Pozitifffff

— Мама, бабушка! — закричал он, и когда те оглянулись, указал рукой на «снеговика».

На голой мёрзлой земле быстро вращался небольшой белёсый ком. С каждым кругом он всё больше и больше увеличивался в размере, пока наконец не остановился в росте. Но не прекратил своего движения. А под ним стал зарождаться второй белёсый ком. Первый, все так же кружась, балансировал на верхушке второго шара, а тот, катаясь по земле, быстро набирал свою массу. И вдруг всё замерло. Эта конструкция из полупрозрачных белых шаров, поставленных друг на друга — нижний побольше, верхний поменьше — и правда напоминала снеговика. Не хватало только морковки да ведра на голове. Данила, открыв рот, как завороженный наблюдал за этим превращением. Он уже не первый раз наблюдал создание «снеговика», и каждый раз это доставляло ему огромное удовольствие.

— Даня, пошли! — мама потянула его за руку. Она опасалась «снеговика», так как не могла понять его природу и справедливо опасалась, что это одно из творений противника.

— Сейчас, сейчас, пусть он лопнет! — запротестовал Данила, одёргивая руку.

«Снеговик», мерцая изнутри приглушенным светом, издал негромкий мелодичный звук и осыпался каскадом мелких блестящих осколков, мгновенно исчезнувших на земле.

— Ооооо… — восторженно протянул мальчик.

— Пошли уже, — мама опять потянула Данилу за руку, и на этот раз он подчинился.

Вскоре пришли на поле. Бабушка лопатой разгребала сухую траву, по одной ей понятным причинам выбирала место и копала неподатливую почву. Мама с Данилой палками и просто руками разбивали комья земли, искали картофелины, морковку, свёклу. Пальцы ломило от холода, и мальчик согревал их дыханием. Вдалеке он видел еще людей, которые, так же, как и они, искали себе пропитание. Некоторые были группами, но виднелись и одинокие фигуры.

Данила устал, но не решался остановиться, с тоской поглядывая на бабушку с мамой. Те, не поднимая головы, копались в холодной земле. Наконец, бабушка с усилием выпрямилась, и Данила с облегчением понял, что они закончили. В этот раз овощей нашли много, почти два ведра. Потом сходили ещё в лес неподалеку, набрали три охапки хвороста.

После обеда мама с бабушкой выволокли из-за печки большую металлическую флягу, с трудом подтащили её к двери. Данила, сразу догадавшись, что мама собирается идти к реке за водой, тут же заканючил, чтобы и его взяли с собой. Бабушка запротестовала, но мама неожиданно легко согласилась. Видимо, ей не хотелось идти одной. Мальчик кинулся одеваться, от радости запутался в брюках и чуть не упал. Бабушка подхватила, поставила на ноги и, ворча себе под нос, стала вызволять его ноги из завязавшихся узлом штанин.

Мама дождалась, пока Данила соберётся, подцепила флягу крючком на тележке, повесила на второй крюк ведро и выкатила её из дома. Мальчик вприпрыжку бежал следом. Мама легко катила такую громоздкую на вид флягу по дороге. Небо разъяснилось, солнце вышло из-за облаков. Тележка дребезжала, скрипела, ведро раскачивалось, звонко ударяясь о штангу, и от всех этих звуков мальчику было почему-то очень весело. Он закинул голову и громко рассмеялся.

— Ты чего? — удивилась мама, но он только помотал головой. Такое не объяснишь.

На перекрестке их догнал воняющий дымом грузовик и, взревев двигателем, остановился. Из кузова выпрыгнул молодой парень, подбежал к ним.

— Здрассте, Анна Леонидовна! — Парень был в одной рубахе и тёплых ватных штанах, заправленных в подшитые валенки. — Вы меня не помните? Я Мишка, водитель нашей школы. Я помогал вам переезжать в наш посёлок месяц назад.

— Конечно помню, — тепло улыбнулась мама. — Как у вас дела, Миша? Как ваша мама?

— Спасибо, всё отлично. — Парень потёр красный нос, сунул руки подмышки и, стал пританцовывать на месте. — Вы на реку собрались? Садитесь, подвезём. Мы с парнями машину обкатываем, всё равно куда ехать.

— Да я же вот с этим, — рассмеялась мама, указывая на флягу.

— В кузов закинем, делов-то! Ребята, помогите, — крикнул парень в сторону машины.

Из кузова спрыгнули двое ребят и подбежали к ним. Легко подхватили тележку с флягой и потащили её к машине. Закинули наверх и сами залезли в кузов. Маму с Данилкой посадили в кабину. Мальчик отчаянно сопротивлялся, ему хотелось ехать с парнями, но мама запретила, напомнив, как он простыл после поездки месяц назад, когда так же ехал в кузове. Пришлось нехотя согласиться.

Миша дождался пока пассажиры устроятся на сиденье, стукнул в стенку кабины, дождался ответного стука и завёл машину. Мотор взревел, из трубы повалил густой дым.

— Вот до чего дошли, Анна Леонидовна! — Парень рассмеялся, выкручивая руль. — Бензин сейчас на вес золота, так на дровах ездить стали. Есть тут в здешней коммуне умелец, переделывает автомобили с ГСМ на газогенератор. Дров-то, слава богу, у нас хватает, вон какие леса вокруг. И не поймёшь, то ли вперёд шагнули с такими технологиями, то ли на сто лет назад откатились.

Он повернулся к Данилке и подмигнул ему.

— Может, ты, малец, доживёшь до таких времён, когда на чистой воде ездить будем. Зачерпнёшь из реки ведром, зальёшь в бак и — вперёд, к звёздам!

Данила, открыв рот, смотрел на парня. Он всем сердцем хотел быть таким же, как этот водитель, так же лихо управлять машиной, не важно, на чём она там едет, так же задорно смеяться и подмигивать одним глазом.

— Вся это война — откат в прошлое, — тихо произнесла мама. — Водопровода нет, про отопление уже давно забыли, электричество включают на час в день. И самое страшное — нет до сих пор чёткого представления, что из себя представляет наш враг. Сплошной информационный вакуум.

— Это да, — легко согласился Мишка. — Мы тут с ребятами на днях поспорили... — Он поморщился и потрогал челюсть. — И пришли к выводу, что это демоны ада к нам спустились. Или поднялись. На комете этой, которая уже полгода висит в небе и никак не улетит. Ну не может человек такие орудия убийства придумать. «Торопунчики» эти, «спиральки»… А чёрное солнце? Моя мать как увидела его, так сразу сказала — человечеству пришёл конец. А ведь тогда еще ничего и не было, ни Луну не долбанули, ни города не взрывали.

Даниле сразу стало скучно. Эти разговоры он слышал ни один раз, и они ему уже порядком надоели. Он отвернулся от водителя и стал смотреть в окно. Машина, дребезжа и подпрыгивая на кочках, неслась по улице. Дым стелился за ней серым облаком, формируя причудливую тень рядом.

Сначала они проезжали по территории посёлка. Мимо проплывали то восстановленные дома, то полуразрушенные строения, которыми еще не успели заняться. Потом, миновав пост охраны, они выехали за территорию, и за окном понеслись пустые поля, небольшие рощи с чёрными замёрзшими деревьями. Дорога здесь была отличная, асфальт сохранился почти без повреждений, и ход машины стал более плавным.

— А знаете, я думаю, что ничего они с нами не сделают! — запальчиво сказал Мишка после долгой паузы. — Как нас только не били… Кто нас только не бил… Выжили и даже сильнее стали. Ну вот и сейчас выживем. Мы тут с ребятами добровольцами на фронт собрались. Будем бить ублюдк… ой, простите! Будем бить тварей, кто бы они не были, американцы, пришельцы или черти с дьяволом во главе. Вы только маме моей не говорите, она с ума сойдёт. Я перед отправкой на фронт сам ей всё объясню, что так мол и так, не такой уж ваш сын шалопай, оказывается…

— Не скажу, — серьёзно ответила мама.

Когда подъехали к реке, там уже стояло несколько машин. Мама с Данилкой выбрались из кабины, подошли поздороваться со знакомыми. Мишка с парнями разгрузили кузов, вытащили флягу и покатили по пирсу к самому концу, где незнакомый мужчина уже набирал ведром воду из глубины, чтобы вода была чище, и заливал её во фляги.

Пока мама разговаривала, Данила поднял с земли длинную палку, подошёл к реке и с силой ударил по воде. На берег выплеснулись мутные в серой пене брызги, и мальчик замер от восхищения. Он побежал по берегу, крича от восторга сначала вполголоса, а потом всё громче и громче, ударяя палкой, иногда попадая по мутной воде, иногда — по земле, по камням, и тогда из-под мокрой гальки разбегались небольшие насекомые, которые, по-видимому, были нечувствительны к холоду.

— Эй, малец, чего кричишь? — К нему подошёл Мишка, вытирая лицо светлой тряпицей. Он уже натянул на себя толстую кофту, из-под глубокого капюшона торчал острый нос.

— Река, — сказал Данилка, широко разведя руками. В этом слове было всё — радость от поездки, от солнца, от голубого неба, от широкой реки с икрящейся водой.

Удивительно, но Михаил его понял. Подняв голову, он взглянул на небо, на блики на воде и, улыбаясь, повторил за мальчиком: — Река…

Чуть поодаль раздалось шуршание, резкий свист, и, оглянувшись на звук, Данила увидел белёсый шар, катающийся по земле.

— Снеговик! Снеговик! — пронзительно закричал мальчик, откидывая палку. Воистину, это был счастливый день.

— Погоди-ка… — Мишка попытался его придержать, но тот ловко проскользнул у него под рукой и бросился к вращающемуся шару, который уже набрал массу и начал зарождать верхний.

Данилка остановился в паре шагов от «снеговика», с восхищением наблюдая, как тот крутится на земле.

— Какой-то он не такой, как обычно, — заметил Мишка. Он наклонился над белыми искрящимися шарами, с любопытством их разглядывая, а потом и вовсе встал на колени перед ними. Этот «снеговик» и вправду отличался от тех, которых Данила видел раньше. Звук, с которым он зарождался, был пронзительней, напоминал визг пилы, свет не приглушённый мерцающий, как в прежних, а яркий, холодный, вызывающий резь в глазах. В глубине шаров угадывались то ли острые снежные шипы, то ли иголки.

К ним подошла мама, потянула Данилу за рукав.

— Я тебе сколько раз говорила не приближаться к ним! — сердито произнесла она.

— Ну мам! — возмущённо воскликнул мальчик, но та крепко ухватила его за рукав, развернула в обратную сторону и почти потащила к машине. — Ну дай…

На секунду берег реки озарила ослепительная вспышка, раздался грохот, остро запахло озоном, в спину мальчика что-то сильно ударило. И тут же всё стихло.

—  Что случилось? – мама с тревогой огляделась по сторонам. Осмотрела мальчика, себя. — Это «снеговик» так взорвался?

Данила с опаской обернулся. «Снеговика» не было, но Михаил по-прежнему стоял на коленях на том же месте, едва заметно раскачиваясь.

— Миша, с вами всё в порядке? — поколебавшись, спросила мама. Она выпустила руку Данилы, подошла к водителю, тронула его за плечо. Тот мягко завалился на бок, голова ударилась о землю, из-под капюшона тягуче выплеснулось красное и серое. Мама в ужасе отпрянула, закричала, но тут же зажала рот рукой.

