Где-то около двенадцати часов ночи 5 сентября 2008 года 10-летняя Аня Патрушева заснула на заднем сиденье машины, когда ехала домой с папой и приемной мамой. Проснулась она только через две недели.
Примерно в это же время Игорь Сорокин уже пытался реализовать свои мечты о благотворительности.
Аня
Новое Сертолово — это, по большому счету, один малоэтажный жилой комплекс да остановка маршруток. Слева от комплекса — лес, но непонятно, долго ли он будет тут находиться, если район станет развиваться. Во дворах гуляют мамы с колясками.
Аня и Зоя (подруга и сиделка Ани) живут здесь уже неделю. Это второй переезд в Аниной жизни: в 2008 году она с семьей переехала из Кировской области в Петербург. Но город посмотреть не успела: авария произошла через неделю после приезда. У приемной мамы (мама Ани погибла в ДТП, когда девочке было три года) — сотрясение мозга, у отца пострадала нога, у Ани — травма спинного мозга, она фактически оказалась обездвижена. После аварии — двухнедельная кома, а следом в течение года — больницы, больницы, больницы.
— Не помню момента, когда мне кто-то сказал, что с ногами плохо. Я, наверное, не понимала этого. Мне говорили: чего за два года добьешься, то и будет.
За первый год после аварии Аня начала держать шею, приподнимать кисть руки, да и вообще руки стали лучше двигаться. Но на этом тогда реабилитация закончилась. Сейчас 19-летняя Аня — хрупкая, стройная и бледная — сидит передо мной в инвалидном кресле, она не чувствует ничего ниже плеч. Но то, что она достаточно долго сидит — уже достижение, потому что после первого года интенсивной реабилитации она только лежала. Лежа она закончила школу на четверки и пятерки.
А потом появился Игорь Сорокин.
— Социальный работник искал того, кто бы мог помочь моей маме со мной, и нашла Игоря Юрьевича. Изначально хотели забрать меня на две недели в какой-то лагерь для особенных детей, чтобы родители отдохнули, потому что они уже устали за много лет со мной. Но пришел Игорь Юрьевич и говорит: «А что вы не лечитесь?» Мне тогда исполнилось 15 лет, и до этого таких людей в моей жизни не было. Мне казалось, что он попробует один раз — что-то не получится, и все. Я даже не думала, что он такой добрый и морально сильный человек, чтобы тянуть меня так долго.
Игорь
— В октябре 2013 года я приехал в отдел соцзащиты в Колпино с предложением сотрудничать. Они тогда сказали, что у них есть сложная ситуация — девочка с травмой, родителям тяжело, может им что-то купить? Я приехал к Ане и спрашиваю: «А чего ты лежишь?» Она мне ответила: «Мне сказали лежать до конца своих дней, ничего не поможет». Это уже потом врачи нам сказали, что шанс есть, а к тому моменту она лежала уже четыре года. К ним приезжал профессор из Германии, сказал, что то, чего она достигла — максимум, больше пытаться не стоит. Я говорю: «Да какая разница, что сказал профессор? Сколько людей 25 лет лежали, а потом встали и пошли, потому что начали заниматься. Никто не отменял упорства и желания».
Сорокин начал заниматься благотворительностью в 2008-м. В то время он работал в компании мастером по ремонту инструмента (он и сейчас этим занимается). «Всегда хотелось что-то хорошее делать, — рассказывал он мне в 2012-м году, когда мы познакомились. — Но я не знал, как найти правильный подход». Сначала он решил построить дом для престарелых, но в итоге инвестор отказался от проекта. Потом он создал социальную парикмахерскую, где нуждающихся стригли бесплатно, и арендовал помещение под магазин, чтобы за копейки (а иногда бесплатно) продавать вещи тем, кто не может купить по обычным ценам.
— Меня из фирмы и выгнали из-за того, что я слишком много времени начал благотворительности уделять. Директор бесился, бесился, а потом выкинул меня. Говорил, что вот чем мне надо заниматься, так это ремонтом инструментов. Когда заводили пароли от общей базы, он дал мне пароль «благодетель».
Сорокин и был благодетелем, только без кавычек: зарегистрировал благотворительный фонд, помогал пожилым, финансировал стрижки бабулек, отдавал вещи многодетным мамам, мыл полы дома у инвалидов, одевался в «бутерброд», чтобы рекламировать свой благотворительный магазин. И постоянно вкладывал во все это свои деньги. Потом парикмахерскую и магазин из-за финансовых проблем пришлось закрыть, а в 2013-м он познакомился с Аней.
