Страдающее средневековье

Как поэт воспевал куртуазную романтику, но пришёл Жан де Мён и всё опошлил

Эта миниатюра — пример того, как не стоит доносить свою мысль. Здесь изображена Природа, создающая нового человека.

Иллюстрация сопровождает один из самых популярных текстов Средневековья — «Роман о Розе». Это французская поэма XIII века в двух частях. Первую создал трувер Гийом де Лоррис примерно в 1230 году, а продолжение, в несколько раз длиннее, написал поэт Жан де Мён 60 лет спустя. «Роман о Розе», особенно первая его часть, написан в жанре куртуазной литературы, то есть превозносит идею романтической любви и рыцарского кодекса чести.

Гийом де Лоррис в своей первой части «Романа» без задней мысли воспевает недосягаемость объекта желаний и повсеместные страдания и подвиги по этому поводу. А вот Жан де Мён настроен скептичнее. Вторая часть пропитана сатирой и над придворной (то есть куртуазной) культурой, и над повседневными отношениями между мужчиной и женщиной, где, естественно, не обходилось без измен, истерик и «бьёт — значит, любит». Церкви, стремившейся регламентировать все сферы жизни вплоть до секса, очень не понравился фривольный тон Жана де Мёна. Но в этот раз богоугодная цензура не справилась. «Роман о Розе» стал одним из самых читаемых произведений Средних веков.

Поэт и Роза, миниатюра из экземпляра «Романа о Розе» XV века

Мы не станем даже пытаться пересказать сюжет поэмы целиком, ограничимся основной канвой повествования. Во сне поэт оказывается в саду наслаждений и видит в отражении в зеркале бутон Розы — аллегорию прекрасной дамы. Он влюбляется в цветок и в попытках найти свою возлюбленную встречает различные пороки и добродетели, неизбежные спутники каждой любовной истории. Замечательнее всего то, что все они аллегорически представлены в виде действующих персонажей. На протяжении двух частей романа все эти Ревности, Богатства и Радости, вместе с явлениями вроде Смерти и Природы, общаются между собой, спорят и советуют юному герою, как взять замок, где заточена Роза. Последним помощником влюблённого поэта становится Прекрасный Приём, который позволяет герою поцеловать недосягаемую Розу. Если вы не знали, как оригинально рассказать о той школьной вписке, на которой потеряли девственность — теперь знаете.

Во второй части романа Венера и Амур, после долгих распрей, приходят к выводу, что единственный способ победить Смерть — это любовь, и вовсе не платоническая. Для поддержания вида необходимо производить как можно больше людей. Картинка, ставшая основой для мема, иллюстрирует эту идею. Именно так, в виде девушки за наковальней, Природу часто представляли и на других миниатюрах к «Роману о Розе». Конкретно здесь аллегория зашла слишком далеко — природа изготавливает конечности будущих людей. Встречается и более прямолинейное изображение детозаготовки — в постели лежит страстно целуется пара, а Природа рядом трудится за наковальней.

Миниатюра из другого экземпляра «Романа о Розе» XV века

Миниатюра, вдохновившая кого-то на мем про котлеты — одна из иллюстраций к рукописи «Романа о Розе», созданной в конце XV века по заказу Энгельберта II Нассауского, известного бургундского придворного военачальника. Текст поэмы для этого манускрипта был вручную переписан с печатного издания «Романа о Розе». Несмотря на постепенное распространение книгопечатания в Европе, богато украшенный кодекс всё ещё считался большой ценностью. Обладая знатным капиталом, Энгельберт, как и другие придворные, мог позволить себе заказывать роскошные кодексы с дорогостоящими миниатюрами, занимающие целое фолио.

Подробнее почитать о «Романе» можно на английском:

Georges Duby, «Love and Marriage in the Middle Ages»;

«Debating the Roman de La Rose: A Critical Anthology».

МАТЕРИАЛ: ИЛЯНА КАНДЖА

ТЕКСТ: МАКС ДОЛИНСКИЙ

ИСТОЧНИКИ: GEORGES DUBY, "LOVE AND MARRIAGE IN THE MIDDLE AGES";

"DEBATING THE ROMAN DE LA ROSE: A CRITICAL ANTHOLOGY".

via

Что Иисус показывал Иоанну в тёмной пещере

Образованному средневековому человеку история представлялась гораздо более логичной и стройной, чем нам сейчас. У неё были конкретные начало и конец — сотворение мира и Второе пришествие.