— Что такое? — заволновался мальчик, побежал к ней, но мама отрицательно покачала головой, схватила его за руку и потащила прочь от этого места. Навстречу им бежали люди, привлечённые её криками.

— Мама, что случилось? — повторил Данила, дёргая её за пальто. Она отпустила его руку, сделала шаг в сторону, склонилась над пожухлой травой, и её вырвало.

— Мама! – закричал мальчик.

— Всё хорошо, малыш, — хрипло ответила мама и вытерла рот платком. — Меня просто укачало. Пошли к машине, нам пора уезжать.

Данила оглянулся. Столпившиеся люди заслоняли обзор так, что Мишу не было видно. Они возбуждённо переговаривались, склонившись над тем местом, где еще недавно был «снеговик». Незнакомая женщина упала на колени, надрывно закричала, и от этого крика на душе у мальчика стало тоскливо и к глазам подступили слёзы.

— Миша заболел? — неуверенно спросил он маму, с трудом поспевая за её широкими шагами и постоянно оглядываясь назад.

— Да.

— Потому что без куртки ходил?

— Да.

— Он поправится?

Молчание.

— Он поправится? — выкрикнул Данила и остановился, упрямо скидывая мамину руку.

— Послушай, — мама поколебалась, присела на корточки перед ним. — Миша обязательно поправится. Скорее всего уже сегодня. И сегодня же он уедет на фронт. И будет там храбро сражаться с врагом.

— Вместе с папой?

— Нет, — резко ответила мама, встала и опять взяла Данилу за руку. — Они будут сражаться в разных войсках.

Она помогла мальчику подняться в кабину, залезла сама, устало облокотилась на спинку сиденья и закрыла глаза. Данила хотел ещё что-то спросить, но промолчал и лишь смотрел на её белое лицо, на новую, незнакомую ему морщинку у губ, на пульсирующую голубую жилку на виске.

Глава 4

Ему всю ночь снились кошмары. «Снеговик» крутился на мёрзлой земле как волчок, весёлый Мишка скалил зубы, рассказывал, как он чудесно устроился на передовой, и как ему тут все рады. Данила радовался вместе с ним, но тут лицо водителя покрылось мелкими трещинами, сползло вниз, обнажая белые кости, и мальчик закричал от испуга, проснулся и тут же уснул снова, успокоенный ласковым: «Тише, милый, это всего лишь сон. Мама рядом, мама никому не даст тебя в обиду».

После завтрака мама собралась в город, посмотреть списки раненых, прибывших в госпиталь. Данилку с собой не взяла, от чего тот расстроился и громко заревел от обиды. Но мама с бабушкой на его плач не обратили внимания, и пришлось прекратить. Глупо сидеть и реветь, когда никто не реагирует на твои рыдания.

Мама вернулась ближе к вечеру, когда на землю легли длинные тени и жёлтое солнце стало клониться к закату. Не раздеваясь, села к столу, тяжело опустила голову на сложенные руки. Бабушка подошла и молча присела на стул рядом. Они долго сидели, не говоря ни слова, а Данила наблюдал за ними, не решаясь подойти.

Остаток дня прошёл тоскливо. Бабушка примостилась у окна и при тусклом вечернем свете чинила одежду. Мама выложила свои учебники на единственном в доме столе и пыталась составить программу обучения для ребятишек. Начало учебного года откладывалось до конца осени, но с приходом зимы нужно было уже проводить занятия.

Данила расставил солдатиков на холодном полу и стал играть в войнушку, громко отдавая приказы своим командирам и иногда увлекаясь так сильно, что мама просила вести себя потише.

На ужин была гречка с овощами. Данила разнылся, гречку он не любил, но бабушка прикрикнула, и ему нехотя пришлось съесть то, что положили. На улицу его не пустили, и он опять залез на печку. Заниматься было совершенно нечем. Он закутался в одеяло и задремал. Проснулся от мужского голоса и в полудрёме попытался вслушаться в разговор.

— …я первый раз вижу этих людей. Запаковали тело и увезли с собой. Если и предъявляли какие-то бумаги, то я об этом ничего не знаю. Всё меняется, Анна Леонидовна. Меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону. Эти твари, враг наш неведомый, постоянно перестраивают свою тактику. Теперь они уничтожают только существ из плоти и крови. Людей, собак, лошадей. Неживое не трогают…

Невидимый мужчина помолчал. Негромко звякнула посуда, послышался звук льющейся воды.

— Спасибо, очень вкусный у вас чай… Так вот, на примере вчерашнего «снеговика», — продолжил гость. — Когда он взорвался, то выкинул в воздух тончайшие лезвия из неизвестного материала. Это мне уже потом рассказали люди, которые тело забрали. Эти лезвия и убили парня, полоснули по открытым участкам тела – по лицу и рукам. Разрезали насквозь мышцы, кости, и рассыпались в пыль, как только достигли ткани. Капюшон изнутри даже поцарапан не был… Да вся одежда не повреждена была. То же самое с растительностью рядом — деревья, кусты, хоть на них тоже эти «лезвия» посыпались, но всё это осталось нетронутыми, не было ни одной царапины на поверхности.

— Вы хотите сказать, что мы с Даней выжили лишь потому, что повернулись спиной к «снеговику»?

— Да, вы с мальчиком были плотно укутаны, не было открытых участков тела на пути осколков. А неживое, в вашем случае одежду, эти «лезвия» не повреждают.

— Господи, как страшно… — произнёс тихий голос бабушки.

Данила не понял ничего из того, что сказал мужчина, но ему стало интересно и он осторожно свесил голову. За столом сидели мама, бабушка и пожилой мужчина с чёрной бородой. Бородача Данила знал, это был директор школы, в которой должна проводить занятия мама. Мальчик слез с печки, подошёл к столу, стеснительно поздоровался с гостем и залез на колени мамы.

— Вы и себе, и своему мальцу сшейте плащ, — посоветовал директор. — Такой, чтобы в случае опасности можно было сесть на корточки и полностью закутаться в ткань. С объёмным капюшоном. И ты, Данила, запомни, видишь что-то незнакомое — беги. Не надо подходить и рассматривать, тем более не надо ничего в него кидать и тыкать. А то в прошлом месяце у нас один парень в «тряпку» палкой ткнул и…

— Для него в этом мире всё незнакомое, — будто невзначай перебила говорившего бабушка. — Он ещё не понимает, что может быть опасным, а что нет. Но будем объяснять, спасибо вам, что делитесь информацией.

— Надо в школе уроки на эту тему проводить, — сказала мама, обнимая Данилку. — Показывать, какие опасные существа бывают, как от них прятаться.

— Да, насчёт школы, — директор кашлянул и отвёл взгляд. Данила почувствовал, как напряглась мама. — Я, вообще-то, ради этого разговора и пришёл к вам, Анна Леонидовна. Понимаете, боятся родители в школу детишек отправлять. Как не крути, а массовое скопление народа в закрытом помещении… А «торопунчики» как раз на такое скопление и слетаются. Чтобы всех разом… Так что не будет у нас занятий. Зря я вас, Анна Леонидовна, с прежнего места сдёрнул. Если хотите, я могу организовать переезд обратно в тот посёлок, где вы раньше жили.

— Спасибо, я подумаю, — безжизненным голосом произнесла мама. Она смотрела невидящим взглядом куда-то поверх головы директора, и тот вдруг сразу засобирался домой. До двери его проводила бабушка, мама так и осталась сидеть за столом, крепко сжимая Данилу.

— И ещё… — уже от двери сказал директор. — Ходят слухи, что тут в лесах какие-то бандиты появились. В основном кражами промышляют. Вы уж будьте поосторожнее. А то часто вы одна, Анна Леонидовна, по округе ходите, уже многие приметили.

Бабушка закрыла за гостем дверь, села к столу на своё место, не поднимая взгляд, тщательно разгладила скатерть.

— Возвращаться нам смысла нет, — тем же безжизненным голосом сказала мама. — На прежнем месте уроки были, но ни денег, ни продуктов за работу не давали. Перебивались подарками от родителей. Если вернёмся, умрём с голода. Здесь тоже умрём. Не сразу, конечно, но эту зиму мы точно не переживём.

— А ну прекрати, — прикрикнула на неё бабушка. — Что ты говоришь такое?

— Подумай сама. — Мама неотрывно смотрела в одну точку лихорадочно блестевшими глазами. — Всё к одному. Сначала я золото потеряла. Это было единственное, на что мы ещё могли выменять еду, и я так легко отдала его мошенникам. Потом работы лишилась. Я же всю жизнь была учителем, я больше ничего не умею делать. Зима на пороге, из еды запасов максимум на две-три недели. Через месяц мы кору с деревьев обгладывать будем. И ещё смерть этого мальчика… Он же такой юный был, на фронт собирался…

Данила запрокинул голову, непонимающе взглянул на бледное до прозрачности лицо мамы. Потом слез с её колен, встал рядом, неуверенно тронул руку.

— Да что с тобой? — с отчаяньем произнесла бабушка. — Ты же всегда такая сильная была, Анна. Мы с тобой в таких страшных ситуациях выживали, а тут ты из-за ерунды расклеилась… Подумаешь, золота и работы лишилась… Ты вспомни, как мы выбирались из горящего города. Сколько народу погибло, а мы выжили. Вспомни, как прятались от людоловов в том страшном поезде, Данечку чуть не потеряли, но ведь спаслись же! И сейчас выживем. Не бывает безвыходных ситуаций.

— Бывает. Но только один раз в жизни. — Мама с трудом оторвала свой взгляд от одной ей видимой точки и посмотрела на бабушку. — И, боюсь, эта как раз наша ситуация.

Данила с опаской отошёл подальше. Это была какая-то другая мама, и её он боялся. Он опять залез на печку, сверху наблюдая за женщинами. Мальчик чувствовал, что происходит что-то очень плохое, но в силу своего возраста не мог осознать всего происходящего.

В дверь с силой постучали. Бабушка вскинулась, но мама осталась так же безучастно сидеть на стуле.

— Здесь живет учительница Анна Леонидовна? — спросил грубый мужской голос.

Мама с усилием повернулась ко входу.

— Не открывай, Аня, — попросила бабушка.

Но та упрямо мотнула головой, встала, подошла к двери и вытащила засов.

— Я — Анна Леонидовна, — спокойно сказала она, открыв дверь.

— Ну, принимай гостей, — сказал невидимый собеседник и крикнул куда-то в темноту: — Клава, иди сюда, нашлась твоя пропажа.

— Она? — спросил женский голос, и Данила, встрепенувшись, стал шустро слезать с печки.

— Добрый вечер! — входя в дом и внося запах мороза и свежести, весело сказала Клавдия. — Ну вы даёте, Анна Леонидовна. Вы какой адрес мне написали? Почему поселок Новомоскитовка?

Мама охнула и прижала руки к груди.

— Мы, значит, как и обещали, приехали с мукой в Новомоскитовку, а такого дома, как вы написали, и нет нигде. Всё утро учительницу Анну Леонидовну искали. Потом поняли, что вы неправильный посёлок указали. И давай всех знакомых и незнакомых опрашивать, вдруг кто знает такую учительницу. Торговля стоит, товар портится, муж ругается, — Клавдия белозубо рассмеялась, подошла к бабушке. — Здравствуйте, я Клавдия, мы из коммуны, вы знаете наверное… Сюда муку ставить? — Гостья повернулась к маме и, не дожидаясь ответа, крикнула в темноту: — Ребята, ну, заносите, чего вы там копаетесь?