— Когда я в первую нашу встречу сказал ей, что будем заниматься, она ответила, что много было таких — говорящих, а потом пропадающих. Я: «Нет, будем до конца заниматься». А раз я гарантирую, назад дороги нет. Я же не могу сказать: «Извини, я такой же, как те, кто к тебе приходил до этого». То есть я — последняя инстанция. Не могу про себя сказать, что я человек, который твердо сдерживает обещания, но в данном случае не могу себе этого позволить. Я не могу бросить Аню: одно дело — лежать два-три года, и другое — десять лет смотреть в потолок, особенно без надежд.
Аня
Ане больно. Но боль она не чувствует. Понимает, что где-то болит по тому, что начинает потеть. «Мне не говорили о связи боли и пота, это пришло с опытом. Раньше, если долго лежала на одном боку, то начинала сильно потеть. Меня перевернут, и я моментально сухая. Сначала не понимала, что это из-за боли, только через несколько лет до меня дошло, что надо просто поменять положение и боль пройдет».
Игорь регулирует кресло, и Аня оказывается в полулежачем положении. И правда — становится сухая. Чуть позже, когда она сильно устанет, ее переложат на кровать. Кровать, телевизор, подъемник привезли из дома. Теперь они стоят в этой небольшой, пока еще не обжитой однушке. Но Ане здесь очень нравится, она постоянно повторяет, как рада, что они сюда переехали. Здесь они постоянно вдвоем с Зоей, а родители работали, и Аня, по сути, была дома одна.
Четыре года назад, когда Игорь только появился в Аниной жизни, он сразу нанял массажистку, которая в свою очередь порекомендовала им поехать на реабилитацию в детский институт имени Турнера. Потом пару лет они почти не выезжали из разных учреждений, где девочка проходила реабилитацию — попадать туда так часто помогала одна из депутатов ЗакСа. Ане это шло на пользу: крепли мышцы, она стала увереннее сидеть. Да и моральный момент много значил: врачи говорили, что надо разогнуть руки, потом сесть, потом уже думать о ходьбе. Значит, есть, к чему стремиться.
Но после того, как Ане исполнилось 18 лет, на реабилитацию стало попасть труднее, за последние полтора года она была в больнице только один раз. Аню не берут сейчас в больницу еще и потому, что у нее слабые кости, не хватает кальция. Кальций она ест, но, по словам Игоря, он не усваивается, а чтобы усваивался — нужно заниматься. Замкнутый круг.
Так что переезд в Сертолово — это хоть и приятная, но вынужденная ситуация. В больнице рядом с Аней должна быть сиделка, а ее услуги стоят не меньше полутора тысяч в день. Плюс проживание в больнице (если ехать вне очереди, не по квоте), оплата процедур сверх положенного минимума. А в квартиру они планируют купить тренажеров, и Зоя — подруга и сиделка — будет заниматься с Аней постоянно.
Игорь
— Я боялся, что тяжело будет найти квартиру. И хозяйке сразу сказал, что мы превратим здесь все в тренажерный зал, она была не против. Естественно, ничего сверлить не будем, а просто привезем кучу тренажеров.
Мы переходим на кухню, Зоя ставит чайник. Наливает чай Ане и поет ее: глоток («не горячий?»), дает откусить конфету, снова глоток. В кухню Анино кресло заезжает, а вот в ванну нет, поэтому Игорь думает, что делать.
— Может, Светлану (бывшая сиделка — Ред.) в гости позвать?
— Нет, не надо, — отвечает Аня.
— Не хочешь Светлану в гости?
— Пусть придет, конечно. Но она денежек не попросит?
Этот вопрос Ани, сказанный между делом, на самом деле очень важный. Деньги им нужны: ежемесячно Игорю надо платить примерно 20 тысяч за аренду жилья плюс коммуналку, 25 тысяч рублей Зое за работу сиделки, покупать продукты, катетеры, перчатки. А еще массажисты, тренажеры — Ане необходимо постоянно заниматься.
Деньги собирают в группе в Вконтакте, но этого не хватает: с июня прошлого года по январь этого было собрано всего 32 тысячи (а, к примеру, чтобы заехать в больницу на реабилитацию платно, по словам Игоря, нужно примерно шесть тысяч в день). В прошлом году еще состоялся благотворительный концерт в поддержку Ани, там было собрано 130 тысяч, половину из которых уже потратили на квартиру и сиделку.
— То есть еще этот месяц, а в следующем буду давать свои.
— Потянете один?
— Нет. Мы планируем в апреле организовать еще один благотворительный концерт Сергея Рогожина, может, люди активизируются. Но я буду носить сюда деньги, что делать. По большому счету, за первые два года я вложил в реабилитацию Ани тысяч триста. С февраля по март позапрошлого года у меня были проблемы с деньгами, я задолжал сиделке. Бегал в ломбард, закладывал свою машину, чтобы рассчитаться, потом снова выкупил. Ну а что делать? Если не платить, сиделка уйдет, и значит, у Ани изменится моральное состояние. Все должно быть стабильно.
