, очень рано утром, между нашим и 19-ым ОП, душманы сжигают афганскую колонну. Выдвигаемся туда. Когда мы прибыли на место, все уже закончено. Колонна горит, вокруг валяются мертвые и раненные водители машин. Душманы уже успели уйти высоко в горы. Комбат Глушко командует. Наш командир батальона, человек бесстрашный, он никогда и ничего не боится. Но в этом случае, даже он видит, что преследовать противника бесполезно. В горах мы их не догоним, а вот своих положить можем. На южном хребте, на расстоянии около километра, видны фигуры уходящей группы людей. Поэтому мы разворачиваем миномет. Досылаем кассету в "Василек". Сейчас мы положим несколько мин на хребет. И вдруг, страшный свист, как в кино. Взрыва не помню, наверное, у меня на полсекунды отказал слух. Потом кто-то кричит, что это духи увидели "Василек" и вмазали из безоткатки. Симак держится за ногу и орет: "Индпакет, быстрей!" Подбегаю к нему, но ничего страшного, его просто здорово ударило камнем. Никто не ранен, все целы. Оказывается, это наша артиллерия из полка дала пристрелочный. Снаряд должен был упасть или на южном хребте или к северу от нас, а получилось чуть нас не накрыли. Спасло то, что осколки пошли выше. Глушко, по связи, не стесняясь в выражениях, орет на артиллериста, который стрелял. Словами это не передать. Это надо было слышать, я не завидую этому офицеру на батарее. Комбат приказывает нам ложиться под Бэтэр. Следующая партия снарядов ложится там, где надо. Все в порядке, духов нет. Мы едем назад. Симак прихрамывает, у него здоровенный синяк на бедре.

    Через несколько дней комбат отправляет меня с расчетом на 19-ый ОП. Всеми силами пытаюсь не ехать, не хочу. Хочу встретить праздник 9 мая со своими. Ничего не помогает. Приезжаем на 19-ый. На этом посту стоит седьмая рота нашего батальона, им нужен миномет для поддержки. Командир поста старший лейтенант Стрельников. Делаю карточку огня, пристреливаем несколько точек на юге. На юг от поста кишлак Ливан. Этот кишлак неспокойный, опасный. 18 апреля приехали северяне, как мы их называли, они попробуют зайти в этот кишлак и навести там порядок. Выход намечен на 19-ое в ночь, их 96 человек.

