Нет, он был такой же, как и многие старые дома в этом районе. В глубине переулка, четырехэтажный, довоенной постройки, грязно-желтого цвета, два подъезда, мрачноватый двор, закрытый домами со всех сторон. Михаил сам не мог понять, что его так привлекло в этом доме. Он все лето искал квартиру для них с Элей, чтобы была обязательно в добротном здании, в старом тихом центре Москвы. Он посмотрел множество «сталинок», от помпезных домов с колоннами и именной доской на фасаде в честь известных людей до ничем не примечательных. Объездил центр, от Марьиной Рощи до Преображенки, и все никак не мог найти нужное.
Наверное, Михаил сразу увидел то странное окно на последнем этаже. Все коммуналки, как во всех домах центра, здесь тоже давно были куплены, жильцы расселены. В окнах дома были установлены новенькие стеклопакеты, на фасаде — кондиционеры, кое-где — тарелки спутниковых антенн.
Только в одном окне на верхнем этаже были старые деревянные ветхие рамы. Стекла не блестели победной чистотой, как у соседей, занавесок не было, за одной створкой виднелся горшок с алоэ. На подоконнике стояла большая мутная банка с непонятным темным содержимым.
Михаил подумал, что в банке на подоконнике — тот самый гриб, который держала на кухне его бабушка. Она заставляла всех домашних «пить гриб для здоровья», маленький Миша пить не хотел, бабушка говорила, что гриб — живой, и Мишка жутко его боялся.
«Всех расселили, осталась пара каких-то упорных стариков. Наверняка у них отдельная квартира, поэтому их до сих пор никто не подвинул. Или для детей квартиру в центре приберегают. Надо навести справки о жильцах. Но все равно странно: одна такая квартира во всем доме и осталась? Как меня ждала. Черт, как пить хочется, жара адова».
Михаил рассеянно прокручивал в голове эти мысли, как вдруг увидел незамеченную им ранее женщину в глубине двора. Старушка, маленькая, в белом платочке, какая-то совсем не московская, в допотопных ботах (в такую жару), кормила стайку кошек, таких же тощих и старых, как она. На фоне новой детской площадки с этим модным в последние годы в Москве мягким покрытием старуха смотрелась нелепо и жалко. Увидев подходящего Михаила, старушка разогнулась и, заслоняясь ладонью от слепящего солнца, молча вглядывалась в мужчину.
— Бабушка, скажите, вы из этого дома? Всех жильцов здесь, наверное, знаете?
— Да, я тут, считай, дольше всех живу. А ты что хотел-то?
— Да мне бы поговорить с жильцами вон той квартиры, — Михаил показал на окно. — Подскажете номер квартиры и как их зовут?
Старушка молчала. Кошки мяукали противными голосами. Подъев корм, одна, самая облезлая, серая, с рваным ухом и наглыми желтыми глазами, драла когтями бабкину юбку, требуя добавки. Старуха достала бутылку с водой из сумки (Михаил сглотнул), налила воды в потрескавшуюся эмалированную миску и сказала, спокойно глядя выцветшими глазками на Михаила:
— Зовут меня Майя Николаевна. Квартира номер 23. Там и живу лет 40 уже. Муж умер давно, одна доживаю.
Михаил не мог поверить, такая удача! Старуха одинока, можно прямо сейчас посмотреть квартиру!
— Так ты что хотел-то? — спросила Майя Николаевна, все так же безмятежно наблюдая за Михаилом.
— Вы знаете, я тут мимо проходил, присматриваю квартиру в этом районе, я работаю недалеко, можно будет на работу ходить пешком, не только на машине ездить. Если квартира мне подойдет — так я мог бы хорошие деньги предложить, то есть сам вам отличную квартиру с ремонтом в новом доме подберу, куплю, перевезу вас и устрою на новом месте. Я вижу, в доме лифта у вас нет. Тяжело, наверное, ходить на последний этаж?
— Да, нелегко, — все так же ровно отвечала старушка. Она совершенно не удивилась внезапному предложению.
«Может, не в первый раз ей предлагают, риелторы ушлые сейчас, весь центр прочесан ими, ладно, надо в квартиру попасть, там посмотрим», — быстро соображал Михаил.
— Я мог бы прямо сейчас к вам подняться, посмотреть квартиру, хорошо? — сказал он. — Вы не бойтесь, я москвич, вот мои документы, я тут, на Старой Басманной работаю, рядом, — Михаил уже доставал паспорт.
— Да я не боюсь, — произнесла старушка, глядя на Михаила. — Могу квартиру показать, за осмотр денег не возьму! — И засмеялась неожиданно молодым смехом, так не вязавшимся со всем ее видом. Серая кошка перестала лакать воду, подняла голову.
Михаил даже засуетился от волнения.
