Ховрячиха
По мотивам сказки медведь- липовая нога
Машенька открыла покосившуюся и разбухшую от влаги дверь в птичник. Петька проскользнул у неё между ног, задев бурым гребешком подол сарафана. Куры обыкновенно занимались своими делами, скребли лапками дощатый пол, кувыркались в пыли у выхода в птичий дворик.
– А это сколько стоит? – спросила Машенька ткнув в пеструшку пальчиком.
Она скосила бесцветные бровки к переносице и понизила голос до, как ей казалось, страшного баса.
– Кудак! – ответил Петька, распушив хвост. – Стоит горстку горошин!
Машенька заложила ручки за спину, покачала головой. О том, что у всего бывает цена они с Петькой узнали сегодня утром, когда к кривой лачужке среди леса явились несколько странных людей верхом на диковинных зверях.
Девочку с чёрным петухом застали на завалинке. Она была похожа на Алёнушку с иллюстраций в детских книжках: такая же светлая косичка спускалась из-под косынки, белая рубаха с широкими рукавами, красный, порядком забрызганный сарафан и босые, перепачканные ноги. Малышка кормила петуха с руки, когда шумные квадроциклы разорвали лесную тишину и выехали на полянку перед избушкой.
Девчушка испугалась, вскочила, прижав к себе птицу и прислонилась к вымазанной глиной стене. Игорь слез с «квадрика», потянулся так, что позвонки захрустели, затем приблизился к девочке.
– Мама дома? - спросил он, стараясь выглядеть доброжелательным.
Девочка покосилась в сторону двери и ответила:
– Бабушка тоже.
– Маму как зовут?
– Мама, - удивлённо распахнула малышка серые глазёнки.
– Понятно, - почесал Игорь голову под кепкой. – А бабушку? Бабушкой зовут?
Девочка кивнула. Входная дверь скрипнула и из темноты дома показалась высокая, черноволосая женщина, с едва наметившимися морщинками в уголках глаз.
– По что дитёнка стращаете? – возмущённо сверкнула она глазами, похожими на две серебряные монеты. – Машенька, иди в дом!
Забежав в дом Маша долго сидела с Петькой под маленьким окошком и пыталась разглядеть сквозь желтую плеву лосиного пузыря что же происходит снаружи.
– Сколько это стоит? – кричал пришелец указывая то на дом, то на пристроенный к нему сарайчик, то просто размахивая руками, будто его одолевала мошкара.
Мама стояла спокойная, как обычно, невозмутимая и тихо ответствовала ему, да только Машенька сколько не силилась, не могла расслышать её. Бабушка нервозно прочёсывала космы льна, и тоже слушала, доносящиеся со двора крики.
Вскоре гости прыгнули на своих рычащих зверей и уехали. Мама зашла расстроенная, поджав губы. Машу и Петьку спровадили из дому, а сами мать и бабка заперлись в избе.
– Так, а это сколько стоит? – кивнула Маша на насест.
– Кооо,- протянул Петька, словно бы задумался. - Пуд орехов!
Так Машенька спрашивала Петьку о цене каждого камушка, каждого цыплёнка на дворе, до тех пор, пока не оценённым остался лишь сам петушок.
– А ты сколько стоишь? – нахмурившись спросила девочка петуха.
Петька издал свойственный всем петухам вскрик и возмущенно проклекотал:
– Я ж твой друг! Дозволено ли цену за друзей назначать?
Игра тут же прекратилась. Они поковырялись немного в грязи у корыта с водой. Потом решили пойти за костяникой, о которой говорила вернувшаяся вчера с охоты мама. Машенька поморщилась, вспоминая как зашивала бабушка при свете лучины изодранную до мяса мамину спину костяной иглой. И даже тогда, шипя от боли, мама не показывала беспокойства, была как обычно холодна.
Девочка отодвинула расколовшееся давным-давно корыто, открыв под плетнём лаз. С Петькой они прошмыгнули в него и были замечены крутобокой козой Розкой, которую привязали к колышку за оградой. Приложив пальчик к губам, Маша шикнула на Розу, не говори, мол, никому, и весело припустила в лес, следом за ней бежал петушок.
Полянка костяники находилась рядом со старой избой. Бабушка говорила, что когда-то она жила там со своей мамой и бабушкой, но в недобрый час ударила в избу молния и все сгорели.
– А ты? – недоумевала Машенька.
– И я, - горестно вздыхала Бабушка, показывая внучке страшно обожженную грудь.
Маша перелезла через чёрную балку, упавшую ни то с крыши, ни то ещё откуда-то, прижалась к обугленной стене сруба и выглянула из-за угла. Поляна пылала красными спелыми ягодами, которые поблескивали натянутыми от сока боками, играли с тонкими жгутиками просачивающегося сквозь кроны деревьев солнца. Петька взлетел девочке на плечо, заурчал, медленно разевая клюв. Он повернул голову набок, ощупывая янтарными глазами поляну, словно примеряясь, куда стоит лететь вначале. Петух уже раскрыл крылья и больно впился девочке в плечо коготками, когда из лесу послышался громкий треск и стон ломающихся деревьев.
Петька прижался к Машеньке, спрятал голову под нависающий над косой уголок косынки. Из чащобы, взрыкивая и ревя пробиралась грузная фигура. Маша спряталась за углом. Гость скоро да тяжело дышал, и смердел зверем. Под шагами его вздрагивала земля. Любопытсво пересилило страх, и Машенька выглянула из-за обгоревшего дома.