Между описанными в Библии событиями и реальностью за витражным окном существовала очевидная связь. Список римских пап начинался апостолом Петром, а его преемников можно было перечислить поимённо одного за другим вплоть до нынешнего понтифика. По всей Европе блуждали реликвии вроде щепки креста, на котором был распят Иисус и гвоздей, которыми Его к кресту приколачивали (мы делали об этих реликвиях целый спецпроект). Правда, подсчёт количества гвоздей приводит к неожиданным выводам о количестве рук у Христа, но мало кто тогда это замечал. Сам факт существования этих реликвий доказывал правдивость христианской версии мироустройства.

Гвоздь Креста с реликварием из Трира

В итоге, христианское Средневековье жило в ожидании Второго пришествия, когда настанут конец истории, начало вечного счастья праведников и вечного мучения грешников. Богословы стремились предсказать время наступления конца света как можно точнее, штудируя откровения святых и составляя многочисленные пособия о том, как оказаться в числе праведников и не пролететь с вечным счастьем.

Одним из таких пособий было произведение «Сумма короля», созданное в XIII веке монахом-доминиканцем Лораном Орлеанским. Это название, правда, не отражает суть трактата, а только указывает, что он написан по королевскому заказу. Ближе к содержанию другое наименование — «Сумма грехов и добродетелей», под которым трактат в дальнейшем и переиздавался. Сумма — популярный в то время жанр, который подразумевал, что труд содержит как можно более полное перечисление заявленных в названии вещей. С такой книгой было удобно сверяться, совершая тот или иной поступок. А ещё она была с картинками.

Миниатюра из рукописи «Суммы короля» XV века, изображающая четыре основных христианских добродетели: благоразумие, умеренность, мужество и справедливость

Неисчерпаемым источником вдохновения для иллюстрации подобного рода произведений служила последняя книга Нового Завета — «Апокалипсис» Иоанна Богослова. Иоанн описал, как отправился в пещеру, где провёл без еды в постоянной молитве двадцать дней и, как следствие, получил от Иисуса откровение. Из откровения выяснялось, что прежде, чем Иисус вернётся в мир, на земле произойдёт страшный Апокалипсис. Оголодавший Иоанн изложил довольно страшную фантасмагорию.

Апостол был вознесён к небесам, прямо к сидящему на престоле Богу, которому без передышки поклонялись двадцать четыре старца-пресвитера и четверо животных — лев, телец, орёл и нечто с человеческим лицом. У каждого было по шесть крыльев и внутри (!) они были «исполнены очей». Возникла книга с семью печатями, и, медленно снимая по одной, Иисус демонстрировал Иоанну разные ужасы: от всадников, несущих миру бедствия, до восстающих мертвецов и падения звёзд на землю. Когда с печатями было покончено, ужасы принялись демонстрировать трубящие ангелы, затем коротко промелькнула жена, облачённая в солнце, которую преследовал красный дракон, а потом произошло следующее: «и стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва».

Оригинальное изображение Зверя, вышедшего из моря

Сразу не скажешь, но это и есть описание помпезного чудовища с картинки. Богохульных имён автор миниатюры целомудренно решил воздержаться. Зато вы можете насладиться точностью передачи художником «пасти, как у льва». Чудище в христианской традиции получило короткое запоминающееся название «Зверь, вышедший из моря». Как и большинство из увиденного Иоанном, Зверь оброс толкованиями. Наибольшую популярность получило мнение, что он олицетворяет Римскую империю.

Миниатюра создана в XV веке для одного из переизданий «Суммы». Портрет Зверя, вышедшего из моря здесь разместили после рассказа о семи смертных грехах. Почему? Потому. Ещё в XV веке написана «Тайная вечеря» да Винчи. Как думаете, почему шедевром живописи стала она, а не эта иллюстрация? Автор миниатюры, наверное, думал также, поэтому не подписался. Поддержите «Высокое Средневековье», мы под своими шедеврами всегда подписываемся.

Об авторе «Суммы» Лоране Орлеанском есть небольшая статья на сайте университета Огайо, а полистать трактат можно на сайте Национальной библиотеки Франции.