Мама стояла возле двери очень бледная, очень спокойная, только дрожащие руки выдавали её волнение.

— А колечко твоё действительно с бриллиантом, очень дорогое кольцо. Сильно дороже, чем я рассчитывала. Вынуждена вернуть тебе его, нет у меня столько продуктов, чтобы на него выменять. — Клавдия с видимым сожалением положила свёрток на стол. — Тут целая туша свиньи выйдет за такое кольцо, а то и не одна.

Бабушка охнула.

— А вообще у меня к тебе, Анна Леонидовна, есть разговор. — Клавдия прошлась по небольшой комнате, увидела Данилку. — А, вот ты где. Держи, гостинец тебе припасла.

Она достала из сумки большое красное яблоко и протянула мальчику. Тот с восторгом вцепился в него.

— Так вот, Анна Леонидовна, я тут поговорила с нашими… Нам в коммуну учитель для ребятишек нужен. Очень нужен. Пойдешь к нам? Жильём, одеждой мы обеспечим. И тебя и семью твою. Всем рады будем. И еда у нас всегда в наличии, живем не богато, но сытно. Как видишь, даже излишки продуктов есть, можем продавать, менять.

Мама провела дрожащей рукой по лицу, по горлу, хотела что-то сказать, но вдруг расплакалась.

— Ты чего? — удивилась Клавдия.

Мама пыталась сдержать слёзы, но они ручьём текли по её лицу.

— Мы думали, что вы нас обманули, — грызя яблоко, пояснил Данила. — Что взяли золото и убежали.

Клавдия с удивлением взглянула на него, подошла к маме.

— Серьёзно? Ты правда подумала, что я могу так поступить?

Мама стала плакать навзрыд.

— Да вы что… Как можно-то… — растерянно произнесла Клавдия, оглядываясь на своих парней, смущённо переступавших с ноги на ногу у входа.

Мама громко плакала в голос, как ребёнок, захлёбываясь в рыданиях, не в силах остановиться, бабушка шумно сморкалась в платок. А между ними стояла Клавдия и всё повторяла и повторяла, переводя растерянный и жалкий взгляд с мамы на бабушку и обратно:

— Да вы что… Как можно-то… Как можно… Разве можно так поступать? Разве в такое страшное время можно людей-то обманывать?!

К блокпосту они подошли и встали в очередь, когда на горизонте занялась заря и показался край настоящего жёлтого солнца. Несмотря на раннее утро у проходной уже столпился народ. Некоторые пришли пешком, как мама с Данилой. Кто-то приехал на санях, забитых доверху мешками, свертками и даже дефицитными в это время пластиковыми бочками. Мужчины курили и негромко переговаривались в ожидании, пока им дозволено будет пройти на ту сторону; женщины сидели на своих баулах, сонно приваливаясь друг к другу.

Мама стояла очень прямо. Высокая, стройная, она выделялась из толпы серых сонных людей. Даже старенькое пальто и большая пушистая шаль не могла спрятать её красоту. На них оглядывались, иногда уважительно здоровались, но с разговорами не подходили.

Данила в полудрёме прижался к маме, совсем повиснув на её руке, и вполуха прислушивался к разговорам в очереди. Речь шла об урожае, сетовали, что нет условий для хранения, громко ругали правительство и очень тихо делились новостями о противнике. Рассказывали, что в соседнем поселке «торопунчики» «заговорили» еще один дом: обступили его плотным кольцом, забормотали, торопясь и взмахивая руками-шлангами, то кланяясь до самой земли, то взмывая вверх, и дом начал таять — сползала штукатурка, истончалась крыша и, самое страшное, таяли люди в этих домах. Сделав своё дело, «торопунчики» исчезли, оставив после себя только остов от дома, да чёрные, словно обуглившиеся, силуэты людей с открытыми в безмолвном крике ртами. «А вы что?» — спрашивали рассказчика. «А что мы? — агрессивно отвечал тот. — Знаешь же, что ступор нападает при «торопунчиках»! Замерли, стоим, пошевелиться не можем. Кто с ногой поднятой так и застыл, кто самокрутку так до рта и не донес. Только и можем, что наблюдать да запоминать…».

Вдруг Данила почувствовал, как сильно напряглась мама, и в недоумении поднял на неё сонный взгляд. Она не сводила взгляд с группы мужчин, стоящих в отдалении по левую сторону, и, прислушавшись, он поймал обрывки их разговора. Говорили о посёлке Новомоскитовка, расположенном неподалёку, о госпитале и о большой группе раненых, прибывших с передовой. Данила встрепенулся, подался вперёд от любопытства. Где-то далеко на фронте служил папа и поэтому все разговоры о войне интересовали мальчика. Но мужчины перешли на обсуждение урожая, стало скучно, и он опять задремал, привалившись к тёплому боку.

Когда подошла их очередь, молоденький военный быстро осмотрел вещи, заставил вытряхнуть из сумки все сложенные пакеты, но, скользнув по маме и мальчику взглядом, от личного досмотра отказался.

Мама сложила все пакеты назад в сумку, взяла за руку Данилку, крепко сжала, но к выходу не пошла, осталась стоять в тесном пункте досмотра.

— Проходите, не задерживайте, — поторопили их.

— Скажите пожалуйста, — сказала мама с необычным волнением в голосе, — скажите, правда, что в госпиталь в Новомоскитовке привезли раненых с передовой?

— Правда, — ответил военный, невольно заглядываясь на маму.

— Как можно узнать фамилии тех, кого привезли? Может, списки раненных есть?

— Списки привезут только завтра вечером, либо в понедельник утром. Там не всех еще опознали, некоторые без сознания были. Вы лучше в понедельник приходите, уже точно подвезут. Если что, меня спросите, я вам помогу. Сидоров я, Иван Сидоров, тут меня все знают.

Мама помолчала, скользнула взглядом по солдатику, хотела, видимо еще о чём-то спросить, но не решилась. Поблагодарила, и они с Данилкой пошли дальше.

Теперь они шли по вымощенным светлыми плитами дороге города мимо огромных белокаменных строений, до того высоких, что крыши мальчик не мог рассмотреть, даже запрокинув голову. Даниле казалось, что когда-то он тоже жил в подобном здании. Он смутно помнил большой светлый дом, там, в прошлой жизни. Высокие окна, залитые ласковым солнцем, тёплый пол, по которому так приятно бегать босиком. Помнил большого мужчину, он смешно ухал, щекотал бородой и подбрасывал Данилу в воздух. Душа уходил в пятки, сердце замирало от страха и восторга, и он требовал ещё и ещё. А мама смеялась, глядя на них. Тогда она много смеялась. А сейчас нет. Даже улыбка очень редко посещает её лицо. Он украдкой посмотрел на маму. Хмурый взгляд, насупленные брови, морщина-трещина у губ. Данила вздохнул и опять стал смотреть под ноги.

Их обгоняли приземистые мужики с мешками на плечах, женщины, закутанные по самые глаза пушистыми шалями - те, с которыми они стояли на проходной. Громыхая, проезжали мимо телеги. Возчики, причмокивая губами, подгоняли своих лошадей, сидевшие на баулах люди провожали взглядом маму с Данилкой, но никто не предложил подвезти. Но это не сильно огорчало. Трястись в громыхающей повозке - то ещё удовольствие. А после разбитой дороги очень приятно вышагивать по мостовой, вымощенной светлой плиткой. Она на удивление хорошо сохранилась. Скорее всего, решил мальчик, сюда не падали камни с неба.

Когда мама с Данилкой пришли на базар, вся площадь уже была заставлена столами, телегами, бочками и мешками. Бойко шла купля-продажа. Люди торговались, громко хлопали друг друга по рукам, заключая сделку, кто-то с кем-то бранился, визгливо кричала невидимая женщина. Даниле с высоты его роста видны были только спины людей. Чтобы разглядеть, что там было выставлено на столах, приходилось подниматься на цыпочки.

— Не отпускай мою руку, — наклонившись, шепнула ему на ухо мама и поправила шапку.

Они долго ходили по рядам. Данилу мама держала перед собой, чтобы его не унесло людским потоком. Увидев то, что искали, подходила и просила обменять на картошку. Продавцы лениво качали головой. Осень, картошки было в избытке, сейчас её тяжело было поменять на что-то более ценное. Кто-то предлагал поменяться на гречку, но тут уже мама отказалась, гречка у них была.

Обойдя ряд, мама подошла к большой повозке и обратилась к женщине в синем пуховике, сидевшей на повозке и лузгающей семечки.

— Картошка? Не, картошка нам не нужна, — сплюнув шелуху, ответила женщина.

— А на что вы поменяетесь? — решилась мама. — Нам нужна мука и мясо.

— Золото есть? — помолчав, спросила женщина. — Кольца, серьги. Можно будет посмотреть.

Мама нерешительно помялась. Оглянулась по сторонам, задержалась на чём-то взглядом. Повернувшись в ту же сторону, Данила увидел высокого худого парня, небрежно привалившегося к столбу и наблюдавшего за ними.

— Не боись, это Стёпка, меня охраняет, — рассмеялась женщина. Она спрыгнула с телеги, поманила за собой маму.

— Пошли сюда, здесь нам никто не помешает.

Они прошли мимо телег, вошли в покосившиеся ворота и, миновав развалины небольшого строения, зашли в палатку, расположенную на лужайке перед домом. В палатке стоял топчан, застеленный клетчатым покрывалом, маленький стол с остатками еды, горела печка, было тепло и вкусно пахло.

— Ну, показывай, что у тебя есть, — женщина быстро разделась и кинула на топчан платок и пуховик. Без верхней одежды оказалась молодой, невысокой, крепко сбитой девушкой. Она подмигнула Данилке, и тот невольно улыбнулся.

Мама, решившись, расстегнула пальто и из запазухи достала небольшой свёрток. Подержав его в руке, с видимым сожалением протянула женщине.

Та приняла его, развернула, удивленно округлила губы. Осторожно подняла одну серёжку, рассматривая на свету. Маленькие камешки льдинками сверкнули в лучах света.

— Серьги я возьму, — задумчиво сказала женщина, поворачивая их из стороны в сторону. — Если в цене сойдемся. Что за них хочешь?

Мама замялась. Данила понял, что она не знала сколько может стоить золото, боялась и продешевить, и заломить слишком высокую цену.

— Думаю, мешок муки они точно стоят. Согласна? — спросила женщина у мамы.

Та с облегчением закивала — согласна, согласна.

— А вот кольцо… не знаю… — женщина положила серьги назад в платок и взяла кольцо. — Это же бриллиант?

— Бриллиант, три карата, — торопливо ответила мама. — А по бокам сапфиры. Это очень дорогое кольцо, авторское изделие, делали на заказ.

— Да, вижу, что не ширпотреб… — Женщина крутила кольцо в руке, рассматривая его со всех сторон. — Если настоящий бриллиант, то дорого будет стоить…

— Это бриллиант, — с отчаяньем повторила мама. — Я клянусь вам. Я учительница, меня тут многие знают, я не обманываю…

— Значит так, — женщина завернула золото и спрятала сверток у себя за пазухой. Взяла со стола замусоленную тетрадь и карандаш. — Поздно вы подошли. Мы сейчас уже все распродали, муки с собой нет. Пиши мне свой адрес, завтра с восходом солнца привезем мешок муки за серьги. А кольцо я сегодня отнесу своему знакомому ювелиру. Если он подтвердит, что бриллиант, то заплачу по совести. Если нет, то верну кольцо твоё. Как звать-то тебя?