На полянке стояла медведица. Она была облачена в розовый сарафан и косынку, в прорезях которой торчали скруглённые уши. Животное повело своим влажным носом, затем встало на задние лапы и заревело, заставляя ребёнка, что есть духу припустить к дому.
Мама сидела у печи, бабушка пережевывала остатками зубов лекарственные травы и наносила их толстым слоем на зашитые накануне раны дочери. Машенька влетела в избу запыхавшаяся, держащая под мышкой всклокоченного чёрного петушка и рухнула на лавку, ни жива, ни мертва.
– Что стряслось? – набитым ртом спросила бабушка, взглянув на внучку.
– Та … Там, - пыталась отдышаться Маша. – Ховрячиха бурая Мария!
Мама вздрогнула, бабушка приложила к губам испачканные зелёным ладошки, Петька завизжал.
Этой ночью никто не сомкнул глаз, Петька и Машенька сидели под столом и вздрагивали от каждого шороха. Мама стояла у двери, что вела к лесу, бабушка - у той, что обращалась к людям. У обоих в руках были палки, с наконечниками похожими на медвежьи лапы.
1.
Розка дремала, подогнув под себя копыта. На её спине угнездилась квочка, под круглым брюшком – желтые комочки цыплята. Все мирно спали, не подозревая, что поблизости рыщет Ховрячиха. Из лесу как обычно охали и стонали, но домашняя скотина знала, что стоящая на рубеже изба – их прочный бастион. У плетня загорелись два глаза. Проплыли вдоль ограды, остановились у тщательно скрываемого Петькой и Машенькой лаза. Плоская когтистая лапа легко отодвинула лопнувшее корыто, пролезла под плетнём в птичий двор и зашарила по земле. От шума, который издало упавшее корыто обитатели птичника проснулись и уставились в темноту. Кроны подступавших вплотную к избе деревьев перекрывали свет звёзд, выкрашивая птичий дворик в густую черноту. Не достав никого из животных, лапа уползла за плетень, горящие глаза сощурились и послышалось недовольное урчание.
Петька по обыкновению своему разбудил дом еще затемно. Машенька, уснувшая в тревоге, вздрогнула и проснулась. Петька скрёб лапами половицу, пытаясь выковырять застрявшую в щели горошинку. Девочка выползла из своего укрытия. Бабушка дремала на лавке, опершись на палку. Мама же, открыв дверь, ведущую к лесу всматривалась в светлеющую даль. На её льняной рубахе в области спины виднелись зелёно-красные полосы. Ночь прошла, а бурая Мария не наведалась. Все были целы.
Машеньке было всего шесть годков, но она отчётливо помнила, как Ховрячиха приходила в крайний раз.
Это случилось по ранней весне, когда ещё не звенела весёлая капель, а куры не садились на яйца. Лес просыпался с неохотой. Сверкали покрывавшиеся тонкой ледяной корочкой сугробы. Мама ушла на охоту, Бабушка дремала, уронив голову на грудь. Из её расслабленных рук выпало вязание, а клубок шерсти гонял по дому Петька. Тогда у него, молодого петушка ещё не выросли шпоры и не вздыбился бурый гребешок, а голос был нелепым и потешным, ломавшимся как у подростка. Машенька сидела на полу, закутанная в бабушкин платок как кукла-мотанка и следила серыми глазёнками за беготнёй Петьки.
Мама ввалилась в избу, перемазанная с ног до головы бурым. Маша обрадовалась, потянула ручки, но мать закричала на Бабушку, чтобы та скорее брала Грабо́ть и запирала двери. Едва перепуганная Бабушка успела всунуть в дверной запор перекладину со стороны леса в дверь обрушились тяжелые удары.
– Хто ось непрошенным стучит в мою дверь? – спросила мама выровняв дыхание.
Она бесшумно потянулась к бабушке, перепачканной в крови рукой и забрала у старухи Гработь – палку с нанизанной на неё медвежьей лапой. За дверью басовито запыхтели, затем низкий голос проговорил медленно с задержками, словно вспоминая слова плохо выученного чужого языка:
– Дозволь пройти на людскую сторону.
– Назовись, - потребовала мама, хотя конечно же знала кто пожаловал.
– Ыааа! – заревели снаружи, затем дверь заходила ходуном под сокрушительными ударами медвежьих лап.
Маша заплакала, Петька забрался под её платок. Бабушка подскочила к девочке и зажала ей рот рукой. Удары прекратились, вместо этого послышалось как чей-то большой и влажный нос тянет воздух уткнувшись в малюсенькую щель под дверью.
– Ааа, - протянул бас. – Уже и следующую народила…
– Уходи, - тихо проговорила мама.
Всю ночь семейство слушало, как хозяйничает Ховрячиха в птичнике и сарае. Выла и хрипела убиваемая скотина, стены избы стонали от наваливавшейся на них туши, а под утро всё стихло. В рассветной серости мама открыла дверь к лесу и Маша мельком увидела обряженную в людское бурую Марию.
Целую седьмицу мама потом не вставала с лавки. Грудь, голова и шея её чернели росчерками глубоких ран от когтей. Бабушка обходила избу кругом, выплёвывая шепотки и унося в чащобу остатки хозяйства. Маша сидела у лавки матери, обеспокоенная и испуганная. На седьмой день Мама встала совершенно целёхонькая, будто и не было на ней прежде увечий.
После этого Бабушка ушла в лес на месяц. Мама говорила будто бы за помощью, и просила Машеньку с Петькой не ходить на лесную сторону без дозволения. После возвращения Бабушки они возвели вокруг птичника плетень.
С того времени Маша то и дело ощущала на себе чей-то пристальный взгляд, находясь в лесу и далеко от дома не отходила.