Всем привет, это продолжение моей книги "Чужой свет", для более удобного чтения вот ссылка на книжную версию для более удобного чтения https://author.today/work/519928

Тарр спускался вниз, и каждая секунда пути отмерялась тяжёлым гулом лифта и ещё более тяжёлыми мыслями. Сколько их ещё? Сотни? Тысячи? Потерянные души, облучённые чужим светом, ставшие проклятием для мира, который должен был стать им вторым домом. А ведь всё начиналось с такого чистого, почти детского восторга. После долгих и безуспешных поисков мы нашли её – обитаемую планету Землю. Наконец первая встреча с другим разумом – людьми. Они были хрупкими, шумными, странными… и невероятно похожими. Их эмоции, их смех, их страх – всё было так понятно. Ифрилийцы, вечные странники в красном сумраке своей системы, наконец нашли братьев по разуму. Они выучили гортанный земной язык, слушали легенды у костров, делились знаниями. Люди с гордостью показывали им своё ночное светило – Луну. «Наша красавица», – говорили они, слагая о ней песни. Но они утаили от людей главное – дар своей крови. Способность по своей воле стать зверем, сохраняя разум. Казалось, людям ещё рано знать о такой силе… Тарр сжал кулак. Он вспомнил рассказ старого Нарра о той первой, роковой ночи много веков назад. Лунный диск, неестественно большой и яркий, висел в небе, словно холодное, немигающее око чудовища, и двое ифрилийцев – Нарр и Кирон, мирно беседовавших с вождём местного племени… И тут случилось страшное – Кирон, проводивший рядом с людьми больше всех времени, вдруг замер. Он стоял, запрокинув голову, будто внимая тихой, ядовитой музыке звёзд. Потом раздался тот звук – влажный хруст ломающихся и перестраивающихся костей, тканей, рвущейся плоти. Это был не контролируемый сдвиг. Это была мука. На глазах у онемевшего племени людей из тела Кирона выросло то, что они скрывали от них. Шерсть, вставшая дыбом, клыки, обнажённые в немом рыке. И глаза… Разумный, ясный взор товарища помутнел, вытесненный жёлтым, горячим пламенем слепой ярости. Это уже не был Кирон. Это было чудовище, которое тихо рычало, жадно втягивая воздух, полный запаха человеческого страха. Люди стояли, парализованные ужасом. Их вождь, мужчина с лицом, будто высеченным из дерева, прошептал Наару: – Что это? Что нам делать? – Не шевелитесь, – сквозь стиснутые зубы процедил ифрилиец, не отводя взгляда от зверя. – Я разберусь. Чудовище, словно получив приказ, рванулось вперёд – на вождя. Но тут между человеком и когтями встал Наар. Его собственное превращение было мгновенным и яростным – не мукой, а взрывом воли. Где секунду назад стоял воин, теперь вздымался другой исполин, но в его глазах горел холодный, осознанный гнев. Два монстра сошлись в схватке, от которой дрожала земля. Люди, сорвавшись с места, с криками разбежались в лес. Наар, сильнее и опытнее, прижал обезумевшего Кирона к земле, его лапа легла на горло. – Кирон! Очнись! – его рык был полон не только силы, но и боли. В ответ – только хрип и безумный, ничего не видящий взгляд. И тогда Кирон, с невероятной силой отчаяния, вырвался. Он отпрянул, жалобно взвыл и исчез в ночной чаще. Наар так его больше и не видел. А потом это стало повторяться. Сначала редко. Потом всё чаще. Луна, эта «невинная красавица», методично выжигала их разум, оставляя лишь тюрьму из плоти и инстинктов. Глухой стук. Лифт достиг дна. Двери разошлись беззвучно, и воспоминания разлетелись, как дым. Лаборатория Зифана была не похожа ни на что земное. Воздух пах озоном и стерильной чистотой. Стены светились тем же приглушённым синим светом, на фоне которого плыли голографические схемы двойных спиралей ДНК – земной и ифрилийской. В центре, под лучом мощного спектрального анализатора, лежал образец лунного реголита, мерцавший холодным, обманчиво нежным светом. Зифан стоял над ним, сгорбившись. Он не просто смотрел в микроскоп – он вглядывался, словно пытался разглядеть в этом камне что-то новое. Его пальцы порхали над сенсорной панелью планшета, занося данные. Он был так поглощён, что вздрогнул всем телом, когда раздался голос. – Зифан! Учёный резко обернулся. Его глаза, большие и слишком яркие для вечно уставшего лица, были пусты. Он смотрел сквозь Тарра, всё ещё находясь там, в микромире ядовитых кристаллов. – Что? Тарр, это ты? – он моргнул, и взгляд прояснился. – Прости. Я слишком увлёкся. Не заметил, как ты вернулся. – Снотворное сработало? – спросил Зифан, уже деловито оглядывая бесчувственную ношу на плече Тарра. – Да, – голос Тарра прозвучал хрипло из динамиков шлема. – Но не сразу. Организм сопротивлялся. Пришлось вырубить по-старинке. Надежда есть? Зифан медленно, устало провёл рукой по лицу. – Ты