МАТЕРИАЛ И ТЕКСТ: МАКС ДОЛИНСКИЙ

ИСТОЧНИКИ: BIBLIOTHÈQUE NATIONALE DE FRANCE;

LEO M. CARRUTHERS. LORENS OF ORLÉANS AND THE SOMME LE ROI OR THE BOOK OF VICES AND VIRTUES

via

Милые создания с нежной шерстью и вкусным мясом (наверное) наводили ужас на средневековых людей. Эти зайцы не те, кем кажутся — это кровожадные твари, которые обитают на полях рукописей

Зайцы фигурируют на очень многих миниатюрах (полистайте «Страдающее»), где творят разные непотребства: отрезают людям головы, скачут на собаках и даже склоняют к самоубийству. Во всём виновата, как вы уже наверняка догадались, Библия (в общем-то других произведений обычно под рукой не было). В ней заяц — не особо положительный персонаж третьего плана: книга с романтичным названием «Второзаконие» причисляет его к нечистым животным. Дальше, кстати, она содержит некоторые императивные нормы, обращенные к иудеям, например, запрет есть мерзость. Дословно так, кто не верит, может посмотреть главу 14, стих 3. Раз в этом Библия права, то и в остальном не может ошибаться.

Почему нечестивое животное побеждает человека, вы уже могли догадаться. Его побеждает не заяц, а собственный грех, который символизирует ушастое животное, так что изображение зайца несло некоторые важные и просветительские смыслы. Но Средневековье не было бы такой интересной эпохой, если бы всё было так просто. Изображения зайцев были не только скучными нравоучениями, но выполняли и другую (конечно, отчасти тоже нравоучительную) функцию. Зайцы развлекали.

Обратили внимание на абсурдность ситуаций, в которых проявляются зайцы? Если нет, полистайте «Страдающее» ещё раз. Часто маленькие твари оказываются сильнее людей и убивают их или тащат на себе, будто только что поймали и сейчас насадят на вертел. Тут всё объясняется средневековой амбивалентностью и любовью к противопоставлению высокого и низкого. Впервые об этом написал русский культуролог Михаил Бахтин. Зайцы и люди меняются местами, и это создает комический эффект. Подобная смена ролей (не только между зайцами и людьми) была любимым и, возможно, единственным, средневековым развлечением.

Особенно ярко это проявлялось во время праздников и карнавалов. Средневековое общество было крайне формализованной системой с жёсткой иерархией и всего несколькими социальными лифтами (и то не очень работающими). Выходов за пределы этих рамок было всего два — восстание и праздник. И если в первом случае всё часто заканчивалось плачевно, в случае карнавала шансы на бескровный исход были куда выше.

Средневековые фестивали и праздники были частым явлением и позволяли выпустить пар. Они стирали все социальные рамки и нормы, позволяли открыто смеяться над власть имущими, пародировать мессу и вообще творить абсолютно всё. Именно в таких пародиях, когда люди ничтожные, или вовсе дети, оказывались в ролях людей влиятельных, например, священников, Средневековье и видело самое смешное. Перевернуть общество и мир с ног на голову, позволить строгим социальным порядкам отступить, сделать последних первыми. Нередко это сопровождалось и насилием, в частности, разграблением поместий местных феодалов.

Поэтому и наши зайцы — проявление карнавальной культуры. Они занимают в обществе то место, которое занимать не могли просто потому что они мелкие пушистые пугливые зверьки. Здесь же они убивают людей, служат мессу и даже дарят человеку изоленту (на самом деле, предлагают висельную петлю). В миниатюре смешиваются мотивы перевёрнутого мира и обычного карнавального насилия.

В общем, перед нами — мем. Пройдёт тысяча лет, и цифровые археологи будущего, откопав в культурном слое социальных сетей второсортный паблик из серии «типичных», будут задаваться тем же вопросом, которым мы задаёмся сейчас: «Это что вообще, простите, за херь такая?». Поддержите «Высокое Средневековье», чтобы мы не канули в Лету, и среди мусора археологи будущего нашли этот разбор. Во-первых, они посмеются, а во-вторых, поймут, что самообразование в наше время тоже кого-то интересовало.

МАТЕРИАЛ И ТЕКСТ: КОСТЯ МЕФТАХУДИНОВ

ИСТОЧНИКИ: CNN;
БАХТИН М. ТВОРЧЕСТВО ФРАНСУА РАБЛЕ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И РЕНЕССАНСА
via

Как резвились содомиты в раю Иеронима Босха

Мы здесь уже были. Если вас с нами не было, почитайте о том, как Иероним Босх изобразил мучения грешников на правой панели своего триптиха. И возвращайтесь. Сегодня пойдём туда, где конец света ещё не наступил, и грешники только зарабатывают грядущие истязания.

