Аннотация: Дом Аристана Крестера вы бы узнали сразу, среди всего того убожества, на что были горазды жестянщики. Теперь его уже нет в живых, но многие отверженные и караванщики все еще вспоминают о нем. Эта история о человеке, который оставил все, что у него было, спрятавшись от своего прошлого в поселении отверженных, что затеряно в болотах большой степи.

По мотивам норвежской сказки «Драуг»

То, что умерло как реальность, живо как назидание.

Виктор Мари Гюго

Его дом вы бы узнали сразу, среди всего того убожества, на что были горазды жестянщики. Не подготовленному человеку показалось бы, что им, как в принципе и всем тем, кто жил за пределами полисов не было дела до комфорта и эстетики. И тем не менее это чувство гармоничных форм было и у них тоже. Однако понимали они ее совершенно по-другому и чаще всего там, где цивилизованному человеку это показалось бы не уместным. Если бы вам не дай Бог довелось посетить подобный поселок, то вы сразу бы отметили про себя сводящий с ума, нескончаемый перестук молотков, рев детей, крики сварливых женщин и их мужей. Вся их жизнь сводилась к чистке, ремонту, подделке, выправке и поиску метала, а также всякого иного древнего хлама, разбросанного по болотам большой степи. Лишь немногие из них видели мир за пределами трясин и зыбучих песков. Одним из тех счастливчиков был Аристан Крестер, которого теперь уже нет в живых, но многие его все еще помнят. Он держал лавку со складами и был единственным кто, имел связи с постами торговой унии. Весь хлам которые жестянщики собирали и перерабатывали он переправлял в руки их торговых эмиссаров. Естественно, среди жестянщиков, он слыл богачом, а ко всему прочему и чудаком. Он был внешне угрюмым человеком, седым как лунь, с морщинистым, дубленным ветрами и солнцем лицом, отягощённым тяжкими мыслями. Однако несмотря на свой далеко не приветливый вид и упрямство все же был добрым человеком и пользовался искренним уважением жестянщиков. Некоторые говорили, что Аристан Крестер был родом из полиса и сам когда-то представлял интересы небожителей. Кто-то утверждал, что раньше он водил жестяные караваны между деревнями забытых и отверженных. Но большая степь была жестока и коварна. Поговаривали, что он дважды терял свои караваны в ее болотах и зыбучих песках. Каждый отверженный знает, что третьего шанса степь не дает. Наверно потому он и перестал водить за собой людей по бескрайним просторам темно-зеленого моря. Как я уже говорил дом Аристана Крестера выделялся из всех остальных. Поселок жестянщиков был расположен на склоне одного из холмов, образующих кривой лог. Дом Аристана был выше всех остальных и одной стороной подпирал большую известняковую скалу. Когда еще не было этого дома Аристан – упрямый трудяга, вместе с жестянщиками выдолбил в скале пещеры под ледник для снеди. А потом все то, что они оттуда вынули пошло на строительство этого дома. Вдоль остальной скалы располагалась кузня и пару складов под товар жестянщиков, которые свои дома по обычаю оббивали сверху листовой сталью и другим хламом, что находили в степи. Аристан жил один, не считая старой Геберы, которая была у него экономкой. Но в его каменном доме она не жила, обустроив себе коморку на одном из складов – такова уж натура жестянщиков. Он приютил ее у себя после того, как ее мужа забрали болота, на его последней ловле жоркенов. У жестянщиков хоть и принято помогать друг другу, но все же имелись и свои некоторые не самые приятные обычаи. Коль если уж твоего мужа затянула трясина или зыбучие пески жди, когда он придет за тобой. Поэтому все будут тебя сторонится как чумной не меньше шестидесяти дней. Но шестьдесят дней для такой ветхой старухи жить без помощи в поселке жестянщиков было равносильно смерти. Хотя если бы, например в болоте или песках пропала бы жена, то это для жестянщика означало бы лишь только одно: что надо искать другую.

В тот день было пасмурно, небо было хмурое, как и сам Аристан Крестер, который сидел у своего прилавка за книгой – не виданное здесь дело!

Дверь отворилась, забренчали мелодично заговорённые косточки извещая о госте:

– Здравствуй Аристан! – бодро улыбаясь поздоровался зашедший к нему Шора. Аристан знал, что здоровался он так лишь только тогда, когда ему что-то было нужно. – Ты всё буквы свои читаешь?

– Ты по делу или как? – проговорил Аристан не отрываясь от чтения и трубки.

– Не угостишь? – заискивающе спросил Шора. Если бы у него был бы хвост, то он непременно бы им сейчас вилял. Аристан молча вынул из кармана кусочек жевательной коры и пододвинул жестянщику.

– Ты представляешь Аристан! Жоркены совсем с ума посходили в последнее время! – объявил он и быстро закинул кусочек коры в рот.

– Что случилось? – без особо интереса спросил его Аристан.

– Они научились портить наши силки. Теперь они носятся сквозь камыш как угорелые и на раз два разрезают их. А как орут при этом – раньше скажу я тебя такого не видывал. С каждым днем становиться все хуже!

Жоркены были основным рационом питания жестянщиков, не считая тех скудных даров природы, что отпускала им степь и местные болота. Ловля этой шустрой кистеперой рыбы было делом травмоопасным. По ее бокам и на спине находились лезвеподобные костяные плавники, которые помогали им перемещаться из водоема в водоем сквозь густые заросли камыша и осоки. Как только жоркену становилось тесновато в своей луже он разгонялся и с помощью своих сильных плавников на всей скорости продирался сквозь заросли в другую лужу. И не дай Бог в тот момент оказаться там твоим ногам ведь ты смело можешь попрощаться сними. Хитроумные жестянщики, зная про эту своеобразную миграцию ставят в камышовых зарослях особые силки. Лишь немногие пытаются ловить жоркена в мелководье и обычно это не заканчивается ничем хорошим. Поэтому, когда жестянщик хочет сказать, что какое-либо дело бесполезное и опасное он говорит: «Все это ловля жоркена в мутной воде брат!»

