Серия «Родные»

Родной дед, мамин отец. На студенческой гулянке кто-то предложил тост «За товарища Сталина», дед возразил –«А давайте лучше за встречу под столом». Утром собутыльники кинулись наперегонки доносить. А то ты не донёс, а другой донёс, значит  ты тоже виноват, что «слушал и не доложил». 58-я, 7 лет. Маму потом удочерил отчим, поэтому на родного деда запрос подать не могу, никаких документов, подтверждающих родство не существует, пересказываю то, что рассказала бабушка.

Вот, на этом фото они все вместе – бабушка, дед и моя мама. Бабушка только вышла из лагеря, измождённая, а дед освободился годом ранее, вполне себе красавчик) Жить с ним бабушка не захотела, забрала дочь и уехала к своему отцу в Сибирь.

Дед-отчим. Был инженером, работал на оборонном заводе, на войну не отпустили – был нужен в тылу. Угнали в плен из оккупированного города, в Австрию. Вернулся в 1946-м, в 47-м арестовали –  58-я статья, 25 лет. Освобождён после смерти Сталина в 1954-м году.  Запрос делала, пришёл отказ – 75 лет ещё не прошло, секретность не снята. Через пять лет снова отправлю.

Бабушка, мамина мама, самая родная и любимая, мой Главный Взрослый человек. Я выросла под её рассказы о своей жизни, и в том числе о лагере. Арестована была в 1948 году. За два года до ареста с ней познакомилась женщина, которая бабушке сразу не понравилась, но потом первое впечатление стёрлось, а зря. Именно она два года собирала материал о ней, и обвинение строилось на её доносе. Бабушка в принципе никогда особо за языком не следила, говорила прямо всё что думает и о товарище Сталине и о ситуации в стране, удивительно, что раньше на неё никто не донёс. Когда арестовали, то предъявили 10 анекдотов, которые бабушка якобы рассказывала. «Некоторые из них я знала, а которые не знала – посмеялась над ними». Я, увы, только один запомнила, анекдот-частушку:

«Триста лет нас гнули-гнули,

Так и не смогли согнуть.

А за тридцать так согнули,

В триста лет не разогнуть»

(Тут сравнивается временные периоды монголо-татарского Ига и время правления Сталина)

Бабушка рассказывала, что на первых допросах она пыталась вести разговор на равных и спросила следователя – «А по какому праву вы так со мной разговариваете? Я подследственная, а не осужденная!» На это он подвёл её к окну, показал на улицу и ответил – «Подследственные вон там ходят, понятно?».

Дальше пытались её сломить, чтобы она написала доносы на своих друзей. Держали 5 дней без сна – в одиночной камере с одной табуреткой, только глаза закроются, сразу открывается дверь и крик «Не спать!». Потом два месяца в одиночке, где днём нельзя было ложиться, только ходить или сидеть, смотрели за этим в глазок. Бабушка рассказывала, что чтобы не спятить, она переводила в уме книги с русского на французский (она преподаватель французского).

Друзей она не сдала, получила 25 лет по 58-й статье и была отправлена в Вятлаг.

После арестовали бабушкину родную сестру, которая была на восьмом месяце беременности, потому что «слушала, но не донесла» на сестру — дали 10 лет. Сына она родила в лагере, с проблемами здоровья из-за перенесённого стресса.

Вообще бабушка у меня удивительный оптимист, всегда во всём искала положительные стороны и верила в лучшее. Про лагерь она говорила так – «Никогда больше я не встречала столько умных и интеллигентных людей в одном месте!». С уголовниками естественно тоже пересекалась, общались, она пересказывала им книги. Говорит, самое интересное было, когда пересказанное произведение через год-два возвращалось к ней переиначенное, украшенное тюремной романтикой, едва  узнаваемое. Из того что я запомнила – особенной популярностью пользовался рассказ «Белая прядь». Про студента-медика, который влюбился в мёртвую прекрасную девушку и понял, что она не умерла по седой пряди, которая появилась за одну ночь. Он спас её, а чем закончилось – не помню) Надо погуглить)

Выжила бабушка в лагере благодаря курсам медсестёр, которые закончила во время войны, а в лагере требовался лаборант в медпункт. А так её сначала отправили лес валить, а там как – норму за день не сделаешь, меньше пайку получишь. И какой из неё был лесоповальщик – 155 см рост, 37 кг вес, преподаватель французского, погибла бы.