— Анна Леонидовна… — растерялась мама.

— Пиши, пиши, — женщина ткнула в маму карандашом. Та растерянно взяла его и, нагнувшись над столом, стала писать в тетрадке адрес, где они жили.

— Ну всё, Анна Леонидовна, — женщина надела пуховик, замотала голову в платок. — А я Клавдия, вот и познакомились.

Клавдия белозубо рассмеялась. Мама несмело улыбнулась в ответ.

Они вместе вышли из палатки. Мама замешкалась, хотела что-то сказать, но к Клавдии уже подошли парни, стали что-то оживлённо рассказывать ей, оттеснив всех стоявших рядом. Мама с Данилкой отступили в сторону. Подошли еще мужчины, девушки. Стало многолюдно, шумно. Кто-то запрягал лошадей, кто-то хвалился выгодным обменом. Клавдия затерялась в толпе, только иногда слышен был её звонкий смех, а потом и он стих. Подошедшие парни шустро разбирали лавки и столы, скидывали на телеги мешки. Сани стали выезжать, на них накричали, чтобы они ушли с дороги. Мама с Данилкой отошли ещё дальше, прижались почти вплотную к ограде.

— Мама, пошли, я замерз, — потянул её за руку Данила.

— Подожди. — Мама выглядела очень растерянной. Они пошла назад к рядам, но ни знакомой телеги, ни палатки уже не было.

— Простите, вы не видели Клавдию? — обратилась мама к какому-то парню.

— Клавдию? — переспросил тот. — Да тут вроде была… Может, к брату пошла. А хотя вон, телег их нет, уехали, наверное.

— Как уехали? — с отчаяньем спросила мама.

— Обыкновенно, — рассмеялся парень. — Базарный день быстрый, час другой и разъезжаются все.

— Мама… — канючил Данилка, дёргая её за руку. — Пошли домой, я замёрз и есть хочу…

Глава 2

Домой они вернулись, когда жёлтое солнце уже начинало клониться к закату и на небо выкатывалось жуткое чёрное.

На немой вопрос бабушки мама устало покачала головой, поставила сумку с картошкой в угол. Разделась сама, помогла раздеться Данилке.

— Аня, что-то случилось? — спросила бабушка.

— Нет, всё нормально. — Мама старалась не встречаться взглядом с бабушкой.

Данила прошел в угол к мойке, обмазал руки золой и тщательно вымыл их в тазике. Попросил бабушку полить с ковшика, вытерся цветной простыней, заменявшей им полотенце. Пока он умывался, мама достала горшки из печки и поставила на стол. Они поели горячей картошки, запивая её кипятком. Данила макал свой кусок в соль и с удовольствием поедал вкусную рассыпчатую мякоть. Мама ела очень мало, но много пила воды. Обхватив кружку обеими ладонями, она прятала за горячим паром своё лицо, маленькими глотками отпивая кипяток. Бабушка молчала, искоса поглядывая на маму.

После ужина Данила залез на печку, достал своих деревянных солдатиков, выстроил их в шеренгу. Но играть было лень, и он просто лежал, чувствуя, как тепло согревает намерзшееся за день тело, и прислушиваясь к разговору внизу.

Пару раз звучало «Новомоскитовка», «раненные», «списки», но, в основном, разговоры были обычные, такие же, как и вчера, и позавчера, и каждый вечер. Мама с бабушкой перечисляли продукты и прикидывали, смогут ли они прожить на таких запасах до весны. Менять больше было нечего. Дрова тоже были проблемой, но лес был рядом и это внушало надежду, что в зиму они не замерзнут. На крайний случай, можно разобрать деревянный забор у брошенных домов.

— А нам завтра муку привезут, — крикнул с печки Данилка.

Мама отчаянно замотала головой, но Данила её не понял.

— А может, и еще что-нибудь, если это блилиянт, — уже тише добавил мальчик.

— Вы о чём? Какой бриллиант? — не поняла бабушка, посмотрела на маму. Та под её взглядом опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— Мама отдала кольцо и серьги за муку… — совсем неуверенно закончил Данила.

— Анна, ты отдала золото? — охнула бабушка. — Кому ты его отдала?

— Клавдии, — с усилием выдавила из себя мама. — Её зовут Клавдия. Больше я ничего о ней не знаю. На рынке отдала… Она обещала завтра привезти продукты взамен на золото. На рассвете.

— Какая Клавдия? — бабушка взялась за сердце. — Вот так просто отдала? И ты веришь, что она приедет? Анна… Отдать просто так, незнакомому человеку… Тебя же просто обманули, забрали золото, и ты даже не знаешь кто это… Как ты могла… У нас же больше ничего нет, Аня…

Худенькие плечи мамы мелко затряслись, и Даниле стало нестерпимо её жаль.

— Она привезет, — крикнул он с печки. — Она хорошая, она обещала.

Мама плакала, её сдавленные рыдания терзали его душу. Бабушка с рукой, прижатой к сердцу, облокотилась на стену, лицо стало совсем белым, и Данила забеспокоился. Он помнил, что было однажды в другом посёлке, когда у бабушки так же сильно побелело лицо. Но там был врач, а здесь никого нет.

— Ну ничего, ничего, Аня, — вздохнув, бабушка села рядом с мамой и погладила её по плечу и спине. — Не расстраивайся ты так… Это всего лишь вещи, не стоит из-за них переживать. Мы проживём, мы выстоим. И не такое переживали. Скоро начнутся занятия, тебе обещали платить за уроки.

— В прошлом году не заплатили, и в этом не заплатят, — глухо, сквозь прижатые ладони к лицу, ответила мама.

Бабушка не нашлась, что сказать. Данилка зашмыгал носом от подступавших слёз.

Дверь с протяжным скрипом открылась, и в проеме показалась тёмная фигура.

— Добрый вечер! — Прозвучал с порога звучный мужской голос. — Можно, хозяюшки?

У Данилки сразу высохли слёзы. Свесившись с печки, он пытался рассмотреть кто пришёл.

Впустив в дом морозного воздуха, в дом зашёл невысокий мужчина в меховом полушубке.

— Вот, решил к вам заглянуть на огонек, попроведовать, так сказать, по-соседски…

— Добрый вечер, Иван Петрович, — ровным голосом ответила бабушка. Она встала из-за стола и отошла к печке.

Мужчина потоптался у порога, снял шапку, не дождавшись приглашения, прошёл в комнату и сел за стол. По комнате распространился тухлый запах. Данила скривил нос. Ивана Петровича он не любил. Он считал его старым и нудным. Стараясь вести себя тихо, чтобы тот его не заметил, мальчик закутался в одеяло и с высоты печки стал разглядывать лысину гостя.

Мама вытерла лицо платком и тоже поздоровалась.

— Что это с вами, Анна Леонидовна? — участливо спросил гость. — Беда какая случилась?

Он расстегнул свой полушубок, положил шапку на стол.

— Все хорошо у нас, Иван Петрович, — тусклым голосом ответила мама. — Так, женская слабость.

— Всё-то у вас, женщин, какие-то трагедии… — хохотнул Иван Петрович, оглянулся на бабушку. Мама промолчала.

Повисла неловкая пауза. Гость побарабанил пальцами по столу.

— Я что пришел-то, — кашлянул Иван Петрович и снова покосился на бабушку, стоявшую у печки. — Я хочу с вами, Анна Леонидовна, поговорить, так сказать, наедине… Разговор у меня к вам есть…

— Говорите здесь, Иван Петрович, у меня нет секретов от моей семьи.

— Ну что ж… Поговорим здесь, значит… Если таково ваше желание… Мда… Я за ответом пришел, Анна Леонидовна. Обещали вы мне, что ответ дадите сегодня.

— Я уже дала вам ответ, — тем же тусклым голосом ответила мама. — Я очень ценю ваше предложение, но вынуждена ответить отказом.

— Отказываете, значит… — медленно повторил гость. — Цените, значит, но отказываете…

И мама, и бабушка молчали.

— Сдохнете же с голода, — с силой произнес Иван Петрович и его лысина налилась красным. — Сами сдохните и мальца вашего загубите. А я бы мог помочь. Еще раз предлагаю подумать.

— Нет, Иван Петрович, я уже всё обдумала. — Мама встала из-за стола. — Я не изменю своего решения.

Иван Петрович снизу вверх смотрел на неё.

— Ну и подыхай. — Он встал, взял шапку, со злостью пнул стул. — Ещё придешь ко мне, дрянь, а я подумаю, что ты должна будешь сделать, чтобы я тебе горсть риса дал.

Мужчина вышел из дома, оставив дверь нараспашку. Морозный воздух клубами врывался в дом. Мама подошла к двери и закрыла её, вставила засов.

— Ложитесь спать, — вздохнув, сказала бабушка, — завтра будем думать, как жить дальше.

Окончание

Она подошла к зеркалу, взглянула на своё отражение. Тёмными карими глазами попыталась заглянуть к себе в душу. Ты еще человек? Кто может ответить? Тишина.

Юля покривилась от своего отражения, скорчила рожицу. Прищурилась, и вдруг нащупала у себя внутри тонкую ниточку живой силы. Она билась в такт биения сердца, разливалась по телу искрящейся бодростью, искала выход. И Юля решилась. Приняв в себя мощь, она уперлась ладонью в зеркало и стала экспериментировать.

Первым делом поменяла цвет волос, сделала их светлыми, лёгкими, пушистыми. Вытянула в длину, почти до пояса. Лицо сделала тоньше, округлила губы. Добавила себе роста, утянула фигуру, полюбовалась на длинные гладкие ноги, открытые короткой юбкой.

Последним она изменила глаза – заменила глубокий карий на яркий голубой, как летнее небо, цвет. И вот уже Полина смотрит на неё из зеркала, улыбается пухлыми губами. Но только взгляд… У младшей сестры он был беспечный, по-детски наивный, широко распахнутый навстречу миру. А из зеркала на Юлю голубоглазая девочка смотрела тяжёлым, угрюмым взглядом, полном недоверия и ненависти к людям.

Юля вздохнула и отошла от зеркала, одним взмахом руки вернув себе прежнюю внешность. Села в кресло, невольно прислушиваясь к звукам, доносившимся к ней от соседей. И вдруг замерла. Где-то рядом плакала маленькая девочка. В её рыданиях было столько страдания и горя, что девушка не выдержала, метнула свою сущность через все балки и перекрытия в поисках человека, которому так нужна её помощь. И тут же очутилась в маленькой комнате.

За столом под лампой с голубым абажуром сидели двое – девочка и взрослая женщина. Девочка сгорбилась, поставив локти на стол и сжатыми кулаками подпирая голову. Перед ней лежала исписанная тетрадка, на которую падали крупные капли слёз.

- Танюша, - устало произнесла женщина. – Ну мы же с тобой разбирали правила. Три умножить на одну третью, ну сколько будет?

- Я не знааааю, - с надрывом произнесла девочка, запрокинула вверх голову и разразилась такими горьким рыданиями, что у Юли сжалось сердце.

Но здесь она ничем не могла помочь, и покинула комнату так же тихо, как и появилась. Вернулась в своё тело, удивляясь той лёгкости, с которой приняла свои возможности. Она менялась, как и предупреждала Агата, но эти изменения не пугали её, а принимались как должное.