— Давайте я вам сумку помогу донести… и как вы в такую жару ходите без лифта… тут без кондиционера дня не проживешь… — частил он, ласково подхватывая старуху под локоть.
— А я сегодня показать не смогу, — сказала она. — Мне сейчас в поликлинику нужно. Я вот только этих, — показала она на кошек, — покормить остановилась, но сейчас уже пойду. Там опаздывать нельзя. Ты давай завтра приходи, после обеда, буду дома, увидишь квартиру.
Михаил откашлялся, чтобы скрыть досаду. Хотелось уже сегодня посмотреть, чтобы время зря не тратить. Но он понимал, что в этом деле нужно быть аккуратным, со стариками сложно, нажимать опасно.
— Хорошо, бабушка (он никак не мог вспомнить имя старухи), договорились! Завтра я у вас, в обед. Давайте я вас до поликлиники на машине подброшу? — Везти бабку ему не хотелось, но предложить нужно было.
— Нет, — сказала она. — Ни к чему это, да и поликлиника моя рядом. Ты завтра приходи. Если не передумаешь.
— Да, конечно, обязательно приду! — Михаил все не мог вспомнить имя бабки.
Солнце жарило, как перед концом света. Ни дуновения, листья на деревьях казались пластиковыми, неживыми. Старуха отряхнула юбку от остатков кошачьей еды, погладила серую кошку (та уже вылакала всю воду, Михаил ей люто завидовал) и пошла из двора. Михаил смотрел ей вслед, потом спешно направился из переулка к своей машине. Скорее завести ее, чтобы салон наполнился ледяным воздухом. Буквально в двух шагах обнаружился маленький магазин с вывеской «Продукты». «Перье», конечно, и там не было. Михаил набрал гору бутылок самой дорогой ледяной минералки, взял еще упаковку пива. Он пил редко, но сегодняшнюю удачу хотелось как-то отметить.
Назавтра он еле дождался середины дня. Дом в Орликовом переулке не шел у него из головы. Михаил сам удивлялся своему волнению. Сколько он видел этих сталинских четырехэтажек! Чем ему приглянулся этот грязно-желтый домишко, у которого даже эркера нет, — он не понимал. По дороге Михаил купил торт. Старики любят сладкое. Его бабушка всегда покупала именно такой, простой вафельный. Во дворе никого не было. Даже кошки попрятались в эту жару. Михаил вошел в подъезд.
Просторный холл был отремонтирован, от сталинского прошлого осталась только черная витая лестница с узором в виде серпа и молота и колосьев пшеницы. В остальном подъезд ничем не отличался от современных: ковролин на лестничных клетках, модная обивка дверей, хитроумные замки. Жильцы были людьми обеспеченными.
На последнем этаже перед дверью квартиры 23 Михаил озадаченно остановился. Дверь была самой роскошной во всем подъезде. Возле нее стояла дорогая детская коляска. Михаил позвонил. Дверь открылась, молодая женщина в домашней пижаме с ребенком на руках удивленно смотрела на неожиданного визитера.
— Простите, пожалуйста, — выдавил Михаил. — А Майя Николаевна (он внезапно вспомнил имя старухи) здесь живет?
— Какая Майя Николаевна? — спросила женщина. — Здесь мы живем с мужем.
Михаил взглянул на номер квартиры. Нет, он не ошибся, это была квартира 23. За спиной женщины, цокая по ламинату, возникла собака, большой черный водолаз, и уставилась на Михаила.
— А что вы хотели? — спросила женщина, поудобнее перехватывая ребенка.
— Я хотел посмотреть квартиру. — Михаил чувствовал себя по-идиотски. «Чертова бабка!» — подумал он.
— Но мы ничего не продаем. Мы сами купили эту квартиру два месяца назад, — изумленно сказала женщина.
— И бабушку вы не знаете?
— Нет, и не было тут никакой бабушки.
Водолаз за спиной женщины заворчал. Михаил понял, что нужно уходить. Бабка была просто сумасшедшей.
— Извините, я, видимо, ошибся домом, — сказал он обреченно.
— Ничего, бывает, — женщина улыбнулась приятному высокому растерянному мужчине. — Кай, спокойно, иди на место!
Михаил пошел вниз, дверь за его спиной закрылась. На улице он присел на лавочку, закурил, рассеянно озирая двор. Поднял глаза. И замер. Окно было на месте. Все те же древние рамы, слепые пыльные стекла, алоэ, гриб в банке.
— Что за... — пробормотал он, медленно поднимаясь. Что-то мягко ткнулось ему в ноги. Серая кошка с рваным ухом. Она внимательно смотрела желтыми глазами на коробку в его руках. Михаил бросил торт у скамейки, не оглядываясь, пошел из двора.