же знаешь ответ. Всё зависит от глубины поражения мозговых структур, от времени, проведённого в форме… от силы воли, которая там, внутри, ещё осталась. – Его голос был ровным, профессиональным, но Тарр слышал в нём ту же самую, знакомую до боли, усохшую надежду. – Если связь разорвана безвозвратно… ты знаешь процедуру. А пока – в клетку. Я начну сканирование. Он кивнул в сторону массивной конструкции из полированного тёмного металла. Решётки были не просто сталью – они мерцали тем же синим светом, что и стены, будучи пронизаны сдерживающими полями. Тарр шагнул внутрь, опустил тяжёлое тело на пол. Шерсть была колючей и влажной. Под ней всё ещё стучало сердце. Он вышел и нажал ладонью на руну, вписанную в панель у входа. Решётки сошлись с тихим гулким звоном – звуком тюрьмы и последнего шанса одновременно. Зифан уже приближался с портативным сканером, его лицо вновь стало маской сосредоточенности. Но Тарр не уходил. Он стоял, наблюдая, как его старый друг, учёный, последний лучший ум Ифрилии, готовится к очередной битве. Не с монстром из плоти, а с монстром из безмолвного лунного света, засевшим в клетке из костей и генов. И оба они знали – цена поражения в этой битве измеряется не в килоджоулях, а в пуле, которую, возможно, снова придётся выпустить Тарру. Продолжение следует...

Глава 1.
Дождь струился по пластинам его экзоскелета, словно чёрные слёзы. Над ночным городом бушевала гроза, но её раскаты тонули в вечном гуле мегаполиса, что не умолкал даже глубокой ночью. Он сидел на острие крыши небоскрёба, неподвижный, как горгулья. Сквозь багровую линзу визора мир был другим –резким, наполненным тепловыми контурами и недоступными человеку электромагнитными полями. «Он где-то рядом. Я чувствую его, его страх и ярость», – промелькнула мысль, холодная и точная. Мысль, которую его предшественники думали в лесах, ставших мегаполисами, на протяжении нескольких столетий. Его миссия была проста: найти, остановить и доставить в убежище. «Она повторяется раз за разом уже много веков, и что-о не видно конца – ещё много работы»,- с тоской подумал Охотник. Взгляд, усиленный технологиями Ифрилии – родной планеты Охотника, скользнул по улицам внизу. Люди. Они копошились в своих светящихся ульях, слепые к истинной жизни ночи, не подозревая, что среди них уже почти тысячу лет длится незримая война. Их восхищала их собственная Луна, они слагали о ней стихи и песни, даже ступили на её безжизненную поверхность, не догадываясь, что для его народа этот бледный спутник, эта «невинная» ночная красавица, стал самым страшным проклятием, принесшим на их планету бесконечный кошмар. Ифрилия... Планета, застывшая в вечных сумерках под взглядом угасающего красного гиганта. Мир, где его народ носил в крови дар – по своей воле становиться другой сущностью на молекулярном уровне – зверем, называемых на Земле волколаками, при этом сохраняя разум и обретая небывалую мощь. Они были хозяевами своего зверя. Их мир был одинок в своей системе, лишённый лун, и они не могли даже представить, какая ловушка ждёт их здесь. Их раса много путешествовала по разным системам в поисках другой, новой жизни. И наконец они нашли эту планету – Землю. Но радость была не долгой… Луна - спутник Земли, эта обманчиво спокойная сфера оказалась для них ловушкой. Её холодный, отражённый свет, безвредный для землян, нарушал тонкую генетическую химию ифрилийцев, вырывая зверя из-под контроля разума. Превращение становилось мукой, а облик – тюрьмой для обезумевшего сознания. Этот экзоскелет был не просто броней – это был щит, изолирующий его от пагубного лунного света, фильтрующий слишком яркое для него солнце. Он был Охотником, последним звеном в цепи, что тянулась сквозь века. Тем, кто возвращал своих сородичей или предавал забвению тех, кого уже не спасти. Его размышления разорвал звук, от которого сжалась бы в ледышку душа любого землянина – протяжный, полный тоски и ярости вой. Тот самый вой, что эхом раздавался в ночи с самых тёмных страниц человеческих легенд, рождённых под тем самым светом, что его и вызвал. Зов потерянной души и разбуженного зверя в одном лице. Охотник сорвался с места. Его чёрный силуэт растворялся в потоках дождя, превращаясь в смазанную тень, что неслась над городом. Прыжок с крыши на крышу, отскок от стеклянного фасада – он был воплощением скорости и цели. Сердце, если бы его можно было услышать, билось ровно, отсчитывая расстояние до цели. Наконец, он спрыгнул в узкий, пропахший мусором и страхом переулок. И увидел Его. Огромный зверь, заросший колючей серой шерстью, встал на пути. Когти, оставлявшие борозды в асфальте, клыки, обнажённые в беззвучном рыке. В