Ещё важный момент про лагерь – очень важно было соблюдать личную гигиену. Всё же отбирали, и шнурки и подтяжки, женщины из каких-то обрывков придумывали себе конструкции для поддержания чулок, ценой гигантских усилий поддерживали гигиену, чистоту и целостность одежды. Бабушка говорила, что много раз видела – тот, кто сдавался и забивал на всё, вскорости погибал. Такой первый, но важный кирпичик в фундаменте личности.

Мама моя родилась в лагере, в марте 1953-го, через несколько дней после смерти Сталина. Про то, как она выжила я писала тут.

Бабушку освободили в 1955-м, а реабилитировали в 1965-м. Запрос я сделала, и мне пришёл ответ, что в том же году, в 1965-м, дело было уничтожено за ненадобностью.

Год после освобождения бабушка не могла стоять в очередях – если кто-то за ней занимал, она пропускала вперёд, потому что чувствовала себя хуже остальных, недостойной даже стоять перед кем-то, только последней. Так, бывало, час простоит и уходит ни с чем.

Из лагеря у бабушки остались подруги, компания пять человек, они постоянно переписывались, созванивались и примерно раз в пятилетку встречались. На одном таком «Слёте лагерных подруг» мне посчастливилось побывать. Правда, мне было 13 лет, и эти самые подруги меня особо не интересовали, это сейчас я бы за ними ходила по пятам и выспрашивала бы всё-всё. А так у меня совсем немного информации о них осталось в памяти.

Собирались мы в маленьком городке под Харьковом, у тёть Маши – она такая вся кругленькая, в ямочках, хохотушка, всё время готовила, пекла, да так вкусно – ум отъешь! Настоящая хозяюшка)

Ещё была тёть Аня, из Эстонии, самая спокойная и рассудительная. Очень сдержанная и внешне, и в манерах и с тонким чувством юмора.

Тёть Шура из Беларуси – дворянского происхождения, с тяжёлой рыже-седой косой, обёрнутой вокруг головы, с вытянутым лицом и тяжёлыми веками. Поручик Ржевский среди остальных тётушек)). Постоянно намеревалась завернуть что-то непристойное, матерное, тётки затыкали её на полуслове с криком «Шура, молчи, тут ребёнок!» (ребёнок – это была я)

Бабушка моя из Сибири. Душа компании)

Тёть Лия, из Москвы, но вообще-то она американка еврейского происхождения (или еврейка американского?). Её родители во время Гражданской войны эмигрировали в США, а они с братом выросли убеждёнными коммунистами и после ВОВ поехали на историческую Родину в СССР помогать восстанавливать страну. Где и были арестованы как шпионы. Она единственная, про кого я хоть что-то знаю, потому что она была невероятной болтушкой)

Позже я спрашивала у бабушки про остальных подруг «Как и за что?», она мне ответила, что у них не принято было спрашивать о подробностях ареста. Политические – и всё, что они друг про друга знали. И на «слёте» никогда не вспоминали лагерь. Бесконечные разговоры про детей, про внуков, про книги, про фильмы – за жизнь в общем. И бесконечно смеялись и шутили друг над другом. Я думаю, что вот это вот жизнелюбие, кроме того, что их сдружило – оно и помогло им выжить и вернуться к обычной жизни.

Конечно я понимаю, что бабушка мне не рассказывала самые страшные и тяжёлые моменты заключения. Такой у ней был жизненный принцип – везде искать хорошее, она и меня всегда  учила «По хорошее пойдёшь – хорошее найдёшь, по плохое – лопатой будешь грести», такой вот она была несгибаемый оптимист.

Я помню, бабушка. И не забуду.  