– Да? Я уверен, что вы что-нибудь придумаете, – равнодушно ответил ему Аристан. Он делал вид, что это ни как его не тронуло. Внутри его сердца что-то екнуло, всколыхнув старые тяжкие воспоминания.

– Ты же знаешь Аристан, что камнис крепче и вязче уже не сплетешь, а ту проволоку, что у нас есть мы сейчас не можем себе позволить пустить на силки. Да и то не факт, что она выдержит.

– Второй склад, в дальнем конце, слева, – все также равнодушно бросил ему Аристан. – Три дюжины силков вам хватит. Четверть кости жоркена будете отдавать мне.

Щербатое лицо Шоры растянулось в лукавой улыбке. Костяные лезвия жоркена очень ценились не только у жестянщиков, но цена за аренду была вполне божеской среди отверженных.

– Спасибо тебе Аристан! – радостно крикнул Шора на выходе. На полпути он остановился и повернувшись сказал:

– Выкинь наконец свое прошлое из головы, брат! – Былого не воротишь, мертвых не воскресишь! – теперь Шора был серьезен, что случалось с ним довольно редко. Он был трусливым прохвостом, но очень проницательным человеком – это было в природе жестянщиков и больше всего великая степь одарила этим даром именно его. – А вот поднять их своими тяжкими думами ты вполне можешь, – продолжил он – Не накликай на себя зыбучего человека, иначе однажды увидишь перед своим порогом песчаную тропку. Я думаю, скоро придет буря, – закончил он и был таков, оставив Аристана наедине с его тяжкими думами.

Да, вполне возможно, что поведение жоркена предвестник очередной бури. Существует множество примет ее прихода, но ни одна из них не была надежной. Буря не желала являться по расписанию как времена года и обычно предсказать ее приход помогала в основном интуиция. И каждый раз она была всегда разная: либо белая буря, либо черная, либо это были просто сильные и промозглые до костей ветра тут уж смотря с какой стороны она придет. Но одна общая черта у них всегда была: во время бури слегка намагничивался метал, принося тем самым массу мелких неприятностей.

Аристан тяжело встал, нехотя отрываясь от книги и вышел из лавки. Он читал все дни и ночи на пролет и давно он уже не спал больше пары часов, засыпая почти всегда на рассвете. По вырубленным в скале ступеням, он поднялся на самый верх, где находилась терраса со стойками для сушки рыбы. Перед ним открылся великий простор степи: от горизонта до горизонта невероятная свобода, в которой его душа с ранних лет всегда стремилась раствориться. Его сердце сжималось всякий раз, когда он сюда подымался. Молодость его была богата на приключения, открытия и артефакты седых веков. Но с тех пор утекло много воды. Жадные до технологий древности полисы в страхе за свое могущество собирали вокруг себя все что-то подалась в их лапы. Методы их были далеки от морали и цивилизованных сделок. Много душ было погублено ради старого и бесполезного хлама. Ныне же в степи и болотах с трудом можно было найти что-то стоящее. Вдалеке темно-зеленого моря выделялось пятно болот и озер, которые уходили так до самого горизонта изредка межуясь островками безопасной тверди. Где-то далеко наконец они заканчивались и начиналась воля для безудержной скачки. Вокруг порывисто и тяжело пел свою песню степной ветер. Даже до сюда доходили вопли жоркенов, которые нынче и вправду стали голосистее. «Да, буре быть!» – недовольно подметил про себя Аристан и как бы вторя его мыслям позади раздался зловещий лязг метала. Он обернулся и увидел, как стальная трубка, привязанная одним концом на верёвку к шесту, примагнителась к прибитой к нему стальной пластине. Аристан нахмурился, и пошел обратно в дом – ночь обещала быть тяжелой.

И вот за окном во власть вступила ночная тьма. Где-то вделке, изредка подвывали степные шакалы, решившие на свой страх и риск поживиться в болотах. Ветер все также тяжко и порывисто пел свою песнь рассказывая о том, что видел и слышал на просторах великой степи. Только харсувенты отверженных способны были его понимать, но Аристану, казалось, что иногда и он мог уловить пару слов. Ему чудилось, что ветер пел про него, и не предвещал ни чего хорошего. Он взял с прилавка, толстый роман, который неделю назад выменял на брикет коры у караванщика и пошел на второй этаж в спальню. Его опочивальня была самым необычным местом во всем его необычном доме. Здесь он окружил себя ценными и не очень вещами, которые напоминали ему о его молодости. Здесь были возможно бесценные артефакты древних, свойства которых он не успел еще изучить, старые фотокарточки, картины, книги, брикеты курительной коры, трубки и трубочные ершики. Здесь было и множество вырезанных из бавука фигурок – фигурок людей с которыми он был знаком, с которыми враждовал и дружил и которых он потерял. Он уже давно ничего не вырезал – слишком редко его привозили караваны великой степи. В его комнате компанию ему составляли еще много всякой всячины: ящики и стулья, старая винтовка, плетеное из камыша кресло, над которым висели шесть или семь разных размеров, возрастов и мастерства исполнения часов с маятниками. Каждый день часы переговаривались между собой обсуждая вести, которые приносил с собой ветер. Эта тикающая теплая мелодия старых часов порой помогала отогнать тяжкие мысли Аристана Крестера и возможно были для него самыми ценными вещами в этом мире.

Луровая лампа над его головой отбрасывала холодно-голубой свет на страницы старой книги. Он читал и иногда нет-нет да тяжело поглядывал одну резную фигурку, которая выделялась от всех остальных своей позой. Это был широко улыбающийся человек со столь же широко распахнутой безрукавкой и просторных штанах, лихо пританцовывающий в больших деревянных башмаках. Таким он запомнил его давным-давно и уже до самой своей смерти не забудет. Именно воспоминания о нем, с которыми он почти ни с кем не делился кроме Шоры, лежали тяжким грузом на его сердце. Ветер за окном усилился, пронзительно скрежетал большой флюгер на террасе скалы. Всюду слушался перезвон метала и костей. Стук молотков, который порой не прекращался и до поздней ночи затих. Все замерло в ожидании бури.