Рассказывая историю о том, как сдавал свой автомобиль в ломбард, Игорь смеется.
Аня
— Я ненавижу телик. Он мне надоел: постоянно лежишь и смотришь в одну точку, испортила себе зрение. Раньше смотрела его с утра до вечера. Но лежать и смотреть в потолок — это круче. Одна со своими эмоциями, периодически разговаривала сама с собой. Вспоминаю какие-то прошлые ситуации — вчера, например, вспоминала, как мы познакомилась с Зоей. Это из-за того, что в жизни ничего не происходит — так я хочу наполнить дни событиями.
Событие для Ани — это приезд в больницу, прогулка. Реабилитация для нее — это «глоток жизни», способ выбраться из четырех стен. За эти девять лет она вспоминает три поездки: как Игорь возил ее в Петергоф («очень красиво, много людей, особенно китайцев, Самсон — эпичный»), как гуляли в центре города тоже с Игорем (было жарко, и ей стало плохо), как с папой ездили на Крестовский остров в парк.
Сейчас Аня с нетерпением ждет прогулок, потому что гуляет она в основном тогда, когда бывает в больницах. Она и в супермаркете была всего один раз — они туда выехали с сиделкой. «Не знаю, как сказать — было стремно, потому что люди оглядываются, смотрят, хотелось поскорее оттуда уехать».
А вообще Анина мечта — побывать на рок-концерте.
Игорь
— У меня есть мечта. Как я понимаю, у нас в Петербурге и в области нет такого места, где родители могут отдыхать, проводить лето с детьми-инвалидами. И я подумал построить такой дом отдыха. На него надо два миллиона (это если без участка), а как представишь, что люди за четыре миллиона машину покупают… Там поместятся семей семь, будут доплачивать за коммунальные услуги. Но сколько писем пишу — ничего. По-моему, пока в какой-то тусовке не потусуешься, ничего не произойдет. Надо на какие-то банкеты ходить, а когда ты пишешь письма от имени организации — да кому ты нужен.
— Вы верите, что Аня встанет на ноги?
— Верю, но это от самого человека зависит. Аня верит. Я почему-то не вижу ее по жизни неходящей, реально прикидываю, что лет десять, и она встанет. Это будет лучшим достижением в моей жизни, если она пойдет — можно потом уже ничего не делать. Аня доверчивая, мягкая, искренняя. Светлый человек, абсолютно чистый: такие люди — очень хорошие «проводники» наверх. Мне кажется, что любому человеку, помогающему Ане, что-то где-то прощается.
— Может, вы тоже «проводник»?
— Нет, если бы я был проводником, наверное, мне все бы легче давалось. Захотел — реализовал свою идею, появились спонсоры. Мне кажется, что вокруг людей-проводников жизнь цветет, как возле Ани: все ей стремятся помогать, вокруг хорошие люди. Я бы не сказал, что вокруг меня жизнь цветет, она в рутине. Люди ездят отдыхать куда-то, я последний раз на море был в 2000-м году. Я спокойно отдыхаю на новогодние праздники., конечно. Я, видимо, не очень могу распоряжаться деньгами, поэтому мне их вечно не хватает. Сколько я трачу на себя в месяц? Думаю, тысяч двадцать. Это и на бензин, и на корм собакам. Никуда не хожу: ни в рестораны, ни в клубы, ни на светские рауты (смеется — Ред.), из одежды покупаю все необходимое, ношу пока не развалится. Да и если бы я был проводником, то был бы идеальным человеком. Может, здесь я и идеальный, но в работе-то я могу инструмент вовремя не починить, подумать что-то плохое.
Аня
— На самом деле, я не упорная. Мне не хватает настойчивости в жизни. Если это никому кроме меня в жизни не надо, то и мне тоже. К сожалению. Когда рядом есть человек, который в тебя верит, поддерживает, это придает сил. Мне никто так не помогает, как Игорь, это бесценный человек.
Я изначально не задумывалась, что Бог может чем-то помочь, я молилась дома. Когда мне было 15 лет, ко мне приехала сестра из Воркуты на какой-то праздник, и сказала, что есть очень действенная молитва. Я начала ее читать, и буквально через несколько дней впервые пришел Игорь Юрьевич. Бог ответил на мои молитвы и через Игоря Юрьевича мне помогает. Я верю в это.
Елена Барковская, издание "Мой район", 3 марта 2017 года