   19 апреля 1985 года, стемнело. У северян около десяти единиц бронетехники. Они будут проводить операцию. Им нужны проводники на южную вершину. Проводниками пойдут трое - лейтенант Хивизов, сержант Зайдулин, сержант Михальчук. Командир роты Стрельников просит меня пойти с проводниками. Потому что сам лейтенант еще мало прослужил в Афгане и вообще вчетвером веселее. Можно конечно отказаться, но я прекрасно понимаю, что если что-то случится, то мне будет не по себе. Симак мне так прямо и говорит: "Откажитесь". Но отказаться в данной ситуации страшно неудобно, всякое могут подумать. Выходим. Уже ночь, но довольно тепло. Идти не очень далеко, от силы полтора километра. На мне горная куртка, больше ее старался не одевать, что положишь в карман - потеряешь. Сначала проходим направо. Через деревянный мостик, переходим неширокую речку, ширина ее метров 8-10. За речкой налево подъем в гору на юг. При подъеме лезу в карман, так и знал, граната в кармане, запала нет. Новая граната РГН, круглая как бильярдный шар. Приходится выбросить и гранату, без запала она не нужна. Прошло не больше часа, и мы наверху. Ребята предлагают нам переночевать на вершине, а утром спустится вниз. Мы отказываемся, ночью будет холодно, а мерзнуть никому не охота. Прощаемся и идем вниз. Двигаемся расслабленно, не спеша. Почти спустились с горы, осталось пройти два или три карниза, как называют эти тропинки вдоль горы. Идти приходиться то влево, то вправо, до речки остается метров 200. Я хочу закурить, достаю сигарету. И вдруг, откуда-то с юго-запада доносится глухая очередь из пулемета из ДШК. Потом взрыв на юге. Говорю: "Не может быть, чтоб наши нарвались на мины, мы ведь им показали, где минное поле". Еще один взрыв, довольно глухой, только уже на севере. И тут началось. Бронегруппа, которая стояла на дороге со стволами, повернутыми на юг, словно с цепи срывается. Стрельба ведется со всего, что там у них есть, стреляет даже Шилка (зенитная самоходная установка). Это очень страшное оружие. Мы с Михальчуком падаем в узкую ложбинку. Хивизов и Зайдулин, успевают пробежать немного вниз. Невозможно поднять голову, пули уже не свистят, они жужжат. Это значит совсем рядом, я очень хорошо это знаю. А свиста, можно не бояться, хотя по-всякому бывает. Михальчук начинает дрыгать ногами. Ну все, думаю, в него попали. Кричу: "Ты живой?! Тебя зацепило?" Он говорит: "Живой!" "Почему тогда ногами елозишь?" "Удобнее укладываюсь!" - отвечает. Стрельба не стихает, что с другими, неизвестно. Лежим еще, деваться некуда. Принимаю решение лезть вниз. Михальчук! - кричу. - Сейчас ползем к речке! Я справа ты слева, друг за другом нельзя, а то еще положит двоих одной пулей! Ни на одних учениях я так хорошо не ползал. Через некоторое время, сталкиваюсь с Хивизовым, который ползет на встречу. Зайдулина он оставил внизу, а сам полез за нами. Я рад, он тоже рад. С его стороны это очень смелый поступок. Вроде бы стрельба помалу начала затихать, но расслабляться нельзя. Приползли к реке, мы снова вчетвером, что дальше? На мостик или нет? Это крюк большой, через речку намного ближе. Захожу в воду, течение сбивает с ног, сам не перейду. Кладем друг другу руки на плечи и медленно, гуськом, ее переходим. Мы на своем берегу, мокрые по шею. Зайдулин бежит первым к нашему ОП, и ругается. Мат стоит сплошной, мы поднимаемся следом и смеемся. Нервное напряжение понемногу начинает отпускать. Мы на нашей территории. Нас встречают, все рады.

   На следующий день, 20 апреля, начальник штаба майор Таранец наконец-то привозит мне орден Красной Звезды. Это из моего бывшего 177-го отряда специального назначения, где я раньше служил. Меня поздравляют. А 21-го апреля, устраиваем небольшой праздник на 19-ом ОП. По традиции, орден бросают в кружку с водкой, я выпиваю один. Следующий тост вместе со всеми, все прошло как обычно в таких случаях. Несколько слов хочу сказать о наградах. На звезду мне писал представление Квачков В.В. командир нашего отряда 177 ОСН. Наш комбат Глушко тоже посылал на меня представление в 1985 году. Но не прошло. В штабе сказали, хватит, а то жирно будет. И еще в 85-ом, Саша Липатов, возил документы в полк на представление к награде на Симака. Так ему в штабе прямо сказали, что заслуженный штабист не имеет, а вы хотите сержанту. Липатову было стыдно за них, он нам это рассказал, а Симаку мы не сказали. Но все-таки Симак получил медаль за отвагу, уже после дембеля, он написал нам об этом в письме. И то хорошо, что он хоть после увольнения получил свою награду.

   На 18-ом посту нас несколько раз обстреливали. Но как-то в памяти особо не отложилось ничего. Там все быстро происходило, несколько выстрелов, мы отвечаем. На 19-ом также были обстрелы. Помню как-то комбат Глушко, меня вниз сдернул под бруствер, кричал, чтоб не высовывался. Пару кассет выпустили из "Василька" и все.

   Хорошо помню как к нам на 18-ый, несколько раз приезжал майор, сапер из полка. Ему уже лет 40 было. Мы ходили с ним и его группой в горы, левее нашего секрета "Заря". Я таскал связь, он снимал и ставил мины, наносил на карту минные поля. Так у него была примета, он мне об этом сам говорил, если он возьмет меня собой, то выход будет удачным. В общем, он в это верил. И как-то раз, когда я был уже на 19-ом, он приехал. А я уезжаю в полк, по каким-то делам. Поздоровались, поговорили, то да се. Мы уехали, а они должны были позже выйти на юг в горы, по своей службе. Едем из полка назад, уже почти подъезжаем к нашему 18-му и тут по связи передают, что на 19-ом, стрельба, наши саперы попали. Настроение сразу стало ни к черту. Приготовились к бою, доехали до 19-го. Оказывается, саперы вырвались. Так же как и нам весной, им пришлось вброд переходить речку. Они разделились на две группы, никто даже не ранен, а думали уже конец. Майор подходит ко мне и говорит: "Вот видишь, Володя, не взял тебя с собой и мне не повезло". А я стою и думаю, хорошо, что я в полк уехал. Сто процентов, это был бы мой поход, поскольку майор считал меня своим талисманом. Товарищ майор, когда я уже заменялся, дал мне ценный совет, как по-быстрому пройти всю писанину с обходным листом. Я ему очень благодарен.