«Что я, как идиот, уперся в этот дом, старуха сумасшедшая, это ясно, в одной комнате еще не сделан ремонт, тоже ясно. Хотя… два месяца уже, как они въехали… Все, сегодня же позвоню Петру, пусть он бегает, ищет мне, на то он и риелтор, завязываю ходить по раскаленному городу, так и чокнуться недолго!»
Эти мысли проносились в его голове по пути к машине. До того момента, пока он не увидел за углом мелькнувший белый платок. Она! Михаил в два прыжка догнал заворачивающую за угол бабку. Она опять была с сумкой, шла быстро, тяжело дыша.
— Ну, здравствуйте, бабушка! — запыхавшись, выговорил он. Имя опять вылетело у него из головы.
Старуха, остановившись, молчала и, как вчера, смотрела спокойным взглядом.
— А я приходил, как договаривались, хотел посмотреть квартиру, — говорил Михаил, пристально глядя на бабку. «Признаков безумия вроде не видно», — думал он. — А вы, оказывается, в другом месте живете?
Тут старуха оживилась, заговорила быстро: да, ты извини, у меня же ни телефона твоего, ничего, у меня подруга моя старая приболела, я сегодня никак не могу, вот, курицу несу, бульон ей сварить, она одна там лежит, помочь надо. А завтра ты приходи, я дома буду тебя ждать, покажу квартиру точно!
— Какую квартиру? — обалдев от бабкиного многословия, спросил Михаил.
— Как какую? Мою, номер 23. Она у меня одна, другой нету, — ответила бабка, нетерпеливо топчась. — Ну, придешь?
Михаил огляделся. Все вокруг тонуло в жарком мареве, все двоилось и плыло. Дома потеряли четкие очертания, проехавшая мимо машина расплывалась, преломившийся свет от колпаков фар больно ударил по глазам. Ломило в затылке.
«Это удар. От жары. Неужели инсульт?» — Он провел рукой по мокрым волосам. Рубашка тоже промокла насквозь. Бабка встревоженно взяла его за локоть.
— Ты это, парень… не пугай меня. Плохо тебе, что ли? Ох, господи...
Михаил очнулся. Бабка смотрела на него выцветшими глазками, лопотала что-то.
— Я пойду. Что-то мне и правда нехорошо, — сказал он и пошел, ступая нетвердо и пытаясь вспомнить, где оставил машину.
На следующий день Михаил вновь пришел в Орликов переулок. Как он ни ругал себя — даже позвонил Петру вечером, и тот энергично обещал взяться за поиск квартиры, — как ни убеждал себя выбросить безумную бабку и дурацкое окно из головы — дом не забывался. И Эля еще завела свою песню: когда же у нас будет своя уютная квартирка? Сколько мы еще будем по гостиницам скитаться? Мы же так мечтали о гнездышке, и т.д. и т.п.
С женой Михаил давно жил как с удобным для жизни партнером, жена была бухгалтером его фирм, и бухгалтером толковым. Бизнес процветал, менять что-либо не хотелось. Жена догадывалась о связи мужа на стороне, но предпочитала закрывать глаза. Ей тоже было так удобнее. Михаил, известный респектабельный предприниматель, много вкладывал в благотворительность, основал Фонд помощи больным детям, меценатствовал. Но жена хорошо помнила, каким он был в прошлом, знала, что вступать с ним в серьезный конфликт нельзя.
Элю Михаил привез из провинциального городка, где был однажды по делам. Он сам не ожидал, что эта миниатюрная девушка с немного раскосыми глазами так надолго и серьезно войдет в его жизнь. Михаилу все время хотелось Элю баловать, она радовалась подаркам от него так, как не радовался никто и никогда. Она искренне восхищалась им и поддерживала любые его идеи, и в бизнесе, и в благотворительности. В Москве Эля мгновенно освоилась, Михаил не переставал изумляться, как быстро эта скромная девочка из глубинки стала разбираться в моде, украшениях, ресторанах. Впрочем, Михаил это только приветствовал и еще больше гордился своим правильным выбором.
Михаил вошел в подъезд, поднялся на последний этаж. Та же дорогая дверь квартиры 23, та же коляска. Он позвонил. Прежняя молодая женщина, увидев Михаила, возмущенно заговорила: послушайте, я же вам все сказала, у нас нет никакой бабушки, квартиру продавать не собираемся, я сейчас позвоню мужу, мне все это уже не нравится! Если вы не уйдете — я вызову полицию! Кай!
Огромный черный водолаз выскочил из комнаты. Встал между хозяйкой и Михаилом. Было видно, что пес сейчас бросится. Михаил быстро пошел вниз, пес зашелся за спиной яростным лаем. Грохнула дверь квартиры.