Прадед закончил духовную семинарию и медицинский факультет, в 1915 году был рукоположен и являлся священником-проповедником Томского Троицкого кафедрального собора.

29 октября 1918 года его родители были расстреляны в с. Каратузском восставшими крестьянами во время Минусинского мятежа против белых властей. На село, где о.Михаил служил и проживал с семьёй, напали восставшие крестьяне соседних деревень с целью отобрать оружие у казаков. Часть казаков укрылись в церкви, что стало поводом для обвинения о.Михаила в помощи спрятавшимся. Храм взломали, казаков перестреляли, церковь разграбили, а потом пошли в дом священника, надеясь найти ещё ценности, ну и поквитаться со священником. (С ними тогда ещё жили младшие дети, подробности со слов одной из сестёр прадеда.) Первой на шум выглянула матушка, Анна Константиновна, и попыталась успокоить нападавших - "Опомнитесь, православные!", в неё выстрелили, ранили. Наверно у ней была возможность скрыться или попросить пощады, но она повернулась к стрелявшему и сказала - "Целься лучше, пся крэв". Следующий выстрел был уже смертельный. О.Михаила убили первым же выстрелом, детей не тронули. Когда повстанцы уходили, один из них спросил главного - "А с щенками что делать будем?", тот ответил, мол, "сами сдохнут". Но нет, все выжили.

Есть короткая документалка, посвящённая гибели о.Михаила, она немного отличается в деталях, но в целом соответствует тому, что известно нашей семье.

После того, как Александр узнал об убийстве своих родителей, он, одержимый чувством мести отправляется к колчаковцам, где и служит "с крестом и оружием в руках" вплоть до разгрома Колчака. По датам источники расходятся, где-то пишут, что Александр примкнул к Колчаку уже в ноябре 1918-го, т.е сразу после расстрела родителей, в протоколе указано, что это был май 1919-го.

В упомянутой выше документалке одна из жительниц села рассказывает, что вскоре после расстрела о.Михаила на село был совершён жесточайший налёт колчаковцев, который "как каток" прошёл по всему селу. Был ли там прадед, совершил ли он свою месть, "око за око, зуб за зуб" - документальных подтверждений нет, в протоколе не упоминается, а сам прадед вообще никогда о этом периоде не рассказывал. Поэтому мы можем только предполагать.

После службы у Колчака прадед перешёл в обновленческий раскол.

В 1930-м году его арестовывают. Поводом для ареста послужил его готовящийся побег, для чего он переехал в Ленинград, приобрёл компас и карту Ленинградской области. Якобы собирался перейти границу по льду.

Однако прадеду дали пять лет лагерей. В начале 30-х были мягче приговоры, в 37-м его бы точно расстреляли.

Отбывал  на Соловках, сначала был занят на хозяйственных работах, затем – на строительстве Беломоро-Балтийского канала, где оказался при смерти вследствие  приобретенного туберкулеза в открытой форме, гнойного аппендицита, заворота кишок и воспаления брюшины. По причине болезни в 1935 году (полгода не досидел) освобожден из заключения и выслан в Вологду в больницу - умирать. Но не только выжил, ещё и дожил до 80-ти лет и умер в своей постели. Могучий был мужик.

После освобождения из-за участия в обновленчестве был отлучён от церкви, и работал по гражданской специальности - врачом. Почти профессионально занимался фотографией, писал в газеты театральные рецензии и обзоры.

Потом покаялся и в 1949 г был принят из обновленческого раскола и назначен священником. Служил в разных церквях, пока стоял на ногах - в буквальном смысле слова. За два года до смерти слёг, умер в 1972 году.

Реабилитирован через 20 лет после смерти, в 1992 году

Прадед был незаурядным человеком, сильным духом, властным, обладающим той силой, которая позволяла вести за собой людей. Паства его обожала, на его проповеди приходили толпы, служение в церкви было всё-таки главным смыслом его жизни.

Он прошёл непростой путь и принимал неоднозначные решения - но он часть меня, часть истории моей семьи и моей страны. Аминь.