Перья и кисти: MLP творчество

И вот из большого телекрана в стене вырвался отвратительный вой и

скрежет — словно запустили какую-то чудовищную несмазанную машину. От

этого звука вставала дыбом грива и ломило зубы. Ненависть началась.

Как всегда, на экране появилась враг народа Старлайт Глиммер.

Пони зашикали. 3 маленькие кобылки взвизгнули от

страха и омерзения. Старлайт, отступница и ренегатка, когда-то, давным-давно

(так давно. что даже Селестия уже и не помнила, когда), была одним из руководителей

партии, почти равным самой Старшей Сестре, а потом встала на путь

контрреволюции, была приговорена к смертной казни и таинственным образом

сбежала, исчезла. Программа двухминутки каждый день менялась, но главным

действующим лицом в ней всегда была Старлайт. Первая изменница, главная

осквернительница партийной чистоты. Из её теорий произрастали все дальнейшие

преступления против партии, все вредительства, предательства, ереси,

уклоны. Неведомо где она все еще жила и ковала крамолу: возможно, за морем,

под защитой своих иностранных хозяев, а возможно — ходили и такие слухи,

— здесь, в Эквестрии, в подполье.

Твайлайт стало трудно дышать. Лицо Старлайт всегда вызывало у неё

сложное и мучительное чувство. Сухое единорожье лицо в ореоле фиолетовых с голубой полосой

волос, — умное лицо и вместе с тем необъяснимо

отталкивающее; и было что-то сенильное в этом длинном хрящеватом носе с

очками, съехавшими почти на самый кончик. Она напоминала овцу, и в голосе её

слышалось блеяние. Как всегда, Старлайт злобно обрушилась на партийные

доктрины; нападки были настолько вздорными и несуразными, что не обманули

бы и жеребенка, но при этом не лишенными убедительности, и слушатель невольно

опасался, что другие пони, менее трезвые, чем он, могут Старлайт

поверить. Он поносил Старшую Сестру, он обличал диктатуру партии. Требовала

немедленного мира с Гриффонстоуном, призывала к свободе слова, свободе печати,

свободе собраний, свободе мысли; она истерически кричала, что революцию

предали, — и все скороговоркой, с составными словами, будто пародируя

стиль партийных ораторов, даже с новоязовскими словами, причем у неё они

встречались чаще, чем в речи любого партийца. И все время, дабы не было

сомнений в том, что стоит за лицемерными разглагольствованиями Старлайт,

позади его лица на экране маршировали бесконечные гриффонстоунские колонны:

шеренга за шеренгой кряжистые солдаты с невозмутимыми азиатскими

физиономиями выплывали из глубины на поверхность и растворялись, уступая

место точно таким же. Глухой мерный топот солдатских сапог аккомпанировал

блеянию Старлайт.

Ненависть началась каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина

пони уже не могла сдержать яростных восклицаний. Невыносимо было видеть

это самодовольное овечье лицо и за ним — устрашающую мощь гриффонстоунских

войск; кроме того, при виде Старлайт и даже при мысли о нем страх и гнев

возникали рефлекторно. Ненависть к ней была постояннее, чем к Гриффонстоуну и

Стране Драконов, ибо когда Эквестрия воевала с одной из них, с другой она обыкновенно

заключала мир. Но вот что удивительно: хотя Старлайт ненавидели и

презирали все, хотя каждый день, но тысяче раз на дню, её учение

опровергали, громили, уничтожали, высмеивали как жалкий вздор, влияние его

нисколько не убывало. Все время находились, новые простофили, только и

дожидавшиеся, чтобы она их совратила. Не проходило и дня без того, чтобы

полиция мыслей не разоблачала шпионов и вредителей, действовавших по её

указке. Она командовала огромной подпольной армией, сетью заговорщиков,

стремящихся к свержению строя. Предполагалось, что она называется Братство.

Поговаривали шепотом и об ужасной книге, своде всех ересей — автором ее

была Старлайт, и распространялась она нелегально. Заглавия у книги не было.

В разговорах о ней упоминали — если упоминали вообще — просто как о

книге. Но о таких вещах было известно только по неясным слухам. Член партии

по возможности старался не говорить ни о Братстве, ни о книге.

Ко второй минуте ненависть перешла в исступление. Пони вскакивали с

мест и кричали во все горло, чтобы заглушить непереносимый блеющий голос

Старлайт. 3 маленькие кобылки стали пунцовыми и

разевали рот, как рыба на суше. Тяжелое лицо Рэйнбоу тоже побагровело. Она

сидела выпрямившись, и её мощная грудь вздымалась и содрогалась, словно в

нее бил прибой. Розово-темносиневолосая пони позади Твайлайт закричала: "Подлец!

Подлец! Подлец!" — а потом схватила тяжелый словарь новояза и запустила им

в телекран. Словарь угодил Старлайт в нос и отлетел. Но голос был

неистребим. В какой-то миг просветления Твайлайт осознала, что сама кричит

вместе с остальными и яростно лягает перекладину стула. Ужасным в

двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что

ты просто не мог остаться в стороне. Какие-нибудь тридцать секунд — и

притворяться тебе уже не надо. Словно от электрического разряда, нападали

на все собрание гнусные корчи страха и мстительности, исступленное желание

убивать, терзать, крушить лица молотом: пони гримасничали и вопили,

превращались в сумасшедших. При этом ярость была абстрактной и

ненацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной

лампы. И вдруг оказывалось, что ненависть Твайлайт обращена вовсе не на

Старлайт, а наоборот, на Старшую Сестру, на партию, на полицию мыслей; в

такие мгновения сердцем она была с этим одиноким осмеянным еретиком,

единственным хранителем здравомыслия и правды в мире лжи. А через секунду

она была уже заодно с остальными, и правдой ей казалось все, что говорят о

Старлайт. Тогда тайное отвращение к Старшей Сестре превращалось в

обожание, и Старшая Сестра возносилась над всеми — неуязвимая, бесстрашная

защитница, скалою вставшая перед гриффоно-драконовскими ордами, а Старлайт, несмотря на

её изгойство и беспомощность, несмотря на сомнения в том, что она вообще

еще жива, представлялась зловещей колдуньей, способной одной только силой

голоса разрушить здание цивилизации.

Пытаюсь в акварель, непростая штука, но мне нравится, успокаивает :з