Солнце полоснуло по глазам. Как и вчера, резко заболела голова. И Михаил буквально натолкнулся на старуху. В своем белом платке, с сумкой, она входила в подъезд. Михаил яростно схватил бабку за руку, встряхнул, сумка отлетела.
— Что это такое, ты совсем сумасшедшая, смеешься надо мной, что ли?! — заорал он.
И опять его поразил ее взгляд. Что-то вроде жалости промелькнуло в ее глазах. Старуха поправила платок, подняла сумку.
— Пойдем, — коротко сказала она. И стала тяжело подниматься по лестнице. Михаил стоял ошарашенно.
— Куда? — выговорил он, еле шевеля губами.
— Я покажу, — ответила бабка.
И он пошел за ней. Как во сне. Когда знаешь, что это — дурной сон, и знаешь, что нужно проснуться. И не хочешь просыпаться. Хочешь досмотреть до конца.
Дверь квартиры 23 была обычной старой дверью, коричневый потрескавшийся дермантин. Детской коляски не было, ковролина на лестнице — тоже. Старуха достала из сумки ключи, долго ковырялась в замке. Дверь открылась. Бабка стояла у порога, молча глядя на Михаила. Опять ему привиделась странная жалость в ее взгляде. Она посторонилась, он вошел в квартиру.
Прошел темный коридор. Комната была как в старых советских фильмах: торшер с зеленым абажуром, старый диван с вытертыми валиками, круглый стол, покрытый пыльной скатертью с бахромой. Горка, или сервант, с тусклыми хрустальными бокалами, ковер на стене. И окно. Горшок с алоэ, гриб в банке, стопка пожелтевших газет. Михаил обернулся, но бабки не было. Он пошел к окну и вдруг увидел фотографию, стоящую на столе.
И прошлое, которое он так старался забыть все эти годы, обрушилось на него.
На фотографии был Сергей. Серый, Серега. С Серегой в «лихие девяностые» они были друзьями и партнерами. Были не разлей вода, «кореши до самой доски», как говорил Сергей. В те опасные годы они вместе проворачивали рискованные дела, и всегда Серега прикрывал его, а он — Серегу. Они вместе мечтали, как, сколотив круглый капитал, отойдут от дел, откроют какой-нибудь бизнес поспокойнее, женятся и будут жить без забот.
В те годы они перегоняли подержанные иномарки в Москву. Здесь перебивали номера, чинили, рихтовали, продавали. Деньги делили поровну. Как и всё в жизни, всегда поровну. Как-то раз получили очень выгодный заказ. Сумма, в случае успеха, была огромной. И Михаил впервые подумал, что этой суммы ему бы полностью хватило, чтобы отойти от дел прямо сейчас...
Серега гнал последнюю машину из Германии. Все прошло благополучно. Они вдвоем отметили самую успешную свою сделку. Разъехались по домам. По дороге машина Сергея взорвалась. Виновных в его гибели не нашли.
А вскоре и времена изменились. Михаил строил свой бизнес, сеть его автосервисов и автосалонов росла, как грибы под дождем. Дела шли в гору. Все, за что он брался, было успешным.
Михаил почувствовал, что ему не хватает воздуха: как же душно в этой пыльной старой комнате. Он рванул створку окна. За окном был двор. Советский двор с погнутыми каруселями, песочницей, бабушками у подъезда. Вопили дети, тренькал звонок детского велосипеда. И во дворе был Серега. Он возился под окном со своей старенькой иномаркой, что-то усердно натирал.
Серега поднял смеющееся лицо, закричал: «Миха, ну ты скоро? Давай, братан, нам ехать надо, опаздываем! Я уже и кабриолет надраил! Карета подана, сэр!»
Михаил вдруг вспомнил: Серега жил в Бескудниково, снимал там хату. Как-то раз он мельком упомянул, что родители его живут где-то в центре, то ли на Сретенке, то ли еще где. И упорно отказываются переезжать, хотя Серега не раз предлагал купить им квартиру в новом доме.
Михаил пошел вниз. Потому что его ждал друг. И потому что любой сон можно досмотреть. И проснуться. Ничего же не случается с людьми во сне. Так всегда говорила его бабушка.
Из сводки ГИБДД за 19 августа 20… года:
«…взрыв иномарки на Ленинском проспекте. Личности двух погибших в автомобиле мужчин и причины происшествия устанавливаются…»
Молодая женщина гуляет с детской коляской во дворе одного дома в Орликовом переулке. Большая черная собака лежит в теньке под детской горкой. Жара в Москве. Листья на деревьях — как пластиковые, неживые. Ни дуновения.
«Как хорошо, что мы выбрали этот дом. И место отличное, и двор без машин, закрытый. И чистота, никаких уличных кошек, фу, терпеть не могу. Жаль, лифта нет. Тяжко с коляской подниматься на последний этаж».