Вдруг внизу раздался сильный стук, будто кто-то ударял в дверь огромным кулаком в мокрой рукавице. Стёкла задрожали от этих ударов, и долго время не могли успокоиться. Свет луровой лампы неожиданно потускнел. Перестук маятников его часов стал синхронным и чеканным словно взял обратный отсечет. Аристан был далеко не из пугливых, однако тут же побледнел. Он напряженно прислушался, но услышал, только как страшно завывал ветер, и как плохо закрепленные листы метала лачуг жестянщиков били о глиняные стены. На рассвете он вздремнул, пару часов, а утром спустился в низ. Ветер хоть слегка и ослаб, но по-прежнему неистово бушевал на просторах великой степи. Открыв дверь, он посмотрел на оборотную сторону и увидел лишь странный мокрый след с налипшим болотным песком, а от двери еле заметную в пожухлой траве неровную грязно-серую линию, тянущуюся верх по холму. Сердце его замерло, а после учащенно забилось; губы поджались в тонкую белую линию – его охватил гнев и испуг.

Проходили дни. Буря, в этот раз была обычной, и все набирала свои обороты. Аристан не зря помог жестянщикам, и они успели сделать запасы, наловив уйму обезумивших жоркенов. Не обошлось и без раненых, но калеками никто не стал. Сейчас семьи собирались у своих очагов за сказками и историями стариков и старух, чтобы скоротать это беспокойное и смертельное для заплутавших путников время. Буря могла бушевать целый месяц и поэтому почти все работы останавливались. Только некоторые умельцы, тихо слушая бабкины истории мастерили подделки артефактов древности, которые охотно скупают доверчивые и избалованные обыватели великих полисов.

В один из тёмных вечеров Аристан сидел у себя. Лавка и кузня само-собой была закрыта, но это был хороший повод провести ревизию, перепроверить амбарные книги, пересчитать общую выручку, и сделать еще много кучу мелких дел до которых раньше не доходили руки. «Неужели, и этот день прошёл?» – спросил он сам себя. Но тут возле двери раздался тяжелый топот мокрых и босых ног. При свете луровой лампы Аристан сразу узнал незваного гостя: кожаная безрукавка поверх когда-то дорогой хлопковой рубашки и широкие штаны. Мокрые космы волос, которые раньше собирались на затылке в тугой хвост, сейчас свисали закрывая землисто бледное лицо.

– Это ты?! – угрюмо спросил Аристан – Чего тебе нужно?!

– Я только возьму себе полог и уйду, и пока больше ни чего мне не надо – глухим и каким-то словно бы далеким голосом отозвался гость. У Аристана мурашки по спине побежали, сердце бешено заколотилось. – Знаешь, – продолжил он, – там довольно сыро и холодно и особо не потанцуешь, чтобы согреться.

«Мертвый, а чувство юмора его не оставило», – промелькнула шальная мысль в голове Аристана. Но в его устах оно звучало, жутко заставляя стынуть кровь в жилах. Теперь то он догадался, кто в ту ночь стучал в дверь. Именно из-за него он лишился сна на долгие годы. В Аристане неожиданно заклокотала ярость накопившееся за все мучения которые он претерпел. Несмотря на то, что он был в возрасте и седой как лунь, он ловко перемахнул через прилавок набросившись на мертвеца с кулаками:

– Клянусь святым Паррой, я тебя не боюсь! Убирайся к себе обратно откуда пришёл, мертвец! Я не повинен в твоей смерти! – взревел он и тут же вынул из кармана охранный амулет степняков из кости жоркина.

Сквозь рваные космы волос сверкнули зелёные глаза. Мертвец прижался спиной к входной двери и прошел через неё, так словно она была из бумаги.

– Вот ты как встречаешь старых друзей Аристан?! В какое же жалкое существо ты превратился… теперь ты только под боком жестянщиков храбрец?! Третий раз степь тебя не пожалеет, и даже побрезгует забирать себе твое гнилое нутро – презрительно бросил он на прощание и растворился во тьме словно и не было его. С тех пор прошла еще неделя и настал день, когда буря достигла своего пика. Она была сильнее всех прочих и даже разрушила святилище ветра, чуть не убив Шору, который попытался поговорить и урезонить ее. Видимо не получилось.

За закрытыми ставнями Аристан услышал людской гомон и ржание лошадей. Сердце его подскочило на месте. «Караван» – промелькнула в его голове, и он сразу же бросился к выходу.

По деревне с трудом преодолевая ураганный ветер сновали возбужденные люди с мотками каната, кожаных пологов; кто-то одевал стальные поножи с ботинками и болотными мокроступами, некоторые пытались удержать обезумевших коней с головы до копыт в грязи, как и их всадники, которые схватившись за голову сидели неподалеку. Вовсю хлестал дождь, и бушевал ураганный ветер! Аристану стало все ясно - караван попал в зыбучие пески или редкие для этих мест глубокие трясины.

«Какого черта они поперлись в это время?! Неужели Мортан не захотел платить харусвенту и куда смотрел его навигатор?» – сам себя вопрошал Аристан, но здесь некому было ответить на эти вопросы, и он развернулся домой снаряжаться спасать караван. Он не мог допустить чтобы болота забрали и Мортана – одного из немногих оставшегося в живых друзей.

– Не вздумай Аристан! – выкрикнул позади Шора. – Ты раньше меня почувствовал, что эта буря рождена не степью. Этот ветер говорил на чужом языке, и чуть не убил меня в святилище! Тебе нельзя ходить туда. Он хочет подловить тебя как какого-то сопляка. Ты слышишь меня Аристан?! – он Аристан не слушал.

Караван, пойманный в ловушку болот, боролся за свою жизнь, ведь как выяснилось, позже по рассказу навигатора буря напала на них внезапно. Никто не мог долго поверить в это, ведь жестянщики своими глазами наблюдали и чувствовали ее на своей шкуре почти целый месяц! Выходило будто она была лишь в их головах.