Пустота давила на неё, делая нахождение в квартире невыносимым, и Юля стала часто гулять, с каждым разом всё дальше и дальше уходя от дома. Всегда на прогулку собираясь так, как будто не планировала возвращаться — в рюкзак сложив вещи первой необходимости и все имеющиеся деньги. С платёжных карт она уже давно сняла наличные.

Юля бесцельно бродила по городу, заглядывая в окна, прислушиваясь к смеху и к разговору проходящих мимо её людей. Она иногда завидовала им. А иногда жалела. К каждому из них придёт своё горе, дай только время. Все теряют своих близких и любимых. Однажды они так же, как и Юля, станут одиноки и несчастны.

«Но я не одинока», — тут же поправилась в своих мыслях Юля. В её походах всегда сопровождали два неизменных напарника — чёрный ворон и чёрный кот. Ворон иногда парил над головой, а иногда перелетал от дерева к дереву, не выпуская хозяйку из виду. Кот тёмной тенью пластался у ног, не отставая ни на шаг.

На четвёртый день, возвращаясь с прогулки, она вдруг остановилась, почувствовав надвигающуюся беду. Кот мявкнул, вцепился когтями в джинсы, запрыгнул на плечо, прижался к голове, и Юле как в ухо шепнули, что нельзя ей возвращаться домой, да не просто нельзя, а смертельно опасно. И тут же завибрировал телефон. Даже не посмотрев, кто звонит, Юля аккуратно положила телефон на землю и пошла в обратном направлении, как можно дальше от дома. Устав идти пешком, она села в автобус и отправилась на окраину города. Там нашла небольшую гостиницу и сняла номер. В этом номере и заночевала. А на следующее утро, умывшись и включив телевизор, она с удивлением увидела свою фотографию и ярко красные буквы, оповещавшие, что разыскивается особо опасный преступник. Всем, кто видел эту женщину, просьба срочно позвонить по телефону. И ряды цифр телефонных номеров.

Страх окатил её ледяной волной. Она боялась не столько за себя, сколько за то, что ей не позволят довести дело до конца. Ведь есть еще третий человек, третья фотография с каплей крови. До следующего новолунья еще почти три недели, и нужно переждать это время в безопасном месте.

Юля торопливо оделась, выскользнула из номера, спустилась на первый этаж. Девушка за стойкой подняла голову, рассеянно взглянула. Но, как только увидела Юлю, в испуге округлила глаза, занервничала, схватилась за телефон, а сидевший рядом с ней охранник встрепенулся от дремоты, вскочил и направился к ней.

«Я невидима, — мысленно произнесла Юля. - Вы меня не видите». И тут же охранник остановился, озадаченно оглядываясь вокруг, а девушка выбежала из-за стойки, подошла к лестнице, растерянно посмотрела наверх. Неслышной тенью проскользнув мимо, Юля толкнула дверь и вышла на улицу. Куда теперь ей идти? К друзьям нельзя, домой тем более. В любой гостинице её опознают. Можно, конечно, отвести глаза, изменить внешность, но это требует постоянной концентрации, чуть отвлечешься и вот уже возвращается истинный облик.

Есть только одно место, где она может укрыться.

Юля пешком дошла до автовокзала, но внутрь заходить не стала. Спрятавшись за дерево, она внимательно оглядела здание и площадь перед ним. Затем обернулась старухой и шаркающей походкой прошла мимо полицейской машины, мимо охранника к кассе и купила билет до деревни, где жила Агата. Сидя в зале ожидания, она наблюдала, как сотрудники полиции медленно обходят помещения, разглядывая ожидающих и сверяясь с фотографией. На ней их взгляд не задерживался. А Юля не позволяла себе отвлекаться ни на минуту, поддерживая обличие пожилой женщины. И испытала облегчение, когда, наконец, подъехал её автобус.

Через шесть часов она уже стояла у ворот дома Агаты. Протиснулась в узкую щель между створками ворот, прошла через двор, пустую прихожую и без стука открыла дверь в избу.

Пол был покрыт пылью, паутина рваными клочками свисала с потолка. Сквозь грязные окна чуть пробивался дневной свет. В доме стоял застоявшийся запах нежилого помещения, старости и запустения.

Из глубины дома раздался неясный звук, Юля подошла поближе и с ужасом увидела хозяйку дома.

Агата лежала на лавке у печки. Она тяжело дышала, уставившись на девушку, и та невольно сжалась под её тяжелым взглядом. Агата усохла, глаза ввалились, кожа туго обтянула череп. Из-под сбившегося на одну сторону платка торчали белые волосы. Хозяйка открыла беззубый рот, и Юля скорее поняла, чем услышала, что та хочет сесть. Помогла ей подняться, поразившись, что Агата теперь едва достигает её плеча, довела до стола и бережно усадила на скрипучий стул у окна, мельком обратив внимание на глубокую трещину, расколовшую поверхность столешницы. Хозяйка умирала, умирал и дом.

Юля подошла к печке и громко позвала домового.

За печкой зашуршало, и вылез Запе́чник всё в той же красной рубахе. На девушку он глядеть опасался и поэтому смотрел куда-то в угол.

— Почему за домом не смотришь? — требовательно спросила Юля. — Почему пыль не метена, паутина не собрана? Чего молчишь?

— Ты мне не Хозяйка, — буркнул домовой.

— Скоро стану, — пообещала Юля, бросив взгляд на согбенную Агату. — И тебе лучше со мной дружить, а то ведь знаешь…

— Знаю, — домовой сверкнул глазами, вздохнул, засунул два пальца в рот и свистнул так оглушительно, что у Юли уши заложило.

И тут же всё пришло в движение. Сама собой подскочила метла. Встала на изготовке, полная решимости приступить к уборке. Взметнулись покрывала в спальнях, сдёрнулось постельное белье, полетело в прихожую, на улицу, а потом и в баню. Юле стало любопытно, и она прошла следом.

В бане в ряд стаяли три большие кадки. В первой в бурлящей воде с белой шапкой мыльной пены уже происходила стирка, две другие с чистой водой для полоскания ожидали своей очереди. На полу горой лежало грязное бельё, полотенца, скатерти.

Когда Юля вернулась в дом, уборка шла полным ходом.  Летали тряпки, убирая паутину и пыль под потолком, протирали стекла окон, поверхности лавок, стол, у которого с чуть слышным шелестом зарастала длинная трещина столешницы. Звякнула посуда, погружаясь в мыльную, невесть откуда взявшуюся воду в большом деревянном корыте.

Расчихавшись от пыли, девушка вывела Агату на двор, усадила на низкую лавочку, заботливо укутала шалью. Села рядом, погладила вспрыгнувшего на колени кота.

— Некуда мне больше идти, Агата, — вздохнула Юля. — Не могу я жить среди людей, после того, что сделала.

— Ты еще не всё сделала, — прошелестела ведьма. — А как сделаешь, так и живи здесь хозяйкой, людям помогай.

Из дома выплыли вёдра, миновали двор и выплеснули грязную мыльную воду в отхожую яму. Вернулись к дому и чинно встали у стенки. В дверях появился хмурый домовой.

— Всё сделано, — отрапортовал он, глядя в сторону.

Юля завела Агату в дом, усадила за стол. Пока грелся чайник, поискала в шкафу, чем бы перекусить, но нашла только засохшее печенье. По-хозяйски направилась в кладовую и поразилась количеству всевозможных продуктов: и круп, и овощей, и муки. Рядами стояли кадки с соленьями, за ними возвышались бутылки с маслом, бочонки с мёдом. В леднике на толстых крюках висели куски сала и копчённого мяса.

Пока варилась картошка, Юля из кадок набрала солёных огурцов, помидоров, капусты. Маринованные грибы перемешала с найденной в леднике сметаной, нарезала сала, присыпала луком. В большую тарелку высыпала горячую, исходившую паром, картошку, кинула кусок жёлтого масла, присолила. Достала тарелки, вилки, расставила на столе.

Агата к еде не притронулась, но, как только Юля заварила чай, то сразу протянула усохшую дрожащую руку к кружке.

— Ну вот и славно, — проговорила разомлевшая после еды Юля. — Вот так и жить будем.

И тут же почувствовала, что граница нарушена, во двор вошел чужой.

Юля накинула платок на голову, выскользнула в прихожую, открыла дверь.

На пороге стояла женщина. Ещё молодая, но уже не по возрасту истощенная и осунувшаяся.

— Прошу, помоги, — прошептала она. — Не к кому мне больше идти со своим горем. Только ты можешь помочь…

— О чём ты? — не поняла Юля.

— Ты всем помогаешь, помоги и мне. Знаю, что дорого берешь, так я и готова много заплатить.

Юля оглянулась на дверь в дом, где была Агата, но сказать ничего не успела.

— Не дай свершить задуманное. Боюсь я себя, так и до убийства могу дойти, а у меня дети… — продолжила женщина. Она прижала руку к губам, сухими воспалёнными глазами с мольбой смотрела на Юлю. Неправильно истолковав её молчание, незваная гостья нагнулась, достала из большой холщовой сумки бидон с молоком, несколько упаковок с яйцами, обёрнутый в пергаментную бумагу шмат мяса. А сверху положила пачку денег. — Прошу, не откажи. Муж уходит, другая у него. Вслух пока не произнёс, но я знаю, я чувствую, готов он уже. А мне жизни нет без него. Любовница у него молодая, красивая. Я ходила к ней, с ножом ходила, издалека смотрела, караулила, но не смогла. А вот сейчас чувствую, что уже готова, что убью её. Не дай грех взять на душу, помоги мне. Пусть забудет он разлучницу, пусть отвернется от неё.

— Фотография есть? — неожиданно для самой себя произнесла Юля.

— Да, конечно… — женщина дрожащей рукой достала из сумки снимок.

Юля села на скамью крытой террасы, жестом предложив женщине закрыть дверь и сесть рядом, взяла фотографию, взглянула на изображение. Ничем не примечательный мужчина средних лет. Залысины, тёмные круги под глазами, лишний вес. А для женщины он самый лучший человек в мире.

Юля закрыла глаза. И тут вдруг развернулась картина перед её глазами, как проекция на экране монитора. Фигура мужчина расположилась в центре, пространство рядом наполнялось людьми, связанными с ним нитями разной толщины и цвета. Поморщившись, отмела всё лишнее, пока не остались только те, кто её интересовал. Толстая золотая нить вела к молодой женщине. Не менее толстые, но серебряные — к двум детским фигурам. Такая же серебряная, но тонкая, едва видная паутинка вела к фигуре её просительницы. Значит, ещё есть чувства, ещё можно вернуть.

Мысленно взяв ножницы, Юля разрезала толстую золотую нить. Она взвилась в воздух, разбрызгивая яркие искры. Мужчина и женщина беззвучно вскрикнули, их тела скорчились, как от боли, оба конца нити вслепую нашли друга, стали срастаться, но Юля безжалостно пресекла эту попытку, вновь разрезав по месту, чуть выше, где они сцепились. Нити несколько раз находили друг друга, пытались срастись, но Юля каждый раз препятствовала воссоединению, раз за разом разрезала золотую нить, и вскоре она пожухла, опала и осыпалась серым пеплом. Фигура разлучницы посерела, отдалилась.

Юля открыла глаза. В комнате было темно, солнце склонялось к закату. Сколько же времени она так просидела?