   Как-то раз, я разыграл Сашу Симака. Это было у нас на 18-ом опорном пункте. Саша дембель, он должен весной уволиться. Каждый солдат на дембель делает какие-нибудь заначки. В полку это не приветствуется, могут забрать. Мы в минометной батарее, не понимаем этого, я против подобных мер. Так вот выхожу из казармы. Справа бруствер, позиция миномета "Василек" возле входа маскировочная сеть. Меня не видно. Метров 30 на юго-восток от нашей казармы, глухая стена дома-дувала. Окно в дувале заложено камнями. Симак, озираясь налево и направо, что-то прячет возле окна. Я делаю вид, что только что вышел из-за двери. Отношения у нас с ним очень хорошие, он мой зам. Я подхожу к нему и говорю: "Саня не доверяешь ты мне, а я про тебя все знаю. Не успел ты совершить нарушение, а мой агент уже мне все доложил". Симак не верит и с невинным видом отвечает: " А что он мог доложить? Я чист и открыт перед вами и никаких секретов у меня нет". Протягиваю руку в сторону дувала и говорю: " А давай-ка посмотрим, что ты прячешь в загашнике, возле окна". Он удивлен и поражен до крайней степени. Стукачество, среди солдат да и вообще всех военных это самое страшное преступление. "Кто он?" ; спрашивает Симак. Отвечаю: "Саша, ну сам подумай, неужели я тебе выдам такого ценного агента?" Симака аж трясет от ярости, он требует чтобы я сказал кто это. Я не говорю. Симак теряет терпение и зловещим голосом говорит: "Вы знаете что мы с ним сделаем когда узнаем сами?" "Прекрасно знаю, - говорю - Я сам служил срочную". Минут через десять, говорю, что я все сам видел, и что никакого агента нет. Он сначала не совсем верит, а потом я ему показываю, где я стоял. Он облегченно смеется.

   Первая партия весенних дембелей увольняется из Афгана. Правда повезло далеко не всем дембелям, некоторым придется служить еще лишних четыре месяца. Прощаемся, каждый из провожающих выпускает по одному магазину патронов. Стоит сплошная стрельба

   Весной 85-го, врач привез из полка таблетки Сиднокарб и противоожоговую мазь. Хорошие лекарства. Потом я не один раз говорил, что тому, кто их разработал надо поставить золотой памятник. В начале осени принесли к нам обгоревшего ребенка лет десяти. Отец принес или дед. Говорит, лампа взорвалась. Обгорел пацан сильно, но не плачет, только трясется. Вынесли мазь, я наложил ему мазь, она была полужидкая. Сверху наложил тампоны. Мальчишке полегчало. Он кричит: "Шурави хуб (Советский солдат хороший), душманы хароп (душманы плохие)". Мы им сказали, чтобы ехали в полк или Чарикар долечиваться. Вскоре после этого случая, к нам привели еще одного молодого афганца. Ему прострелили ногу. Мы оказали первую помощь. Я ему вколол Афин или Промедол, наложили повязку. Потом к нам прибежали его родители. Мать кричала: "Бача мае, бача мае (мальчик мой, мальчик мой)!!!" А отец молчал, ему было уже лет под сорок. Парнишку, вроде, духи хотели насильно забрать к себе в банду. Это его царандой ранил.

   Некоторых людей хорошо помню лица, а по фамилиям нет и наоборот. Был у нас один случай, довольно смешной. Летом наш расчет страшно задергали по выездам. Выезд за выездом. В расчете у нас был боец. Сначала я думал это Танский, но сейчас сомневаюсь. Танский худее, а этот парень был вроде слегка полноват. Нога у него часто болела. И вот опять приказ и не откажешься. Мы с минометом, должны ехать вчетвером. Объявляю выезд. А этот боец орет страшным голосом: "Да сколько можно? Угробить что ли нас хотят?"

