Черная деревня (литературная проба пера)
Все события и названия населенных пунктов являются вымышленными, любые совпадения – случайны.
Черная деревня
Глава 1.
___*___«…Белая армия, Черный Барон, снова готовят нам царский трон…» - доносилась и пропадала издалека песня, которую радостно пели пионеры, дружным отрядом работая на соседнем поле. Стояла жатва. Солнце еще щедро дарило тепло, наполняя землю и урожай жизненной силой.Петр Анисимович скрутил натруженными руками самокрутку, сыпанув табачку немного сверх меры. Дума предстояла долгая и тяжелая. Прищурившись от солнца и едкого дыма, он смотрел вдаль, на знакомые с детства поля, рощу, речку. Звуки, которые сопровождали его всю жизнь – являлись и составной частью этой жизни: собачий лай, кудахтанье кур, скрип колес телеги, колодезных журавлей, разговоры и крик людей. Ветерок трепал некогда пышную, но уже наполовину седую шевелюру Петра Анисимовича. На дворе стоял август 1929 года. Разменяв четвертый десяток лет, Петр Анисимович на своей жизни перевидал многое: довелось ходить в атаку на германском фронте, случилось ему и заколоть немца во время рукопашной. Каких-то досадных воспоминаний по этому поводу он не испытывал, воспринимая войну как суровую, необходимую мужскую работу. Вернулся домой в самом начале 1917 года, с Георгием 3-й степени на груди. Живой, даже не раненный. Только досаждал иногда кашель от немецкого газа, который однажды занесло ветром в его окоп. Статный, с правильными чертами лица, легкий на задорную шутку, с озорными усами – он быстро добился любви Оксаны – деревенской красавицы, к которой до войны боялся и подойти, хотя сердце млело при одной мысли о ней.Росли они на одной улице, с детства играли в догонялки, в лапту. Смешливая озорная девчонка с годами стала совсем красавицей – стеснительной девушкой, в глазах которой нет-нет да и блеснет озорной огонек. Длинные русые волосы, всегда опрятная одежда, несмотря на обилие различных крестьянских забот по хозяйству, легкая порхающая походка – как магнитом тянули к Оксане толпу ухажеров. Петр, уходя на войну, все же набрался смелости, подошел к Оксане и, заикаясь, сказал: это, ты меня если дождешься – замуж тебя позову…». - Ага, немцев вот только перебей всех, да сразу сватов и зови! – засмеялась Оксана, и одарив Петьку веселым взглядом, ушла к себе в дом. Не прогадал Петр Анисимович – суровым и возмужавшим он вернулся с фронта. Односельчане уже были наслышаны о его подвигах – он первым из его призыва получил «Георгия». За сватами дело не стало, быстро сыграли свадьбу, а потом, как крепкие грибочки, пошли детишки. Оксана была домовитой и крепкой хозяйкой, дело спорилось в ее красивых руках, да и детишки не были обижены вниманием. Самокрутка почти догорела, и Анисимович неспешно принялся крутить следующую. После войны казалось, что он выполнил свою работу (мужскую ратную работу) и может теперь заняться спокойным крестьянским трудом, растить детей. Но жизнь вокруг стремительно менялась, и вот уже он, наспех зацелованный женой, обнимает своего годовалого сына Темку, закинув за плечо вещмешок и винтовку, уходит с небольшим отрядом. «Белая армия, Черный Барон…» Гражданская война запомнилась ему досадным чувством. Что-то саднило в душе, когда он вспоминал, как застрелил Матвеича, Сеньку, с кем выросли вместе, бегали, рыбачили, дрались, мирились. Всякое было… и вот он, Сенька, по какой-то причине увязавшийся за белыми, целится в него из проема окна разбитого дома. Спустя какое-то мгновение, Сенька, его бывший дружок, скатился бесформенным кулем с дыркой во лбу, так и не успев закрыть удивленные глаза. «Ну вот, и свиделись, дружок» - подумал Петр. В горячке боя он быстро забыл об этом, тем более что белые рассеяли его отряд по лесам – Колчак перешел в наступление по всему фронту.Накрыло его после. «Небось, Кузьмич и Петровна» (Сенькины родители) – и не знают, что с ним. А если узнают, что я его…того? А главное – за что? Что он мне сделал такого, за что я его убил? Хотя – промедли с выстрелом – я бы и оказался на его месте…». Такие мысли и непонимающий Сенькин взгляд – преследовали его потом всю жизнь. Доводилось ему потом еще убивать белых в бою – но это были люди незнакомые, хотя и все сплошь деревенские мужики. Некоторые были совсем неумелыми солдатами – их заскорузлые от мозолей ладони были более привычны к плугу и косе, чем к винтовке. Такие же, как он, только по другую сторону. Стрелком Петр был отменным. Утешало его только то, что все свершалось в честном бою. В расстрелах, слава богу, не участвовал. Иногда командир отпускал его домой, повидаться с родными.