— Держи, — хриплым голосом сказала она женщине и протянула фотографию. — Забудет он её, в семью вернется. А дальше зависит только от тебя. Если сможешь удержать, останется, не сможешь — другую найдёт. Но тебе больше я помогать не буду. Если уйдёт во второй раз, значит, сама виновата.

Женщина смотрела на Юлю со страхом и надеждой, встала со скамьи, взяла фотографию дрожащей рукой.

— А теперь уходи.

— Спасибо тебе, спасибо, Хозяйка, — прошептала женщина и попятилась к выходу, волоча за собой пустую сумку.

Юля проводила её взглядом до ворот, взяла деньги, сунула в карман, приказала продуктам разложиться по местам и вернулась в дом.

Глава 11

И наступило третье новолуние.

Юля сама нашла среди пучков засушенной травы ту, которая открывала путь в мир мёртвых, заварила чай. Приготовила саван для себя и для Агаты. Выпив чая и напоив хозяйку, Юля облокотилась на спинку стула, устало закрыла глаза, погружаясь в сон.

Завершив во сне переход в иной мир, она поднялась, надела рубаху и подошла к Агате. Та тихо сидела на стуле, бессильно свесив голову и открыв беззубый рот. Даже дыхания не было слышно.

— Сегодня всё закончится, — произнесла Юля, помогая подняться ведьме. — Сделай еще одно усилие, и ты будешь свободна.

Агата поднялась. Безмерно старая, страшная старуха, она скинула одежду, с трудом надела на себя саван, вцепилась в руку Юли, и та повела её к выходу в чёрную звездную ночь. Светлячков не было, и пришлось призвать летучих мышей. Те нашли едва светящиеся гнилушки, подхватили в лапы и полетели впереди, освещая путь.

Юля без страха вошла в озеро, ледяная вода окатила её ноги, заставив охнув, но она сделала еще шаг и еще, не оглядываясь, но уверенная, что ведьма стоит за её спиной.

Агата крикнула, это был слабый, еле слышный зов, но её услышали и откликнулись совсем рядом. Юля непроизвольно дёрнулась, хотела оглянуться, но женщина зажала ей голову двумя руками, не позволяя даже пошевелиться, и тут же запела свою заунывную песню треснувшим голосом. Озеро заволновалось, забурлило, туман загустел, медленными волнами поднялся по грудь Юли.

Агата пела, и из воды показались руки. Кости ярко белели над поверхностью, исполняя замысловатый танец, они плели неведомые узоры, то замирая, то двигаясь вновь в такт мелодии. Агата гнусаво выводила слова, орошая макушку девушки водой, её голос слабел, срывался на шепот и вскоре совсем затих. Костлявые руки скрылись во тьме, туман стал редеть.

Юля подождала, но было тихо, и девушка с грустью поняла, что на этом озере из живых осталась она одна. Позади никого не было, туман развеялся, лишь в воде неспешно плавали останки савана ведьмы. Они распадались на части, растворяясь и погружаясь в глубину.

Юля вышла из озера, остановилась. У своих ног она увидела три дороги. Правая, тусклая, едва светилась медным цветом. Эту дорогу она уже прошла. Вторая, серая, по центру, тоже была пройдена. Осталась левая, горевшая ярким золотым цветом. Что-то коснулось её ноги и, опустив взгляд она увидела чёрного ворона, сидевшего на камне, и чёрного же кота. Кот лениво поднялся, выгнул спину, отошёл, открыв, что он лежал на фотографии. Юля подняла снимок, посмотрела в лицо парню, смутно осознавая, кто это, сжала в руке и ступила на золотую дорожку.

Как и прежде, налетел ветер, осыпал её колючими брызгами мелкого дождя. Над головой раскатисто прогремел гром, сверкнула молния. Она шла по золотой дорожке, от холода не чувствуя ни ног, ни рук. На камне в конце пути клубилась чёрная туча. Она постоянно меняла форму, вырастая вширь и ввысь, принимая то облик паука, то неведомого шестиного зверя.

Юля положила на навершие камня фото последней жертвы, три раза прокричала заветные слова, закрыла глаза, три раза топнула левой ногой. И с облегчением вздохнула. Всё закончилось.

Открыв глаза, она, как и прежде, оказалась у ворот дома. Её дома. На шесте сидел ворон, о деревянный столб точил когти чёрный кот, а существа тёмного мира покорно ожидали её приказов, скрывшись от взора людей.

Эпилог

Дни становились всё короче, ночи холоднее, зима подходила к самому порогу.

Юля неспешно шла по тропинке, как в детстве, поднимая и подбрасывая ногами жёлтые листья. Деревья у её дома уже почти все сбросили листву, но здесь, на кладбище, и берёзы и осины ещё сохранили своё убранство и стояли одетые в золотое и красное.

У могил её родных сидел мужчина. Он давно поджидал её в надежде объясниться, терпеливо приходя сюда день за днём. Юля чувствовала это, но на встречу не спешила. И только сегодня, решив, что проситель уже сполна получил свою долю ожидания, она пришла его выслушать.

Юля замедлила свой шаг, издалека разглядывая непрошенного гостя и невольно отмечая все перемены, произошедшие с ним с момента их последней встречи.

Увидев её, гость поднялся, неловко переступая с ноги на ногу, ожидая, когда она подойдёт поближе.

— Здравствуйте, — произнес Орешников. Выглядел он плохо — осунулся, похудел так, что одежда висела на нем мешком, глаза приобрели нездоровый блеск.

— Что вы здесь делаете?

— Вас жду, — робко сказал он. Его губы дрогнули, пытаясь улыбнуться. — Вы, наверное, не помните, но в деле сохранилась отметка о месте захоронения вашей сестры, это обязательно указывается, если проходило следствие. Вот я и подумал, что если и стоит вас где-то искать, то только здесь. Уже которую неделю тут сижу, на работе потеряли…

— Так вы меня арестовывать пришли? — усмехнулась Юля.

— Нет, что вы! Конечно нет! — Орешников так сильно замотал головой, что редкие, давно не мытые волосы взметнулись над головой. — Я поговорить хочу… Прошу, разрешите мне поговорить с вами.

Юля молчала. Подождав, Орешников продолжил.

— Я знаю, что это сделали вы… Не отрицайте, я просто это знаю. — Юля и не думала отрицать, и, немного помолчав, он продолжил. — Первые две смерти… Страшные смерти, но их еще можно как-то объяснить. Но последняя смерть… Её никак нельзя понять.

Он помолчал, отёр лицо. Юли вдруг стало любопытно.

— Скажите, как он умер?

Орешников вскинулся, с недоверием и неожиданной злостью уставился не неё.

— Не делайте вид, что вы не знаете!

Девушка чуть нахмурилась, и он тут же обмяк, достал платок, вытер глаза, тихо произнёс:

— Но если хотите услышать от меня, то пожалуйста, я расскажу.

Он потоптался на месте, втянул голову в плечи. Юля с холодным любопытством разглядывала его. Куда девался тот самоуверенный нахальный следователь? Испуганный, измученный человек, который стоял перед ней, разительно отличался от того Орешникова, которого она помнила.

— Вы знаете, я же охранял его в тот вечер. — с усилием начал он. — Алекса вывезли в загородный дом, наняли охрану, камер везде понатыкали. Якименко, отец Алекса, даже металлическую ограду поставил и ток к ней подключил. Конечно, это не совсем законно, но кто посмеет ему возразить… А вот про генератор забыл. И когда отключилось электричество, то ни камеры не помогли, ни ограда. Даже фонарики почему-то не работали. Батарейки разом сели, что ли… Я в будке охранника сидел и, когда свет вырубился, то сразу понял, к чему это… Все бросились к Алексу в комнату. А она заперта. Якименко приказал ломать. Представьте, свечи горят, тени по стенам мечутся… И среди этого безумия Якименко бегает, пистолетом перед нами размахивает. Мы стали выбивать дверь, и тут вдруг крик… Я этот крик никогда уже не забуду. Он мне теперь часто во снах снится… Выбежали наружу, пытались окна разбить. А стекло не поддаётся… А Алекс всё кричит. И кроме него, еще кто-то кричал, но даже не кричал, а рычал, скорее. А вы знаете, света нет, камеры не работают, а звук записывается… Ну как так может быть? Я пытался прослушать запись. Потом, когда всё кончилось, но не смог, бросил, боялся, что с ума сойду.

Орешников замолчал, опять достал платок и вытер слезящиеся глаза.

— А потом вдруг вспыхнул свет, и дверь открылась. И оконные стекла посыпались. Все дорожки под домом осколками усеяны. Мы вошли, а Алекс под потоком в удавке висит… Ремень был закинут на крюк от люстры, и вот на этом ремне он и повесился. Но это официальная версия. А по правде - три с лишним метра потолки, ни стульев, ни стола не было, сам он не мог взобраться. Да и то, что не сам умер, это и так ясно было. Язык вырван, глаза выцарапаны… И больше никого в комнате…

Орешников опять замолчал. Потом тяжело, со всхлипом, вздохнул.

— А вы знаете, что Марина, подруга Александра, умом тронулась? Кричит, плачет, никого к себе не подпускает… Видится ей что-то… Ей родители лучших психиатров наняли, но лекарство не помогает…

— Зачем ты пришёл? — прервала его Юля.

— Я пришел… — следователь облизнул сухие губы, взглянул на Юлю больными глазами. — Новолуние же скоро… Я заметил, что все смерти в новолуние происходят. Я… Мне… Мне ты тоже мстить будешь? Я хочу знать, мне ты тоже мстить будешь?

Юля еще раз окинула взглядом осунувшуюся, жалкую фигуру следователя.

— Живи, — обронила она, и глаза Орешникова вмиг зажглись безумной радостью и облегчением. — Зла только большого не делай, — и тут она вспомнила слова ушедшей ведьмы: — На все поступки и свершения в этом мире есть суд, не людской, не божий, а иной, не всем подвластный. Когда людские законы не действуют, вступают в силу законы иной силы. И бойся, чтобы ты не был судим по этим законам.

Юля повернулась на голос. Агата была всё в том же тёмном платье и меховой безрукавке, в руках держала большую охапку полевых цветов.

— Я же сказала, что приду. Я всё сделала, всё принесла. Я готова ко всему.

— Ну, пойдём в дом.

Агата пошла первая, Юля за ней. Прошли через двор, поднялись по скрипучим ступенькам на крыльцо, вошли в крытую застеклённую террасу. Она была пуста, не считая стола да деревянных лавок у стен. Агата положила букет на стол, открыла дверь в дом, оглянулась и кивнула, словно пытаясь подбодрить оробевшую девушку.

Юля вошла и с невольным любопытством огляделась.

Большую часть просторной тёмной комнаты занимала огромная выбеленная печь. Сквозь неплотно закрытую дверцу в топке виднелись горящие поленья, раздавалось едва слышное гудение огня. Над печкой висели пучки засушенных растений, перевязанные толстой веревкой. Видимо от них в доме стоял горький полузнакомый запах леса и лугов. Деревяный пол был выстлан тканными половиками, они длинными полосами пересекали помещение, задавая направление. У стен располагались широкие лавки, часть из них были завалены всё теми же пучками растений, одеждой и мотками пряжи. В глубине угадывались двери и узкая лестница, ведущая на второй этаж.

— Проходи, располагайся. Поставь чайник на плиту, чай попьем. Печь только растопила, быстро закипит.