   У меня помню было хорошее настроение, хотя я тоже уже замучился. Говорю спокойным голосом: "Нет проблем, иди, отдыхай, справимся прекрасно втроем". Симак тоже смеется. Подцепляем "Василек" и только собрались ехать, он выскакивает из комнаты. Удивленным и слегка дрожащим, от обиды, голосом произносит:

   - А что такое? Вы куда без меня? А я? -

   - Иди и отдыхай - говорю - Ты ведь устал.

   - Да что же мне уже и слова нельзя сказать? -

   В общем, едем вместе, как обычно.

   Осенью, в конце сентября, я заболел. Пожелтел, как говорят в Афгане. Отправляют меня в полк, потом в Баграм в инфекционку. Лечусь. В октябре выписывают. На перекладных БТР, МТЛБ к вечеру добираюсь до своих. Захожу на территорию.

     "Володя приехал!" ; кричит Казак. Меня встречают, поздравляют. В этот вечер провожаем Сашу Липатова. Он очень рад. Домой! В Союз! Саша удивляется, когда я выпиваю две маленьких порции чисто символически. Ведь после желтухи нельзя спиртное. Настроение хорошее, радостно за боевого товарища. А мне замена только в декабре, мне дают маленький отпуск. Провожу его дома, в ноябре я опять в Афгане. Поступает приказ: убрать прапоров из минометных батарей. Меня переводят опять на 19-ый опорный пункт. Но седьмую роту, к которой я когда-то был прикомандирован, перевели севернее Саланга. Новых я совершенно не знаю, и служить там не хочу. Как только узнаю о замене, сразу еду к своим и остаюсь на 18-ом. Оформил документы. Уехал я с 18-ого ОП на БРДМ 2, с двумя офицерами. Они из одной важной службы, но ведут себя совершенно по-простому. Прощаюсь со всеми. Обнимаемся с Колей Якушкиным и я уезжаю. Вылетел из Кабульского аэродрома 11-го декабря, а 13-го, рано утром, был дома. Под вечер растрясла малярия. Выдержал десять дней и поехал сдаваться в больницу. Новый 1986 год там и встречал.

   Дальше была служба на Дальнем Востоке. В 1995 году, увольнение на пенсию. Вот и все. Прошу меня извинить, за то, о чем не вспомнил, кого забыл или о ком рассказал, что-то не так. К сожалению, время стирает из памяти события, имена и фамилии, когда-то очень дорогих для меня людей. Всем моим ребятам, сослуживцам, друзьям, желаю крепкого здоровья и удачи!

18 ОП – это пост на Южном Саланге. Опорный пункт (застава) минометной батареи 3-го горнострелкового батальона 177 полка. Относительно спокойная обстановка. Есть вода. И ее столько, что хватает попить и даже помыться, постирать белье, форму. С питанием проблем тоже нет. Так сказать - первое, второе и компот. На заставе из личного состава в основном водители, связь, да минометчики из молодых. Конечно же, командиры, исходя из соображений безопасности и боеспособности заставы, старались держать на заставе, хотя бы несколько человек из более опытных бойцов (минометчиков). Опытные бойцы всегда нужны. Для обороны заставы от диверсий душманов. И всегда должен быть хоть один расчет, готовый по первому требованию выехать на отражение нападений на советскую колонну на маршруте. Афганские колонны тоже приходилось защищать. Душманы не брезговали ограбить и сжечь и колонны своих же соотечественников. Но если быть честным, кто его знает, кем были эти моджахеды, за какую идею боролись и с кем. Просто вооруженные люди на дорогах. И не важно, советская ли колонна шла, царандой или вообще гражданская. Основная цель, по-моему, у них была - что успели, то и урвали, что не взяли, то сожгли. И в горы. Успеть уйти, пока не получили по сопатке. Тактика - внезапность. У нас на Саланге такие инциденты случались часто. Но на заставах, можно сказать, мы отдыхали. Отдыхали от боевого охранения в секретах, от боевых выходов в горы, от заданий по усилению проблемных точек пехоты. Ну и как я уже выше написал - отмыться, отъесться, отоспаться и вшей бельевых извести.