Безумный злой ветер носил голоса и ругань людей, ржанье лошадей и визги снующих по всюду жоркенов. Несмотря на то, что на часах был день вокруг стоял ночной мрак – настолько было непроглядным небо от тяжёлых и черных до синевы туч. Некоторым несчастным удавалось взобраться на островки безопасной тверди, но их тут же калечили обезумевшие кистеперые рыбы. Кто-то видел, что, караванный боцман схватился за шею из которой торчало костяное лезвие и не удержавшись на островке канул в болото.

Шора кричал, как только мог, раздавая указания и пинки своим соплеменникам. Жестянщики помогали как могли, бросая жерди и канаты утопающим в трясине караванщикам. Многие из них, не жалея своих жизней обвязывали ими своих коней и схватившись за шею медленно выходили из болота. Тем, кому удавалось выйти, тут же успокоив своих питомцев снаряжали их помогать вытягивать остальных. Люди работали слажено, все знали, что караван — это жизнь за которую надо бороться, не жалея свою.

Ветер донес до Шоры недовольное ржание коня. Он обернулся и увидел, как сюда скачет Аристан который даже по прошествии стольких лет с закрытыми глазами знал все эти омуты.

– Черт возьми! Он всё-таки не послушал меня! – с досадой выругался Шора.

Аристан был бледен, но его глаза изучали безумие и неистовый гнев человека уставшего прятаться и мучиться угрызениями совести. Ему было все равно!

– Где Мортан, Шора!? – возбужденно выкрикнул Аристан.

– Я не знаю! Некоторые разбросаны по болоту. Почему ты пришел, ведь я запретил тебе выходить!?

– Я не допущу чтобы и Мортан погиб, и ты меня не остановишь! – ответил он и тут же закрутил коня всматриваясь вокруг невидящим взглядом безумца: «Мооортан! Мооортан! – закричал он – Но мог ли он надеется, на то, что Мортан бы услышал его сейчас?

– Аристан! Аристан я здесь! – послышался ему знакомый голос вдалеке.

– Ты слышал, Шора?! Мортан завет на помощь, он вон там – закричал Аристан и указал за спины борющихся за свою жизнь людей. Но Шора ничего не слышал. Он помрачнел ведь ветер должен был унести крики Моратана, никто не услышал бы его, тем боле в такой суматохе.

– Это не Мортан, Аристан! Он пытается тебя заманить! Ты слышишь меня?! Очнись черт возьми! - выкрикнул в ответ Шора и попытался схватить узду.

Но Аристан ничего не видя и не слыша отбросив Шору ударил коня по бокам, и унесся во тьму словно и не было вокруг опасных трясин и снующих лезвий жоркенов. На полпути одна за рыбин подрезала его коню ноги и Аристан улетел вперед, приземлившись в что-то мягкое. Быстро очухавшись от падения, он резко встал и побежал дальше.

Он нашел его по голосу, голосу, который слышал только он. Мортан стоял уже по пояс в зыбучих песках – его коня ни где не было видно.

– Черт возьми Мортан! Какого хрена ты здесь делаешь, в бурю, и куда смотрел твой навигатор? – выкрикнул ему Аристан.

– Я не знаю, что тут происходит, но буря нас застала неожиданно, а старый путь преградили жоркены. Носились стаями туда-сюда как очумелые. Мы не стали рисковать и пошли по старому пути, но он исчез. Понимаешь?! Его нет! – ответил ему измотанный Мортан тяжело дыша. – Вытаскивай меня от сюда скорей, тянет сильно!

Аристан обвязал себя веревкой и кинул ему другой конец оперившись обеими ногами о небольшой кусок тверди.

– Ну вот и хорошо! – произнес Мортан не своими голосом.

Аристан поучаствовал как верёвка, обвитая вокруг поясницы, ожгла его сквозь одежду нестерпимым холодом, а руки окоченели так что не разогнёшь. Он взглянул на Мортана, но в трясине стоял уже не он. Черные губы мертвеца растянулись в жуткой улыбке, глаза сверкнули зелеными огоньками колючими как иголки.

– А ведь ты даже не послал весть моей жене Аристан! Побоялся, ведь не сдержал перед ней слово и спрятался здесь как крыса! – утробным рычанием проговорил он и с невероятной силой дернул Аристана к себе.

Болото огласили крики ужаса и недолгой борьбы за жизнь, но степной ветер унес их далеко прочь, рассказывая всем тем кто умел его слушать о том, что произошло в те мрачные дни.

***

С тех давних пор среди караванщиков и разбросанных по великой степи поселений отверженных ходили слухи, что Аристана Крестера затянул к себе зыбучий человек. Но Шора на это лишь качал головой и с горькой досадой всегда приговаривал:

«Нет, его утянул за собой груз его прошлого. Он никак не хотел его отпускать…»

Шора как самый близкий из его друзей среди жестянщиков переехал жить в каменный дом. Кому-то нужно было заниматься этим хозяйством и Мортан, который как оказалось выжил тогда, и помог ему в новом деле. Шора не стал ни чего менять в этом доме или продавать, как сделал бы любой на его месте. Лишь только на полке, в спальне, появилась новая резная фигурка вечно угрюмого и словно бы отягощенного каким-то тяжким мыслями Аристана Крестера.

Аннотация:

В судьбе некоторых людей появляется черта после которой их жизнь и убеждения переворачиваются с ног наголову. Это случилось и с профессором географии Савелием Севером, который переплыв на другой берег реки попал в совершенно другой мир: полный абсурда, мздоимства, суеверий, невежества и мистических происшествий. Всего за один день наш герой будет втянут в невероятный круговорот событий, который может присниться разве что в самом бредовом сне.