Агата прошла через всю комнату, вышла в заднюю дверь. Юля скинула рюкзак, кроссовки, подошла к печке, нашла большой металлический чайник. Приоткрыв крышку, заглянула внутрь. Он был полон воды. Осторожно водрузила его на раскалённый металлический круг на печке.

Агата вернулась, загремела чашками, поставила на стоявший у окна стол посуду, сахарницу, чашку с печеньем. Подошла к печке и, встав на приступку, легко дотянулась до связки сухих растений, сорвала несколько листков и, вернувшись к столу, кинула их в расписной заварник.

Юля подошла к столу, села на чудной стул. Он был роскошный — причудливая резьба высокой спинки, круглые заклёпки на кожаном сиденье навевали образы купеческого дома, добротной, зажиточной старины.

— У вас здесь как… — не нашла слов Юля и замолчала.

— Как?

— Как… в сказке, наверное.

— Как в сказке, говоришь? А кто я в этой сказке? Добрая волшебница или злая ведьма? — Агата сняла с плиты плюющийся кипятком через носик чайник. Плеснула немного в заварник, покрутила его в руках, выплеснула из него воду в стоявшее рядом ведро и налила кипятка уже до краёв. Закрыла крышку и накинула сверху льняное полотенце.

— Пусть заварится… Так кто я?

Юля молчала.

— Может, всё проще? Мама тебе не рассказывала, что мы родственницы? Прапрабабка я тебе, а ты моя праправнучка, получается… Сколько себя помню, столько и жила в этом доме. Вся мебель сохранилась еще со времен молодости моих родителей. Сначала здесь большая семья жила, потом все поуходили, и осталась я одна.

— Куда поуходили?

— А куда все уходят. Туда, откуда возврата нет. Я их навещаю часто, кладбище под боком, недалеко ходить.

— Сколько же тебе лет? — изумилась Юля.

— Много, — рассмеялась Агата, показав белые зубы, которым и молодые позавидуют. — Умереть никак не могу. Смерть приходит, посидит тут на крылечке, повздыхает, да и отправится дальше, не солоно хлебавши. Не может она меня забрать. Я бы и сама рада, да не могу пока. Дела есть. Но ты мне в этом поможешь… Я помогу тебе, а ты — мне. В этом твоя цена за мои услуги и заключается.

Агата подвинула чашки, налила из заварника тёмную пахучую жидкость, разбавила кипятком из чайника.

— Пей, это хороший чай, силы даёт, боль снимает. Боль телесную и боль душевную. Тебе сейчас сильной надо быть, а тебя всю колотит, вон как руки трясутся…

Юля вытянула вперед руку, уставилась на неё, словно увидела впервые. Пальцы едва заметно подрагивали.

— Тремор конечностей, — машинально произнесла она. — Последствия сильного стресса.

— Пей чай, — повторила Агата.

Юля окунула лицо в облако пара, окружавшую чашку, вдохнула аромат. Осторожно сделала глоток. Обжигающий комок прокатился по рту, ударил в нёбо, прошёл по пищеводу и растворился в теле. Сквозь пар она взглянула на сидящую напротив Агату и онемела от увиденного. Агаты не было. Вместо неё сидела древняя старуха. Глаза провалились внутрь, кожа туго обтянула череп с остатками волос, губы истончились, выставив наружу беззубые дёсны. Голова закружилась, но тут же повеял свежий ветер, развеял пелену, сознание прояснилось и морок прошел. Напротив по-прежнему сидела Агата — не молодая, но крепкая пожилая женщина. Она осторожно прихлёбывала чай из кружки, протянула сильную руку, взяла печенье, и Юля, невольно подражая хозяйке, повторила её действия. Сделала еще глоток и даже тихонько вздохнула от удовольствия, насколько это было вкусно.

Когда чай был выпит, она помогла убрать со стола, ополоснула чашки водой из стоявшего за печкой рукомойника, тщательно вытерла их полотенцем и поставила в ряд к остальным чашкам.

— Ну давай, показывай, что принесла, — произнесла Агата, восседая за своим местом у стола.

Юля прошла к порогу, подняла рюкзак, понесла его к хозяйке, на ходу открывая замок и вытаскивая фотографии.

— Вот… — она разложила их на стол, три снимка, каждый с кровавым клеймом.

— С кого начнешь?

Девушка подумала, затем вытянула одно фото. Сергей Петров.

— С него. Он должен умереть первым.

— Хорошо, — легко согласилась Агата. — Давай его сюда. А этих пока убери.

Юля оглядела стол и только сейчас заметила под столешницей небольшую ручку. Потянула на себя, открыла пустой ящик и аккуратно сложила туда снимки.

— Что нужно делать?

— Дожидаться ночи. В полночь начнем. А пока можешь отдохнуть. Видишь ту дверь? Она ведет в спальню. В ней давно никто не живёт, не бойся. Там можешь поспать.

Юля запротестовала было, но тут же почувствовала, как усталость всех дней навалилась на неё. Она подхватила рюкзак, подошла к двери, с усилием открыла и оказалась в небольшой горнице. Окно занавешено цветастой шторой, у левой стены стоит массивный шкаф, узкий стол и такой же стул, как и в большой комнате. Справа — кровать. Высокая, с возвышающейся горой подушек, основанием которой служила большая, а замыкала совсем маленькая. Юля кинула рюкзак на пол рядом со шкафом, сняла подушки с кровати, оставив самую большую, отнесла их на стол. Сдёрнула покрывало, ожидая, что под ним будет ветхое постельное бельё, но, к своему удивлению, увидела белоснежную простынь. Сняла одежду, аккуратно сложила на стул, вернулась к кровати, нырнула под одеяло и мгновенно уснула.

Проснулась она в темноте и поначалу не могла понять, где находится. Подняла голову и в слабо освещенном дверном проеме увидела высокую фигуру.

— Пора, — сказала Агата, прошла в комнату, поставила подсвечник с горящей свечой на стол. — Тебе нужно снять всю свою одежду и надеть вот это.

Она кинула что-то на кровать и вышла из комнаты.

Юля встала босыми ногами на половик, взяла одеяние, которое оставила Агата. Это была просторная белая рубаха с длинными рукавами. Она натянула её на себя, на цыпочках прошла в большую комнату, подошла к своим кроссовкам, но тут же Агата окликнула её, сказав, что в обуви нельзя. Идти нужно босиком.

Девушка вышла на крыльцо, поёжилась от ночной прохлады. Впереди белела рубаха Агаты, и Юля сделала несколько шагов за ней, не видя ничего перед собой. Но тут же, словно по команде, от земли поднялось множество светлячков, осветивших ей дорогу. Такой же рой летел перед хозяйкой дома. В сопровождении слабого света они молча дошли до озера и остановились.

Юля поёжилась. Она подняла голову к тяжёлому свинцовому небу и вдруг узнавание накрыло её. Она не помнила, когда, но она уже была здесь, в этом месте. Эти тёмные волны у её ног, и лес, и небо, и даже тяжесть белой рубахи на плечах – всё было знакомо, всё уже когда-то происходило с ней. Или это был сон?

Агата встала лицом к озеру, раскинула руки и что-то громко и напевно произнесла. Юля не поняла ни слова. Женщина воздела руки вверх и повторила слова более громко и требовательно. И тут же, словно откликаясь на её зов, надо озером стал подниматься туман.

Агата взяла Юлю за руку и повела в озеро. Вода была тёплая, согретая за день ласковым летним солнцем. Она обвила ноги, бёдра Юлии, и та невольно зажмурилась от удовольствия. Когда вода достигла талии девушки, Агата остановилась. Она что-то громко, яростно выкрикнула, и из тёмного леса на другом берегу кто-то крикнул в ответ. И тогда Агата запела. Низкий, тягучий голос растёкся по поверхности озера, поднявшийся ветер вторил ей, волны тихим шелестом вносили свою лепту в мелодию. Агата, стоя за спиной у девушки, зачерпнула ладонями воду, полила ей на макушку, продолжая тянуть свою песню, в которой Юля не узнавала ни слова. Как завороженная, она смотрела на воду. Неясные тени рождались в глубине, окружали её, и вот белые, призрачные руки поднялись над поверхностью, затем ещё и ещё, и вскоре уже девушка стояла в окружении поднятых над водой рук, двигающихся в такт мелодии. Агата, не обращая на происходящее внимание, тянула свою песню, поливая голову Юлии водой. Голос становился всё тише и тише, и вскоре руки растаяли, исчезли под водой, и тогда Агата взяла её за плечо и потянула на берег.

— Смотри, — сказала она. — Перед тобой три дороги, но открыта пока только одна. Это для первого.

Юля опустила взгляд и увидела перед собой три широкие дорожки, веером расходившиеся от её ног. Левая тропинка и та, которая по центру, были тёмными, но дорожка по правую руку слабо светилась красноватым цветом.

— Иди по медной, — сказала ей на ухо Агата. — Иди и ничего не бойся. Только оглядываться нельзя. Оглянешься — погибнешь. В конце пути увидишь большой камень. Положи на него фотографию. — Она протянула снимок первого парня. — Громко скажи три раза: «Я ищу справедливости. Прошу смерти этого человека, как кару за содеянное». Потом закрой глаза и топни три раза левой ногой. Выполнив это, можешь открыть глаза.

Юля кивнула головой в знак того, что она всё поняла, взяла фотографию и ступила босой ногой на медную тропинку. Сделала первый шаг. И тут же пропало и озеро, и лес за ним. Она осталась одна во всём мире. Над головой ярко светили звёзды. Справа и слева появились тени, слышались звуки, неясные и пугающие. Налетел ветер, раздул рубаху, как большой белый парус. Она неспешно пошла по тропинке, крепко сжимая снимок с кровавым отпечатком на нём. И вскоре увидела большой камень, стоявший прямо на дорожке. На камне восседал крупный чёрный ворон. Увидев девушку, он раскинул крылья, заволновался, закричал. Но Юля бесстрашно дошла до камня, положила фотографию на плоский верх, промеж кожистых лап ворона и громко произнесла заветное: «Я ищу справедливости. Прошу смерти этого человека, как кару за содеянное». Потом ещё раз и ещё. Закрыла глаза, под неистовые крики ворона три раза топнула левой ногой, и вдруг всё стихло. Она осторожно открыла глаза.

Было раннее утро. Над горизонтом неспешно поднимался красный край солнца. Она стояла у ворот дома Агаты, а на высоком шесте сидел нахохлившийся чёрный ворон.

Глава 8

Агата сидела на стуле у окна и равнодушно наблюдала, как Юля собирает свой рюкзак.

— На следующее новолуние, помнишь? — с трудом произнесла Агата. Она осунулась, даже как-то разом похудела, тёмные круги залегли под глазами, руки покрылись старческими пятнами.

— Я помню, я обязательно приду.

Она на прощанье окинула взглядом комнату и вдруг замешкалась.

— Агата… Тебе не нужна помощь? Дом большой, а ты совсем одна. Может, тебе воды принести или дров?

—Не переживай, есть у меня помощники. – Агата слабо улыбнулась. – Пошли познакомлю.

Она встала, тяжёлой походкой подошла к печке.

—Покажись-ка нам, домовой-батюшка, - нараспев произнесла она. Юля уставилась на неё изумлённым взглядом, открыла рот, но сказать ничего не успела.

За печкой что-то зашуршало, задвигалось, и вылез небольшой, заросший бурым волосом, человечек. Из-под красной рубахи, подпоясанной плетенным пояском, виднелись широкие светлые штаны и лапти. Он коротко взглянул на Хозяйку и опустил взгляд долу.