30 августа 1984 года, два броника нарушили покой заставы. Внесли некоторую тревогу в ряды личного состава. Ведь неспроста припёрлись. Случилось что-то.
Из прибывшего транспорта вышли несколько офицеров, пару сержантов и быстрым шагом проследовали в офицерскую комнату.


Спустя некоторое время дневальный вызвал Виктора Рылко к командиру батареи капитану Козак.


С Виктором мы вместе начинали службу ещё в Марьиной Горке(БССР).Витя в 1983 году, после КМБ в Иолотани, так же как и я, попал в 177 МСП в третий горнострелковый батальон наводчиком минометов. И
к лету 1984 года уже не раз приходилось исполнять обязанности командира миномётного расчета.

В батарее у нас, насколько я помню, постоянно не был укомплектован штат сержантами, командирами расчетов после учебки. Как-то они быстро выбывали из строя. Кто по болезни, кто по ранению. Да и не очень их брали командирами сразу на боевые выходы. Так что часто использовали для этих целей рядовых, опытных наводчиков. К осени 1984 года Виктору уже официально было присвоено звание сержанта и должность командира минометного расчета. Правда с составом расчетов у нас тоже была проблема. Числиться, то числились формально бойцы в таком-то расчете. А выполнять боевую задачу приходилось с теми, кто под руку попал.


Прибыв по вызову комбата, Виктор узнал о цели прибытия офицеров и сержантов из батальона. Командир батареи обрисовал задачу.
-Надо сходить в горы, для усиления и прикрытия разведвзвода. Подняться вместе с ними на господствующую высоту. Занять там оборону и обеспечить беспрепятственное выполнение задания разведчиков.


Задача не сложная. Территория подконтрольная нашему батальону. Хотя там не очень спокойная обстановка. Гора расположена между Самидой и Улангом. Ближайший кишлак Ливан.


Командиры решили, что одного миномётного расчета из опытных бойцов будет достаточно. Но если что, то бой, скорее всего, придется вести на дальнем расстоянии. Нужны хорошие, "обкатанные" минометчики.
Но это так, на крайний случай. Скорее всего, обойдется. Да и гора не слишком высокая, подъем не очень тяжёлый. На вершине горы когда-то была точка пехоты. Возможно, там даже готовые укрепления, самим не придется строить СПСы. Не надо будет камни ворочать. Подниметесь, закрепитесь, ночь посидите, да и домой с утреца, на базу. Август месяц, днём очень жарко, ночи в горах холодные. Желательно сменить белье и х/ б, как раз есть стиранные подменки.


Кто пойдет? На заставе из опытных бойцов сейчас лишь Витя Рылко, Юра Дубовицкий и Камил Рахимов. Остальные на заданиях.Дубовицкий не хотел идти на эту операцию, отнекивался, пытался как-то соскочить. Даже сам не мог объяснить, почему так сильно противился этому выходу.
Но, увы, никому из троих бойцов даже времени не дали на раздумья. Армия. Приказ.
Короче, покидали ребятки, свои манатки, на броню. Загрузили несколько ящиков минометных мин. И вперед.


После обеда отправились в район Уланга. На месте их уже ждал взвод разведчиков батальона. Доукомплектовали бойцов минометными минами и выдвинулись на задачу.


Нет. « Горка » оказалась не такой уж низкой. Хрен его знает, там все горы, наверное, не менее трехтысяника. Саланг. Высокогорный перевал. Да и боекомплект с оружием, миномет, сухой паек, вода. Все на своем горбу. Вверх. Воздух горный, разреженный. Тяжко, очень тяжко.


К вечеру добрались. С трудом конечно, но без происшествий. Наверху на самом деле были СПСы, но полуразрушенные.


Команда.
- Снять груз. Осмотреться. Рассредоточиться. Оборудовать позиции.


Бойцы, уставшие после подъёма, даже не сняв вещмешки, падали на землю. Отдышаться чуть чуть.