По мотивам одноименной башкирской сказки и народному фольклору о Ходже Насреддине

«В каждом обществе свои оракулы»

Марк Леви, из книги «Странное путешествие мистера Долдри» 

Савелий Север, стоял на берегу полноводного Коцита ожидая паромщика. Над его быстро текущими водами, ровными почти как зеркальная гладь властвовал густой туман. Ходили слухи, что в тумане этой реки можно было увидеть образы своих умерших близких, знакомых, друзей или даже врагов. Для кого-то это ничем не заканчивалось кроме легкого испуга, а для кого-то безумием или даже смертью утопленника. У священников для простого обывателя было одно объяснение всему этому – Коцит брал свои истоки в самой «Темной были» над которым светит черное солнце Ниарт. Однако у Савелия была своя теория на этот счет, связанная с царившей здесь густой, как и сам туман тишиной. Ибо полное отсутствие звука порождало в мозгу человека обыкновенные галлюцинации, которые естественным образом сплетаются из воспоминаний прошлого. От этих глубоких размышлений его отвлек тихий плеск воды – из тумана появился силуэт паромщика. Савелий Север попытался припомнить его имя. Оно было довольно необычным и попадалось ему, когда-то давно, при изучении генеалогического древа нескольких семей сангиарских священников. Вскоре он смог различить лицо этого человека и его имя в тот же момент всплыло в памяти – «Коджа! Да, именно Коджа!». Это был приземистый старик с окладистой бородой и лукавым взглядом обыкновенного пройдохи.

– Здравствуйте! – вежливо поприветствовал его Савелий и бодрой походкой направился к нему.

– И тебе не хворать! – ответил Коджа посмотрев на него оценивающим взглядом.

Савелий, дружелюбно улыбнувшись, вынул из кошелька монету в один сестерций и вручил его паромщику. Кивком приглашая на борт, Коджа тут же устремил свой взор к следующим пассажирам:

– Ааа! Это опять Вы?!

Савелий с удивлением обернулся на голос паромщика и обнаружил, что на берегу стояла группа из девяти длиннобородых стариков в белых монашеских рясках. А ведь он даже не заметил, что они были рядом, хотя исходил весь берег в ожидании парома. Ко всему прочему они были абсолютно слепы – веки их срослись. Поводыря не было рядом, и оставалось только гадать как они добрались до места не заблудившись.

Старики до жути тихо и безмолвно подошли к парому. Коджа вытянул руку – на его лице читалось недовольство и ожидание обмана. Один из стариков, самый высокий, тут же достал из складок рясы горсть монет и протянул ее паромщику.

– Нет уж! Это прошлый раз, я взял с вас только по четверть сестерция, из-за вашего утонувшего брата! Теперь сами смотрите друг за другом, и будьте добры заплатить по сестерцию на каждого, - недовольно объявил Коджа и остался так стоять с вытянутой рукой ожидая оплаты.

Старец, не произнося ни слова вернул горсть монет обратно и быстро достал оттуда новую. Коджа, лукаво улыбнувшись принял оплату, и услужливо показал рукой на паром. Казалось, будто старцы все прекрасно видели, но их вид говорил об обратном. Наблюдавший за этим Савелий, возмущенно воскликнул:

– Но ведь ты взял у них по целому Квинарию!

Паромщик, никак не смутившись, оттолкнулся от берега и вкрадчиво спросил Савелия:

– И где это мы так научились хорошо считать?

– Я отдал половину жизни изучению различных наук в университете географии великой метрополии Анбасим! – гордо заявил он в ответ.

– Громко звучит! Однако мне, кажется, тебя не научили двум важным наукам, –словно посмеиваясь над ним приговорил Коджа.

– И каким же это? –надменно спросил его ученый

– Вот ты, например умеешь плавать?

– Нет, но на что вы намекаете? – возмутился он.

– Да в общем ни на что. И тем не мене этой науке тебя не научили, – весело ответил паромщик.

– И какая же вторая наука? – в голосе Савелия Севера уже слышался неприкрытый сарказм.

– А вторая наука состоит в одной простой истине: те, кто суют свой нос в чужие дела могут потерять вторую половину жизни за один день! На том берегу немного другие законы, друг мой. Запомни это! Нет ни чего приятного в том, чтобы по прошествии следующего дня отталкивать тебя от парома, дальше по течению.

Савелий, удивленный угрожающе-откровенным ответом Коджи, обернулся на безмолвно стоящих стариков, в поисках поддержки. Но, судя по всему, монахов это никак это беспокоило.

– Как-то недавно, – продолжил паромщик желая видимо разрядить возникшее напряжение, – прямо перед моим паромом, в воду выбросили судью торговой унии. Так мои пассажиры, вроде бы тоже ученные, как и ты, бросились ему на помощь. И давай кричать ему значит: «Держи руку»! А он знай себе барахтается и барахтается, а руку не дает. Ну тогда я протянул ему свою и сказал: «На!». Он тут же схватил ее и благополучно спасся. А твои братья значит смотрят на меня и удивляются: «Как же так!?» Ну я им и говорю: «Он же Ганзорец, а они слышат только «На!» – закончив историю, Коджа тут же разразился заливистым смехом одним глазом посматривая на реакцию Савелия. Однако ему было не смешно, и к своему неприятному удивлению он подметил, как старики сквозь седые бороды ухмыляются этой выдуманной истории.

«Да, это самое странное и неприятное место которое я когда-либо видел» – подумал про себя Савелий Север и более не произнес ни слова до самого берега.

***

На другом берегу его встречал экипаж в сопровождении аспиранта университета великой метрополии Дорджон. Его звали Данила Бруст, и судя по телеграмме он был откомандирован сюда год назад. Это был неопрятный, худой как вобла молодой человек в старой, поношенной аспирантской униформе. На его лице странным образом сочеталось выражение полного безразличия и пришибленного изумления. Глядя на него, Савелий Север не прочитал для себя ни чего хорошего. Он выдавил из себя улыбку, чтобы приободрить юношу, однако на приветствие профессора тот лишь отозвался равнодушным и бесцветным голосом. После соблюдения всех формальных ритуалов, принятых среди членов университетских коллегий по особым вопросам он наконец сел в вапрус. Паровой красавец был хорош - последней модели, что удивительно, для такого захолустья. Чистенький, блестящий так и дышал мощью. «Как же они сюда его доставили и сохранили при этом в таком состоянии» - подумал про себя Савелий. В кабине экипажа было тепло и уютно. Промозглый туман остался за окном, однако эта давящая тишина никуда не уходила, поглощая в себе даже мерное и басовитое чуханье вапруса. Профессор так и порывался полюбопытствовать об этой машине, но глядя на лицо аспиранта у него тут же отпадало желание что-либо спрашивать. Так они ехали до самого городка в совершенном молчании.