Центральная панель триптиха самая большая и насыщенная. Люди здесь стоят на головах, рыбы летают по небу, птицы живут в воде, а фрукты вырастают до размеров человека. Это изменение богоданной иерархии свидетельствует о раздутости и непомерности людских страстей и желаний. Грех отменяет естественный порядок вещей, установленный Богом. Иероним постарался изобразить все грехи мира, по крайней мере сексуального толка. В саду каждый по-своему придаётся вкушению запретных плодов: блуду, извращениям, гомосексуальности, скотоложеству — всевозможным усладам плоти, за которые на следующей панели, в аду, будет по-своему истязаем.

Центральная панель «Сада земных наслаждений»

Даже бегло взглянув на картину, средневековый человек сразу понимал, о чём пойдёт речь. В средневековой повседневности сад — это топос совершенно определённого значения и с конкретной семантикой. Это территория куртуазной любви, романтики, эротики и похоти. В саду Эдема Адам и Ева вкусили запретный плод. Босх выкручивает эту символику на максимум: нагие мужчины и женщины, как одержимые, вкушают гипертрофированные плоды и предаются телесным усладам. Сексуальны даже ягоды. Виноград, малина, клубника, земляника и вишня для средневекового зрителя имели недвусмысленный подтекст. В XVI веке при дворе испанских Габсбургов триптих даже ласково называли «Madroño» — «Земляничка». А клубника, кстати, сохранила сексуальную коннотацию до наших дней.

Как и ягоды, цветы символизировали чувственные удовольствия и одновременно — тлен и пагубу. В сцене, которая стала основой для мема про доктора, букет на самом деле хотят не вытащить из ануса, а в нём собрать — как в вазе. Что нужно вставить в анус, чтобы испытать чувственное удовольствие, мы предоставим вам домыслить самостоятельно. Что бы это ни было, тлена и пагубы не избежать.

Слева от нетрадиционных флористов их единомышленники добывают чувственные удовольствия через другое отверстие. Об этом можно догадаться, мысленно дорисовав, где находится голова человека, чья рука торчит из огромной синей ягоды и гладит рыбу. Рыба символизирует член и подтверждает догадку. Чтобы зритель не подумал, что в ягоду залезла женщина, содомит держит за длинный стебель две очень похожие на мужские яйца вишни. И, конечно кормит абсолютно счастливого грешника ягодкой именно селезень, а не утка.

Сама огромная ягода полая, минет делается внутри её шкурки. Дело в том, что в средненидерландском слово «scille» означало одновременно ссору, драку и фруктовую кожуру. Босх буквально изобразил поговорку «scille zijn» — «быть во фруктовой коже» — что в переносном смысле означало «быть в бою». Какие коннотации имел бой, догадаетесь? Правильно, эротические.

Справа над героями мема возлегает неожиданно гетеросексуальная пара — девушка и её любовник с виноградиной вместо головы. В нидерландской поэзии XV—XVI веков эта ягода — частая аллегория. К примеру, в одном из стихотворений обманутый любовник, жалуясь на ненадёжность своей девушки, вспоминает время, когда у них всё было хорошо такими словами: «я пожертвовал самую красивую ягодку с грозди виноградной на твой алтарь». Алтарь в этом контексте — вагина бесчестной любовницы; это короткая версия устойчивой поэтической аллегории «алтарь Венеры», которая в принципе многократно встречается в лирической поэзии. Виноград, соответственно, эвфемизм для пениса. Как и в некоторых других сценах, в этой Босх прямо визуализировал расхожее суждение — мужчина думает членом.

Поддержите «Высокое Средневековье», чтобы ещё раз вернуться в сад земных наслаждений — ведь мы пока не посмотрели, как на левой створке триптиха Иеронима Босха грех только зарождается.

МАТЕРИАЛ: ВАЛЕРИЯ КОСЯКОВА

ТЕКСТ: МАКС ДОЛИНСКИЙ

ИСТОЧНИКИ:

D. BAX, «BESCHRIJVING EN POGING TO VERKLARING VAN HET TUIN DER ONKUISHEIDDRIELUIK VAN JEROEN BOSCH. GEVOLGD DOORKRITIEK OP FRAENGER»;

D. BAX, «HIERONYMUS BOSCH AND LUCAS CRANACH. TWO LAST JUDGEMENT TRIPTYCHS. DESCRIPTION AND EXPOSITION»;

CORNELIS KILIAEN, «ETYMOLOGICUM TEUTONICAE LINGUAE»;

STEFAN FISCHER, «HIERONYMUS BOSCH: MALEREI ALS VISION, LEHRBILD UND KUNSTWERK»;

ERIC DE BRUYN, «HIERONYMUS BOSCH'S GARDEN OF DELIGHTS TRIPTYCH. THE EROTICISM OF ITS CENTRAL PANEL AND MIDDLE DUTCH».

via