Виктор выбрал подходящее место для установки миномёта. Снял с себя вещмешок. Минометную двуногу и прицел. Плиту и ствол несли Юра Дубовицкий и Камил Рахимов. Они слегка отстали, на несколько метров были сзади, ниже.
Виктор присел, осмотрелся и уже хотел звать к себе два остальных номера расчета Юру и Камила.

Темно. Уже почти ничего не видно. Вдруг сзади вспышка, грохот. Камень из полуразрушенного СПСа, ударил Виктора прямо в лоб. На мгновение сознание отключилось. Очнулся. Услышал крики в темноте.

- Минометчик подорвался-

В ответ прокричал - Я цел, со мной все нормально -
Открыл глаза. Рядом лицо. Слишком близко. Не славянское. Вроде боец из взвода. Лежит и двуногу минометную собой привалил. Откуда взялся? Ведь рядом никого не было. Он шел где-то позади.

Виктор сказал ему - Чего так близко, отодвинься немного и двуногу отдай -

Боец ничего не ответил. Виктор дернул из под него двуногу. Она слишком легко вышла. И тут он обратил внимание и понял, что рядом с ним лежит лишь полчеловека. Голова и туловище. Он, наверное, лег на мину и его разорвало пополам. Верхнюю часть туловища взрывной волной бросило почти вплотную к Виктору. Скорее всего, боец, своим телом и спас находившихся рядом товарищей от осколков.


Спустя несколько мгновений ещё один взрыв и ещё.
Крики раненых. Команда офицера.

- Лежать всем на месте, не двигаться, не шевелиться!!!

Виктор ощупал себя с головы до ног. Вроде все на месте, все целое, лоб слегка саднит и форма вся мокрая в чем-то липком. И запах. Запах непонятный, удушающий. Этот запах ещё долгие годы преследовал Виктора. Звон. Звон откуда? Что так громко звенит? Нет, это звон в голове.
Ещё раз внимательно посмотрел на рядом лежавшего бойца. Все. Он мертв. Ему ничем не помочь.


Второй подрыв был сзади Виктора и впереди Юры и Камила.
Осколками зацепило Камила Рахимова. В нескольких метрах от Юры и Камила упал боец. Взрывом его сбросило вниз. Он был в сознании. Громко кричал, просил о помощи.


Камил сказал Юре - Меня вроде не сильно зацепило. Я сам себя перевяжу. А ты попытайся помочь бойцу, который упал сверху -


Юрий, не смотря на приказ, никому не шевелиться, решил помочь раненому товарищу. Лёжа на спине, поджав одну ногу под себя (если оторвёт, так только одну), а другой ногой ощупывая землю перед собой ( сучить ногой, как он выразился сам), задом пополз в сторону раненного бойца.
Добрался, осмотрел его. Понял, что у него оторваны обе ноги. Наложил жгуты на каждую ногу. Затем кто-то из темноты бросил ещё несколько перевязочных пакетов и тюбики с уколами. Юрий ввел лекарство в каждую ногу и при помощи перевязочных материалов, попытался остановить кровотечение. На высокогорье сложно останавливать кровотечение. Но все-таки Юре удалось оказать хоть какую-то первую медицинскую помощь. Пашка, а это был именно он, боец нашего призыва, с взвода связи, слегка успокоился и затих.


Юра видел, как Паша умирал, Юра был рядом. Но сделать, что - либо большее в данной ситуации, он не мог.


Далее в ночи четко и ясно звучали команды офицеров и сержантов.


- Никому не двигаться. Занять оборону. Осмотреть себя и по возможности бойцов рядом. Перекидывать друг другу перевязочные материалы и уколы. Быть готовыми к отражению атак со стороны противника -


Больше подрывов в эту ночь не было. Так же не было и паники. Лишь иногда вскрикивали от боли раненные бойцы.


Из темноты прозвучал чей-то ободряющий голос.
- Все под контролем. Связь с батальоном и полком налажена. Скоро прилетят вертушки. Надо немного потерпеть. Всех раненых эвакуируют. Из 177 полка уже выдвинулись саперы и медицинская помощь –


Вертушки так и не прибыли. Не знаю почему. А вот все остальное было выполнено. Едва забрезжил рассвет, саперы были уже на месте и приступили к разминированию. Похоже, мужики, шли ночью по горам и с утра сразу приступили к работе. Ими было найдено и обезврежено еще несколько мин. Одна рядом с Юрой Дубовицким. Повезло. Не попал, не зацепил ее. Лишь ночь пролежал рядышком с ней.