мутных глазах не осталось и намёка на разум – только первобытная ненависть. Серая шерсть говорила сама за себя – превращение зашло слишком далеко. Возможно, обратного пути уже нет. Таких, как он, за последние сто лет становилось всё больше. Чудовище ринулось в атаку, снося на своём пути мусорный бак, словно спичку. Охотник действовал с калиброванной точностью, отработанной веками бесчисленных схваток. Взмах руки – и специальный пистолет рявкнул, выплеснув два шприца-пули. Они вонзились в мощную грудь волколака с глухим чавкающим звуком. Но чудовище лишь вздрогнуло, покачнулось, но не упало. Снотворное не сработало. Или организм выработал иммунитет, или ярость оказалась сильнее седативного. «Эх, придется действовать по старинке», - подумал Охотник и приготовился к бою. Будь на его месте обычный человек – от него осталось бы мокрое место. Но Охотник был не человеком. Едва заметным движением он сместился в сторону, и массивное тело пронеслось мимо, врезавшись в кирпичную стену. Пока зверь оглушённо тряс головой, Охотник нанёс короткий, сокрушительный удар в основание спины, куда сходились пучки мышц. Стена снова приняла на себя удар, на этот раз с треском. Но зверь был жив, слишком жив. С рёвом, полным боли и ярости, он вновь бросился в бой. Но теперь это была агония. Охотник парировал, уворачивался, его движения были выверенным смертельным танцем. Каждый его удар был точным и жёстким, каждый пропущенный удар когтей – на грани. И, наконец, яд и усталость сделали своё. Удар ослаб, рык перешёл в хрип. Ещё один точный мощный удар – и огромное тело, наконец, рухнуло на мокрый асфальт, издав глухой стон. Без сознания. Охотник стоял над поверженным сородичем, его алые глаза-линзы были непроницаемы. Где-то там, под этой горой мышц и шерсти, мог оставаться человек с Ифрилии. Или уже нет? Охотника звали Тарр. Он сидел на корточках над поверженным зверем, и его черный экзоскелет, несмотря на свою невероятную прочность, начал затягивать полученные повреждения. Черная оболочка была усилена гибкими бронепластинами на груди, плечах и вдоль позвоночника, на которых мерцали приглушенным молочным светом извилистые руны Ифрилии. Под оболочкой напряглись искусственные мышцы – биомеханические пучки, усилившие и без того не дюжую силу Охотника. Из-под шлема с узким визором, светившимся в темноте угрюмым алым светом, доносилось лишь его сдержанное дыхание. Перед ним лежал крупный, судя по седым клочьям в темной шерсти, старый Ифрилиец. Рука в черной перчатке легла на горячий бок Волколака – под пальцами тупо и медленно стучало могучее сердце. Зверь был жив, погружен в глубокое забытье. «Жив... и это пока главное», – пронеслось в голове Тарра. Глубоко в груди, как всегда, шевельнулась надежда, что Зифан – великий учёный, сможет вернуть разум их брату. Ведь именно он нашёл ключ к спасению от пагубного влияния местного спутника. Но ключ этот был хрупким. Если же на этот раз ничего не выйдет... Тарр сжал кулак. Ему, старейшему из воинов Ифрилии, снова придется взять на себя роль палача. Одним пластичным, выверенным движением Охотник взвалил на плечи тяжелую тушу. С короткого разбега он легко взмыл на конек ближайшего дома, его прыжок был стремителен и точен. Груз в двести килограммов не мог нарушить эту грациозную мощь. Черная фигура была воплощением ночного кошмара, и смотрелась чужеродно в этом ночном городе, да и на планете в целом. Его движения были пугающе органичны. Мелкий дождь стекал по глянцевой черной оболочке. Он летел над спящим городом, с крыши на крышу, словно тень, оторвавшаяся от земли. Этой целью был старый, заброшенный особняк на самой окраине города. Его облупившийся фасад намеренно говорил о запустении. Таков был расчет. Тарр приземлился во дворе. Мимо спящих под дождем груд мусора он скользнул к задней стене, к неприметной, покрытой ржавчиной двери в подвал. Дверь со скрипом отворилась перед ним. Исчез дождь, исчез запах сырости. Вместо них Тарра встретила стерильная тишина убежища. Стены узкого коридора, отполированные до серебристого блеска, светились изнутри тусклым, ровным сиянием – скупым для человеческого глаза, но более чем достаточным для зрения Ифрилийца. В этом свете черный экзоскелет отливал холодным, матовым блеском. Под ногами упруго пружинили ступени лестницы, уводящей вниз. Они привели к массивным двухстворчатым дверям, которые бесшумно разошлись в стороны, открывая кабину лифта. На панели мерцали несколько значков, написанных знакомыми извилистыми письменами Ифрилии. Тарр, не выпуская ношу, плечом нажал на одну из кнопок. Двери закрылись, и кабина, плавно сорвавшись с места, понесла его в самое сердце тайного убежища.