Фалсум, далеко растянутый по голой равнине, был благоразумно расположен примерно в миле от берега реки, за приделами разлива. Городок был весьма неказист и по сравнению с Анбасимом выглядел как группа хаотично разбросанных сараев. Приковывал к себе внимание лишь только торговый пост ганзорской унии, массивно возвышавшийся над всеми остальными постройками вокруг. Его угловатая архитектура, кладка из идеально ровных и подогнанных к друг другу каменным блоков, вызывала у Савелия Севера профессора георафии, трепет перед его зодчим. На улице царило оживление и даже какая-то суматоха, что выбивалось из общего впечатления об этом месте. Неподалёку от развалин какого дома, в оцеплении стояли канцеляры с лицами, смахивающими больше на разбойников нежели на стражей порядка. Тут же стоял грузовик, в который сгружали какие-то старые сундуки. Вапрус сбавил ход – видимо водитель, как и другие желал поглазеть. На немой вопрос Савелия аспирант равнодушно ответил:

– А это сгружают старинный клад, профессор. Его откопали сыновья одной пожилой дамы под четырьмя углами своего бывшего дома.

Лицо Савелия Севера растянулось в изумлении:

– Что прям под сразу под четырьмя? – не веря спросил про он.

– Да сразу под четырьмя, – все также равнодушно ответил аспирант.

– И как же они догадались его там искать?

– Об этом кладе ей рассказал, сновидец, когда эта дама пришла ему на сеанс толкования снов.

– Что за чушь! Какой еще сновидец?! – возмутился профессор.

– Обычный такой сновидец – мальчик лет десяти. Правда говорят, что он предложил ей поделиться, но та на радостях и забыла про это. Естественно, в секрете это сохранить не удалось и вот поглядите. В магистратуме ей, конечно, пообещали выплатить положенные двадцать пять процентов. Но я в этом крайне сомневаюсь, – деловым тоном заявил он, – Скорей всего на совести старухи и ее сыновей найдутся похищенные и съеденные младенцы или еще более страшное преступление: неуплата налогов.

– Черт возьми! Что тут происходит?! – пробубнил про себя профессор, – Вы уже направили запрос в администратум на проведение раскопок?

– Да профессор, конечно. Я думаю, как только они разворотят все здесь полностью, нам дадут добро, приставив своих наблюдателей.

– Чтооо!!! Да это возмутительно! Что они тут себе возомнили! – всполошился профессор, изрядно покраснев – сегодня же от телеграфирую в Анбасим!

– Не советую, – нисколько не обратив на это ответил Данила.

– Это еще почему?!

– Вряд ли ваша телеграмма дойдёт без одобрения префекта, а в Коците довольно холодная вода, я чуть не утонул в нем, когда меня туда сбросили.

– И вы туда же?! Ответь мне не медленно, что тут происходит молодой человек?!

– Я и сам профессор честно сказать не знаю, что тут происходит и хотел бы как можно быстрей закончить свою командировку, – в его бесцветном голосе появились молящие нотки, которые звучали довольно жутко. Савелия Севера холодными тисками сжала тревога.

Шафер видимо не куда не торопился, получая удовольствие от езды на новой машине – на ней почти не ощущались разбитые дороги городка. Замызганные старые дома стали сменяться на более привлекательные – начался район зажиточных, если так можно было выразиться, горожан.

– Ааа… Этот Мальчик… Кто его родители?

– Он живет с дедушкой и своей матерью. Кажется ее зовут Ульфари…

– А Отец?

– А Отца никогда не было, – просто ответил Данила.

– Как это не было?! – снова возмутился профессор.

– Нууу по словам деда мальчика, однажды на берегу Кацита он нашел странный череп с надписями. Естественно, он ни слова не понимал, однако, почувствовав наживу забрал себе домой, надеясь потом продать торговому эмиссару. В тот же день у его дочери, не достигшей совершеннолетия, вдруг надулся живот.

– Надулся? – профессору казалось, что этому театру абсурда не будет конца - его глаз задергался.

– Да… Такое здесь бывает. Ну в общем оказалась, что его дочь забеременела. Отец подумал, что в черепе был заключен злой дух, который и попортил его ненаглядную. В гневе он раскрошил его и бросил в очаг. Потом пошёл к местному ведуну или харусвенту за советом, но тот запретил делать дочке аборт сказав, что в ее чреве переродится великий сновидец. В общем все выходило замечательно и поэтому имеем то, что имеем.

– О Боги! Я не верю своим ушам! – упавшим голосом проговорил профессор и устало прикрыл глаза.

– Ни чего…мне тоже было по началу не привычно здесь.

– Я бы хотел увидеть и познакомиться с ними! – оживился вдруг профессор – Как можно так относиться к вещам, которые возможно имеют большое археологическое значение?! – тут же, словно самому себе задал он вопрос. – Клад, череп… хм… несмотря на то, что это место самое ужасное и странное, которое я когда-либо видел, здесь видимо есть над чем поработать…

– Я бы не советовал сейчас этого делать профессор! – на этот раз на лице аспиранта появилось беспокойство.

– Опять Вы за своё?! В чем еще дело?!

– В общем профессор…тут…тут не все так просто. Видите ли, этот мальчик своим удачным толкованием сна, я бы сказал излишне удачным, поставил под угрозу карьеру сновидцев нашего префекта Бруно Барбаса. Только ленивый здесь этого не понимает. Теперь сорок отпетых мошенников и его заместитель Луций Крас, который их нанял, наверняка уже мечтают избавиться от этой угрозы. А может они уже что-нибудь предприняли…

– Сорок сновидцев?! – возмущению профессора не было придела, – Целых, черт возьми, сорок?! На какие деньги он содержит эту прорву разгильдяев и почему сорок?!