Взвод провел ночь на минном поле, в полной боевой готовности. К тому же почти не двигаясь и не шевелясь. Не имея возможности оказать полноценную медицинскую помощь раненым бойцам. Бессилие, стечение обстоятельств или чья-то недоработка? Потеряли товарищей. Так что спуск был еще тяжелее, чем подъем. Устали за ночь. Ждали нападения, готовились к боестолкновению. Потом ждали вертушек. Но спускаться пришлось самим, своими ножками. На плащ-палатках, сменяя друг друга, несли погибших и раненных товарищей.


После спуска, у подножия горы, бойцов сразу встречали медики. Было много техники и офицеров. Раненых осматривали, перевязывали, кололи уколы и сопровождали в БТРы.


Виктора Рылко, Юру Дубовицкого и Камила Рахимова тоже обступили медики, настаивая на отправке в медсанбат. Все втроем, были полностью в крови. Камил пошел в медицинский броник, он на самом деле был ранен осколками.


У Виктора лишь слегка распухло лицо, от удара камнем, а Юра и вовсе оказался цел, ни единой царапины. От медиков отбились они с трудом, доказывали, что это кровь не ихняя, и они чувствуют себя нормально и ни в какой медсанбат не поедут. Их не отпускали, не верили, все пытались раздеть и осмотреть. Слишком много крови было на форме и лицах ребят.
Забрал их прапорщик Балашов, старшина нашей батареи. Отвел в броник, на нем и приехали бойцы в свою батарею, на 18 опорный пункт.


По прибытию в батарею, Виктор даже не стал стирать куртку своего хэбэ. Она была, как будто перекрашена в другой цвет, в засохших коричневых пятнах. За колючей проволокой, возле заставы, разложил небольшой костер из укупорки и сжег ее. Сидел и смотрел, как горит одежда, вспоминая прошедшую ночь и стараясь забыть о ней навсегда.


Имена и фамилии погибших бойцов на этом выходе не указываю. Они есть в книге памяти.


Возможно, кто-либо еще из непосредственных участников этой операции прочитает мое повествование и дополнит своими воспоминаниями.

Вспомнилось. Молод, зелен был ещё тогда, не более лет 25 от роду. Работал на заводе шлифовщиком. Рабочая смена. Я на плоскошлифовальном станке с круглым столом и вертикальным шпинделем, обрабатываю чугунные корпуса РОМ. Какая-то комиссия по цеху ходит - начальник цеха, мастера, инженера, техника безопасности и прочие. Поравнялись с моим рабочим местом, остановились, смотрят. Я весь такой четкий пацан, быстрый как молния. Снимаю со станка тельфером обработанный РОМ, на его место загружаю необработанный. Ни одного лишнего движения. Правой рукой задвигаю защитную крышку, очень быстро, при этом не успеваю полностью убрать левую руку. В общем ноготь большого пальца левой руки попадает под сильный удар крышкой. Никто из комисси ничего не замечает. После удара я палец выдернул. Они улыбаются, говорят: "Парень четко работает, быстро." Мастер и начальник цеха добавляют:" Да, у него и качество отличное". Ну и я стою, тоже улыбаюсь. Но чую, счас от боли в штанах потечёт. Они дальше пошли. Я руку в карман сунул и в туалет бегом. Там покорчился от боли, поорал про себя, рассмотрел палец. Вроде ничего, только ноготь уже успел посинеть. Смену кое-как доработал. В общагу пришел. В малосемейном общежитии проживал. Палец вообще болит. Ноготь синий уже весь или даже черный. Дёргает, крутит, выворачивает. Так днём вроде ещё терпимо, но к ночи уснуть не смог. В общем нагрел я иголку на плите и пробил три дырки в ногте. Кровь брызнула. Сразу полегчало. Уснул. Утром правда палец распух. После работы, на всякий случай, к хирургу съездил. Снимок сделали, перелома нет. И ещё доктор сказал: " Все нормально, ничего вам делать не будем, ноготь срывать сейчас не надо, вы все сделали сами, то есть первую помощь себе оказали и ноготь постепенно сойдёт сам." Кстати, с улыбкой он это произнес. И еще спросил чем я пробивал ноготь и как. Только наверное все же мазь какую-то прописали, возможно даже и таблетки. Но я так никому и не сказал, что это производственная травма. Стеснялся. Ну и ноготь пробить раскаленной иглой, откуда я это знал или взял, уже не помню. Интернетов не было в ту пору.