После Гражданской пришел домой, винтовку сберег. К тому времени дома его встречала уже и совсем крохотная дочка. Хорошо, что вся семья его была жива-здорова, хоть и натерпелись страху, когда в деревне стояли белые. Односельчане предлагали на сходе стать Петру Анисимовичу председателем, да отказался он. Он просто хотел трудиться, без оглядки на других, поднимать семью, вести хозяйство. А хозяйство получилось крепким: к 1928 году у него была земля, скотина, несколько лошадей, просторный дом, амбар, трое детей и работящая жена. Более половины деревни к тому времени уже вступили в колхоз. Другие сельчане колебались, поглядывая в сторону авторитетных людей. - Вот ты, Петр Анисимович, уважаемый человек: работящий, почти не пьешь, в семье у тебя порядок – образцовый колхозник, в общем! Почему ты не вступаешь в колхоз? – вопрошал его председатель. Ведь ты – пример для тех, кто сомневается! Мы с тобой горы свернем, такую коммуну отгрохаем, трактор вон, обещали нам выделить!- Слушай, уважаемый Председатель, мне и так живется хорошо, я весь перед вами на виду – если все будут так же работать, а не пить и тунеядствовать, то и колхоз не понадобится!- Ну, Анисимович! Считай, что этих слов я от тебя не слышал! Не будь ты уважаемым фронтовиком, сейчас же за такие слова арестовал бы тебя как контру! Ты смотри, не зарывайся. Вон, сосед твой – кулаком оказался, хотя и хозяйство поменьше твоего, и лошадей. А еще говорят, что у тебя работники-поденщики есть!- Так ты про Ваську говоришь? У него отец, мой однополчанин, белыми убит, голодают они – вот и помогает мне с сенокосом и жатвой. Вроде не жалуется. А так – померли бы они с мамкой и тремя малыми с голоду (и никакая Советская власть бы им не помогла – подумал он про себя, но ничего не сказал вслух). -В общем, вступай в колхоз – и баста! – подвел итог Председатель. Тут насчет тебя уже разговор идет нехороший, но я тебе ничего не говорил!Петр знал, что такое колхоз. Со слезами на глазах, односельчане-колхозники однажды согнали всю крупную скотину в общественный хлев. Лошадей нещадно использовали на поле. Все корма, посадочный материал – все собрали в общий колхозный амбар. В итоге – кто был пьяницей – пьяницей и остался. Кто был работяга – стали тянуть трудовую лямку не только за себя, но и за пьяницу – колхозника. Единоличников распекали, убеждали на собраниях и поодиночке – вступить в колхоз. Петру на все это было больно смотреть. Его хозяйство крепло и расширялось. Он почти не принимал участия в общественных собраниях, считая их пустым времяпрепровождением. Старался не сдавать деньги на многочисленные общественные займы «Красного Креста», Осовахима и других непонятных и далеких от его жизни организаций. Что греха таить – потихоньку торговал излишками и наполнял кубышку сначала белыми профилям последнего Императора, затем идущими в обнимку профилями крестьянина и рабочего, кузнеца и полтинниками со звездой. Справив обновку жене и детям после поездки на базар в город, Петр аккуратно ссыпал серебро в кубышку. Сверху бережно клал Георгиевский крест. Никто из его семьи ничего не знал о заначке. Сейчас его уже в лицо называют кулаком, бросая презрительные фразы. Его жена часто возвращалась домой со слезами обиды на глазах. Детей пытались задирать в школе, но он научил их не давать себя в обиду. В общем, ненависть сгущалась вокруг. В свою очередь, Петр копил обиду на односельчан: он выручал нуждающихся, по мере возможности. Давал взаймы зерно весной, не прося даже ничего сверх. Тем не менее, отдавали не все, посмеиваясь про себя и считая, что от него не убудет. «Кулак, значит, я для них, для этой власти, для этой жизни?». А старался вести себя по совести. Ну, ничего, в колхоз я все равно не пойду. Лучше в Сибирь – там тоже люди живут. Тяжело, наверное, вот так, как каторжнику – этапом в Сибирь? Никого ведь не убил, не ограбил, а по этапу – в Сибирь…». От злости и обиды Петр Анисимович сжал кулаки. Потом пошел в погреб, взял заветную крынку с серебром и перепрятал в другое место, где заначку точно никто не догадается искать. Закинул винтовку в реку – «найдут – срок прибавят». На рассвете тревожно залаяла собака, затопали сапоги, застучали в дверь…