– Ну как же профессор? Вы сами когда-то читали у нас лекции по истории религий. Сорок – это магическое число. На каждый день цикла в сорок дней свой толкователь, – искренне удивляясь ответил Данила. – Ну, а если отбросить религиозный вопрос, то они просто на просто нужны Луцию Красу чтобы отмывать через них деньги.

Профессор, откинувшись на спинку кресла тихо произнес:

– Скажи шаферу чтобы вез нас к этому мальчику. Я сам хочу посмотреть на это «чудо» природы.

– Хорошо профессор, но я Вас предупредил, – с разочарованием ответил Данила и отодвинув ставню окошечка дал указание шаферу.

***

Через пять минут они подъехали к довольно добротному по местным меркам двухэтажному дому. Казалось, что недавно здесь сделали ремонт - беленый фасад выглядел свежо. На вежливый, но настойчивый стук в дверь, после долго ожидания в ответ послышался басовитое старческое ворчание:

– Кто там?!

– Это я Данила Бруст! – словно нехотя отозвался он.

Дверь открылась и в проеме появился маленький старичок божий одуванчик, что, было довольно неожиданно судя по голосу, который профессор слышал за дверью.

– Ааа это ты? А я думал, что ты научился здесь уму разуму. Зачем приперся разве не знаешь, что невовремя.

– Это не моя инициатива уважаемый Клавдий. Смею Вам представить моего руководителя профессора Cавелия Севера.

– Проходите быстрей! Нечего тут стоять мы торопимся – там поговорим, – ответил старик, недружелюбно взглянув на профессора.

Минуя гостиную, они последовали за стариком на второй этаж.

– Ты знаком с ним? – тихо спросил профессор Данилу.

– Да, познакомился, когда решил выяснить судьбу черепа.

Профессор молча кивнул и углубился в своим размышления. Внутри дом был обставлен довольно богато: красные бархатные занавески, фарфоровые вазы и мраморные бюсты на постаментах, резная мебель и многое другое – имелись даже неплохие репродукции нескольких знаменитых картин. И все же создавалось впечатление, что это было так не всегда.

– Как я и предполагал вы уезжаете… – проговорил Данила, увидев снующую туда-сюда челядь с чемоданами.

– Как видишь! – недовольно проворчал старик.

– Скажите уважаемый Клавдий? – спросил профессор – Вы действительно уничтожили тот череп?

– Да!

– Но зачем?! Почему не направили его нашему представителю ведь это археологическая ценность. Вы же нарушили закон!

– Плевать я хотел на ваши законы, – ответил стрик и злобным взглядом посмотрел на него – Он попортил мою девку, а вы мне свой закон!

– И как же вам помог ваш ведун? – саркастично просил его профессор.

– Сказал, что родиться не какое ни будь отродье, а великий сновидец.

– И что? Вы теперь счастливы?

– По началу был счастлив. Но кто мог предположить, что мой дорогой внучек так «удачно» будет толковать сны. Я думал это будет очередной брехун Бруно Барбаса.

– А все, потому уважаемый Клавдий, что вы сами же доверяете всяким проходимцам вместо того, чтобы обратиться к нам, - объявил Савелий, назидательно вскинув палец.

– Вы тоже не лучше! И толку от вас всех, как от козла молока. Мешаете нормальной торговле, – отмахнулся старик.

Савелий сразу догадался, что он говорит про контрабанду и удивленно посмотрел на Данилу. Тот лишь виновато улыбнулся.

Перед кабинетом старика к ним вышел прилежно одетый мальчик лет десяти с чрезвычайно умными и проницательными глазами. Он вел за руку молодую светловолосую девушку лет двадцати пяти, видимо свою мать Ульфару. Она была настоящей красавицей хотя вид у неё был совершенно усталый и потрепанный. Сам мальчик был не похож на нее: смуглый, черноволосый с темно-зелеными глазами. Профессор подметил, что мальчик носил нарукавники и очки, выглядело это довольно странно и одновременно забавно. Девушка приветливо и как-то рассеяно улыбнулась им, не произнеся ни слова.

– А это Вы профессор! – объявил вдруг мальчик – Я так и знал, что вы придете…

– И откуда это вы узнали молодой человек? – спросил опешивший профессор.

– Ааа… Вы все не престаёте удивляться? – улыбнулся он, – Ну как же откуда?! – из сновидений. Кстати, сейчас должны прейти весьма неучтивые гости и я вам советую не делать лишних телодвижений и просто молчать пока вас не спрашивают.

Дед мальчика обречённо прикрыл глаза присев на стул рядом, так и не дойдя до кабинета. Не успел профессор вымолвить и слова как в ответ внизу послышался грохот выломанной двери…

***

Савелий Север и Данила Бруст (что-то усердно пытающийся рассмотреть на потолке), вместе со всеми остальными обитателями дома, ровной шеренгой стояли в гостиной. На этот раз профессор молчал, вняв совету мальчика, который беззаботно улыбаясь смотрел на ходящего туда-сюда местного блюстителя канцелярии порядка. Ульфара с заплаканным и испуганным лицом, прижимала сына к себе в надежде защитить. Лицо блюстителя, сверху до низу, было помечено косым шрамом, создавая вид отпетого бандита. Позади него стояло пятеро канцлеров такого же пошиба с револьверами в руках.

– В общем так! Клавдий Патриций Мали и Альфара Мали! Вы обвиняетесь в отмывании денег в особо крупном размере и контрабанде. Ваше преступление подтвердили все сорок сновидцев и именем… – тут блюститель причмокнул словно что-то вспоминая…– в общем не важно, пусть будет именем нашего префекта Бруно Барбаса…и будете расстреляны на месте.

«Нееет!» – умоляюще выкрикнула мать мальчика. Заверещала челядь, раздалось возмущенное «Да как вы смеете!» – профессора и разочарованное «Я же говорил!» – Данилы Бруста. Лишь только мальчик был спокоен:

– Уважаемый Сицилин! Луций заплатил тебе всего сорок денариев. Но твоя семья потеряет в десять раз больше, ну и плюс тебя. Подумай хорошенько прежде, чем это делать! Ты ведь знаешь, что я не вру и еще ни разу не ошибался, – деловым тоном проговорил мальчик.