Возможно не совсем в тему, да и волна, наверное, прошла уже. Нууу, не слишком часто я посещаю Пикабу. Так, заглядываю иногда. А тут пост прочитал. И почему-то ярко вспомнил эпизод.

Лето. Отпуск. Таганрог. Импровизированный уличный рынок. В тени деревьев бочка стоит. Молоко на разлив продают.

Увидел эту бочку и меня внезапно и очень сильно накрыла ностальгия. Вспомнил детство, советское прошлое. Хоть и не пил я в детстве молоко из бочки, но видел их часто в районном городке. Стою, смотрю на эту бочку и прям ощущаю вкус парного молока из-под коровы, своей, домашней. Не сдержался, купил полуторалитровую бутылку этой питательной жидкости.

Жена, правда, была против покупки, не поддалась моему ностальгическому порыву. Отговаривала и меня. Сама категорически отказалась употребить молоко, мотивируя тем, что это улица, бочка, отсутствие стерильности и прочее.

Не подействовали ее доводы на меня. Родился и вырос я в юго-восточной части Припятского Белорусского Полесья. В детстве, бывало, воду даже из болота пил, да и овощи прям с огорода, немытые ел. А тут молоко, да и продавец в качестве товара уверяет.

Но всё-таки к доводам жены хоть слегка, но прислушался я и с вечера лишь одну кружку выпил. Утром проснулся, все в порядке, все хорошо. Молоко за завтраком допил один, всю бутылку. Жену даже попробовать не смог уговорить, не смотря на свое отличное самочувствие, плюс приподнятое настроение, от соприкосновение с далёким, безоблачным прошлым. (Да, так на меня подействовала эта бочка и молоко. Кстати, это действие первое).

Позавтракали. Дальше на пляж, купаться. Сели в маршрутку, едем. Минут через двадцать пути, чую, как-будто меня ожидает ещё один "прекрасный" момент ностальгии, позабытый с пелёнок самих. (Это уже действие второе, тоже ностальгическое, уходящее корнями в очень глубокое детство ). Сижу. Не могу ни чихнуть, ни пошевелиться, ни вздохнуть, даже разговаривать страшно. Город незнакомый. Что делать? Ехать дальше? Нет. Вот вот взорвусь. Гляжу в окно, дико вращая глазами, сканирую окрестности. Реально, даже крупные капли пота со лба потекли. Наклонился к жене, на ушко тихо шепнул: " Ничего не спрашивай и не говори, лишь молча послушай. Я сейчас останавливаю маршрутку, мы выходим и я побегу. Не беспокойся. Все нормально, так надо. Жди меня здесь, я скоро вернусь".

Не знаю, не помню, сколько метров галопом я пробежал. Ровная местность вокруг и жилые дома. Ни кустов, ни деревьев приличных, способных укрыть человека от взоров сторонних. Вдруг на пути гаражи, почти вплотную к забору бетонному примыкают. Лишь узкая щель меж стеной и забором. Втиснулся я на лету в эту щель, плечо поцарапал слегка. Штаны как-то сами слетели. Я даже, не заметил, когда пуговицы расстегнул. Взрыв!!! Мощный выброс. (Здесь позволю себе слегка преувеличить результат). Почти взлетел от мощности и отдачи, хорошо что щель между гаражом и стеной узкая, а плечи у меня широкие. Застрял. А так наверное и воспарил бы над землёй.

Посидел минут пяток. Вышел. Красотища. Улыбка до ушей. И на душе, и в теле лёгкость. Жена стоит недалеко. Бежала следом за мной. Говорит: " Я сразу догадалась, что с тобой произошло, откуда прыть такая у тебя. Лицо у тебя было бледное и каменное, глаза огнем сверкали. Бежала тоже, вдруг помощь какая понадобиться. Заметила, что уж очень ты страдаешь".

Далее мы около часа шли пешком в сторону залива. Не решался я в транспорт сеть. Ностальгировал, блин)))