Сицилин посмотрев на него оценивающим взглядом и почесав свою щетину сказал:

– Ну так-то да! А что я еще получу если оставлю тебя в живых и закрою дело?! –спросил он в ответ. Мальчик широко и страшно улыбнулся:

– Ты только представь как твоя карьера быстро поползет вверх с моими предсказаниями. Тогда ты довольно быстро сможешь переехать в метрополию. Там по вполне выгодной цене, по телеграмме, сможешь получать мои предсказания и дальше. Глядишь станешь главой канцелярии порядка Анбасима.

Сицилин закатив глаза стал усердно чесать в затылке, обдумывая сказанное, но додумать ему так и не дали…

– Всем стоять! Оружие на пол! Руки верх! Именем меня Вы арестованы! – раздался позади радостный и громогласный бас огромного, с густой и длиной бородой мужчины. Топая как слон он ввалился в гостиную с дюжинной блестящих как золотая монета преторианцев. Было видно, что этот кичливо и богато одетый человек получал невообразимое удовольствие от происходящего процесса. Канцеляры тут же бросили оружие, и не оборачиваясь вместе с остальными обителями дома подняли руки вверх. Мальчик по-прежнему остался спокоен и недвижим будто все происходило так как он и планировал.

– Я согласен! – на лице Сицилина была написана досада и испуг.

Мальчик, зловеще улыбнувшись, произнес:

- Поздно! Теперь ты мне не нужен.

– Вы можете опустить руки дорогие мои – весело объявил большой мужчина, указав пухлым пальцем на обитателей дома. Бруно Барбас не преследует ни в чем не повинных людей. А таких как ты – мое золотце, даже щедро поощряет, – сказал он мальчику похлопав его по щеке. Люди с громким вздохом облегчения опустили руки. – Все вышло так, как ты и предсказал! Я даже не догадался, что сорок одна змея, которые мне тогда приснились, это были всего лишь на всего, сорок моих бесполезных брехунов с Луцием. То-то я думаю, что это они так побледнели, когда я попросил их растолковать свой сон.

– Да, господин Бруно, простая арифметика. Это меня мама научила ей! – с наигранным смущением и гордостью объявил мальчик.

– Получается тем голубем, что их разогнал, оказался ты?

– Получается так. Я надеюсь, вы успели перехватить настоящие сундуки?

– Конечно! Был бы я тут. Решили, что меня можно обдурить! Врали, что будто в этих сундуках не было ни чего кроме древнего хлама. – ответил Барбас и отвесил Синилину смачную оплеуху – А с тобой у меня будет отдельный разговор!

– Я всего лишь исполнял свои обязанности господин Бруно, – затравлено и шипя от боли ответил Сицилин.

Проигнорировав оправдания блюстителя, префект снова обратился к мальчику:

– Только я не понял, почему в этот раз змеи оказались опасностью. Прошлый раз ты предсказал старухе, что змеи под ее углами означают клад.

– Так это ведь было на седьмой день цикла, а ваш сон попался на десятый! – важно разъяснил мальчик.

– Хм, звучит убедительно, – ответил Бруно, будто понимая в этом что-то.

– А что вы сделали с ними, с преступниками? – господин Бруно отозвался вдруг Клавдий!

– А что еще я мог сделать? Поставил к стенке и расстрелял! – с веселым недоумением ответил он.

– Очень хорошо! – довольно улыбнулся старик.

– Но как же так! Вы ведь должны были их передать в метрополию! – возмутился тут Савелий.

– Ааа… это вы господин профессор?! Кажется, Савелий Север если не ошибаюсь…

– Да, совершенно, верно, – важно подтвердил он.

– Это у Вас там, на западном берегу, все по-другому решается, а у нас иначе ни как. Да мое золотце? – снова обратился он к мальчику тут же забыв о профессоре.

– Ага, – плотоядным голосом ответил тот.

– Ну все, пора заканчивать это спектакль! – похлопав в ладоши, объявил Бруно, – Капитан забирайте этот сброд! А ты мое золотце, собирайся! У меня для тебя есть вкусное угощение. Ты ведь любишь мороженное?

– Ага! – с щенячьей радостью ответил мальчик и потянул свою ошарашенную мать за собой. Защелкнув за спиной канцеляров, и их уже бывшего начальника кандалы, преторианцы повели их следом. «Опять за решетку» - проговорил кто-то из них и обреченно вздохнул. На выходе из гостиной, идущий в припрыжку мальчик резко остановился и не оборачиваясь сказал:

– Дедушка не валяй дурака! Отдай череп профессору не зря же он перся в эту глухомань. А так хоть будет чем знаться здесь. Я ему потом подскажу, где здесь следует вести раскопки.

– Да…Да... – рассеянно ответил старик и немного промешкавшись засеменил на кухню.

– И… кстати… профессор – в его голосе появились угрожающие нотки, – Занимайтесь своим делом и не пытайтесь сообщать обо всем в метрополию. Послушайте моего совета. Воды Коцита слишком холодны для вашего возраста, – объявил он и был таков.

– Вот держите!

Савелий Север, ошарашенный всем тем, что сейчас перед ним произошло не сразу заметил, как нему подошел Клавдий с большим свертком. Он долго и недоуменно смотрел на него не понимая, что от него хотят.

– Профессор! Череп! – мягко разбудил его Данила Бруст.

– Ах да! Да-да… Спасибо! – рассеянно отзывался он. – И так что там? – профессор, одев пенсне бережно взял сверток в руки и судорожно размотал его. Это был потемневший от времени старый человеческий череп. Он был слегка вытянут и деформирован. Но Савелию не сразу удалось разглядеть, что по периметру, тот был исписан еле различимой вычурной вязью. Эту вязь он узнал сразу – надпись была на древнеавирском! Его дыхание перехватило от предвкушения, и он начал медленно читать, поворачивая череп по часовой стрелке:

«Причиной стану одного рожденья и смерти - сорок одного».

С тех самых пор, жизнь Савелия Севера уже не была прежней…