— Ну, знакомьтесь, - так же нараспев продолжила Агата. – Это вот Запе́чник, мой помощник по хозяйству. Вся уборка и обслуживание на нём. А это Юля, родственница моя, прошу любить и жаловать. Если со мной что-нибудь случится, то знай, она будет здесь всем распоряжаться.

Домовой бросил колючий взгляд на девушку, что-то буркнул и полез назад за печку.

— Точно в сказку попала, - пробормотала ошарашенно Юля, но Агата только улыбнулась.

Попрощавшись, девушка вышла из дома и направилась к автовокзалу. События прошлой ночи казались нереальным сном: то ли было, то ли всё это ей приснилось под действием волшебного чая Агаты.

Квартира встретила её оглушительной тишиной. Она побродила по комнатам, вызывая в своей памяти облики родных людей. Вот за этим столом совсем недавно сидела Полина, учила уроки или чатилась со своими друзьями. На кухне царила мама. Юля провела пальцем по поверхности столешницы, поправила криво висевшее полотенце. Прошла в зал. А в этом кресле раньше сидел отец. До того, как инфаркт унес его ещё совсем молодым, Полинке два года только исполнилось. Теперь это любимое место Юли. Она забралась с ногами в кресло, протянув руку, взяла со стола брошенную в спешке старую отцову кофту, закуталась в неё. Когда всё пошло не так? Где точка невозврата? Когда Полина поступила в этот институт? Когда влюбилась в Алекса? Где тот момент времени, когда можно было всё исправить, остановить, не дать свершиться страшному? Нет ответа.

Она проснулась уже глубокой ночью. Затекли ноги, болела шея. Со стоном Юля перебралась на кровать в комнате матери и проснулась уже поздно утром. Вяло позавтракала овсянкой. Подошла к окну и за стеклом, на ветке дерева увидела чёрного ворона. Того самого, который встречал её у дома Агаты прошлым утром. Он уставился на девушку, беззвучно раскрыл клюв.

И вдруг Юля увидела себя, стоявшую по другую сторону окна. С высока оглядела дом, улицу. Хлопнула крыльями, неуклюже поднялась в воздух, пересела на другую ветку и тут же опомнилась. Замотала головой, отпрыгнула от окна.

Что это было? Она прижала руку к груди, пытаясь унять бешенный стук сердца. Ей это привиделось? Или она на самом деле вселилась в ворона? «И запомни, меняться ты начнешь сразу после первой смерти», - внезапно вспомнила она слова Агаты. Это и есть изменения? Но если такова цена за мщение, то она готова.

Она вновь подошла к окну, с опаской взглянула на ворона. Тот склонил голову набок, разглядывая её одним глазом.

- Ты мой помощник? – одними губами прошептала девушка. Ворон утвердительно опустил голову, и Юля улыбнулась, сама не понимая почему.

Время шло, стены давили, одиночество сводило с ума. Даже присутствие ворона за окном уже не помогало. И Юля поняла, что больше не может находиться в этой квартире. Набрала телефон давнишней подруги, еще с медицинского колледжа. Та удивилась, но обрадовалась её звонку. Она, конечно, наслышана о всех бедах Юли и с удовольствием приглашает её к себе пожить на пару дней, развеяться.

В большом доме Ксении было тепло и уютно. Ей выделили спальню младшего сына, на что она пыталась протестовать, пока сам владелец комнаты, серьезный восьмилетний пацан, не сказал, что он только рад, так как мама в качестве утешения разрешила ночевать его друзьям, и они будут спать на чердаке (в мансарде, поправила Ксения), а это же так здорово.

Юля, не слушая возражений, всучила подруге часть денег из пачки отца Алекса, включилась во все домашние дела — уборка, готовка. Они втроем, с мужем Ксении, посидели на кухне, вспоминали колледж, молодость, однокурсников. Потом хозяйка позвонила общим друзьям, и те явились вечером большой шумной компанией. Три дня пролетели незаметно. За разговорами, весельем все беды Юли отошли на задний план, но на четвертый день она поняла, что злоупотреблять гостеприимством не следует, и покинула такой большой и уютный дом, дав слово подруге, что обязательно вернется, если на душе опять будет тяжело.

Оттягивая возвращение в пустую квартиру, Юля прогулялась, заехала в магазин, закупилась продуктами. На выходе замешкалась, поправляя пакеты, и почувствовала весьма ощутимый толчок в спину.

— С дороги, корова!

Она растерянно посторонилась, и мимо неё прошел тучный мужчина, груженный покупками.

— Чего стоишь, рот раззявила, бестолочь! — за мужчиной выкатилась такая же необъятных размеров женщина, кинув на девушку сердитый взгляд.

Юля проводила их спокойным взглядом, потом поискала ворона на ближайших деревьях. Тот помахал крыльями, обозначая своё местоположение, принял её мысленный приказ, каркнул, неспешно взлетел. Тут же с соседнего дерева с шумом поднялась большая стая воробьёв, загомонила, закружилась над парковкой, и на парочку, оскорбившую Юлю, посыпался дождь птичьего помёта. Женщина взвизгнула и трусцой побежала к машине. Мужчина, обляпанный белым, втянул голову в плечи, молча последовал за ней, придерживая пакеты.

Юля усмехнулась и пошла к остановке.

Она уже подходила к двери подъезда, как вдруг незнакомый мужчина, возникший как будто из-под земли, вырос у неё за спиной, с силой взял за локоть и потащил к большой черной машине, заставив выронить пакеты.

— Что… Что вы делаете? — закричала Юля, пытаясь сопротивляться. Но силы были не равны, её затолкали внутрь, заблокировали с обеих сторон. Не отвечая на её вопросы, и не реагируя на попытки вырваться из машины, водитель тронулся и после недолгой поездки остановился у знакомого полицейского участка.

Орешников сидел за столом, молча наблюдая, как Юлю вводят в кабинет.

— Какого чёрта? — вспылила она, как только сопровождающий её мужчина вышел. — Это похищение! Вы за это ответите!

— Ты почему с работы уволилась? — не обращая внимание на крики, спросил следователь.

— Что? — Юля удивилась вопросу, но, помедлив, ответила: — Пальцы дрожат, — словно в доказательство она вытянула перед собой руки. — Какая из меня медсестра теперь? Ни укол не поставить, ни капельницу.

— Где ты была в ночь с пятницы на субботу?

— Вас это не касается! Ни моя работа, ни то, где я ночую! И не надо мне «тыкать»!

— Послушай, ты… Произошло убийство, и я знаю, что это сделала ты. И ты сядешь за это, надолго сядешь.

— Какое убийство? — тут же остынув, спросила Юля, прекрасно понимая от чём говорит Орешников.

— Не придуривайся! — не сдержавшись, он с силой хлопнул по столу, разметав бумаги.

Юля огляделась, нашла стул, села и закинула ногу на ногу, снизу вверх глядя на Орешникова.

— Ночь с пятницы на субботу я провела со своими друзьями, — спокойно сказала она и с удовольствием отметила, как на лице следователя появилась растерянность. — Я почти четыре дня прожила в доме моей подруги. Мы вместе учились, потом работали в одной поликлинике. Она вышла замуж, ушла в декрет, и мы как-то потеряли друг друга из вида. Я позвонила ей четыре дня назад, потому что мне было уже невмоготу оставаться в пустой квартире, она и позвала меня к себе. Я ни разу за эти дни не покидала её дом, и ни разу не оставалась одна. Даже ночью. Ксения пригласила еще друзей, мест всем не хватало, и в комнате со мной спали еще две девушки. Так что я никак не могла совершить никакого убийства в ночь с пятницы на субботу.

Орешников молчал, мрачно разглядывая её лицо.

— Фамилия подруги, адрес, — отрывисто бросил он.

— Пожалуйста, — пожала плечами Юля. — Записывайте.

Она подписала много документов — о невыезде, о неразглашении, о проживании по месту прописки и об обязательстве отвечать на телефонные звонки и являться в полицейский участок по первому требования.

Когда все формальности были закончены, она встала со стула и пошла к выходу.

— Юля, — окликнул её Орешников и опять перешел на «вы». — А вы ведь даже не спросили, кого убили.

— Кого убили? — одной рукой держась за ручку двери, спокойно спросила Юля.

— Это Сергей Петров, один из виновников смерти вашей сестры.

— Значит, вы всё же признаёте, что он виновен? — усмехнулась Юля и, не дождавшись ответа, равнодушно сказала: — Я рада, что он мёртв. Собаке собачья смерть.

Глава 9

Когда Агата открыла дверь, Юля ужаснулась, на мгновение не узнав в этой старой женщине прежнюю хозяйку дома. Она осунулась, стала меньше ростом, чёрные круги залегли под глазами, волосы покрыла седина. В движениях пропала былая лёгкость, она двигалась по комнате с видимым трудом и поминутно присаживалась, переводя дыхание. Но в доме по-прежнему царила чистота, из чего девушка сделала вывод, что домовой Запе́чник исправно выполняет свои обязанности.

Пока Юля ставила на огонь чайник, Агата тяжело забралась на приступку, сорвала листья с висевшей связке сухих растений. И чай, и сон были непременными действиями ритуала, это Юля уже понимала. После того, как в полном молчании чай был выпит, Агата спросила:

— Показывай, кто следующий. — Даже голос у неё изменился, стал сухим и надтреснутым.

Юля открыла ящик под столешницей, достала две фотографии, выложила на поверхность. Она давно уже знала, что Алекс будет последним, но сейчас склонилась над снимками, словно раздумывая.

— Он. — Она пододвинула к Агате фотографию Павла Юрченко. — Следующим должен умереть он.

Женщина равнодушно кивнула, спрятала фото в карман широкого платья.

— Иди поспи, я разбужу, когда нужно будет вставать.

Когда Юля, одетая в белую рубаху, вышла из комнаты, Агата, успевшая переодеться в такую же одежду, сидела у окна, задумчиво уставившись в зеркальную гладь стекла. Увидев девушку, с трудом поднялась, направилась к выходу.

Так же, как и в первый раз, к озеру их сопровождал рой светлячков, только сейчас над головой летел привычный уже спутник — чёрный ворон. Вокруг царила тишина, крупные звёзды перемигивались в вышине, присутствие людей не тревожило их, да и были ли ещё живые люди в этом мире? Юля, уже ничего не боясь, ступила в тёмную воду, сделала пару шагов, остановилась. Глубоко вздохнула и вошла по пояс. Холодная вода обручем сдавила бёдра, ноги онемели от холода.

Агата, стоя за спиной девушки, крикнула и в ответ прозвучал такой же крик, но уже ближе, чем в прошлый раз, с противоположного края озера.

И тогда Агата запела песню, заунывную, протяжную. Озеро откликнулось, заволновалось, гладь затянуло туманом, в воде появились неясные тени, но они уже не пугали Юлю. Отстраненно, вся во власти гипнотической мелодии она наблюдала, как из воды показались руки — чёрные, страшные, со скрюченными пальцами - они исполняли свой танец, повинуясь ритму напева. Агата пела хриплым голосом, зачерпывая ладонями тёмную воду и поливая этой водой голову Юлии. Песня становилась всё тише, и постепенно озеро успокоилось, скрылись страшные руки, развеялся туман, и тогда Агата вывела девушку из озера, поставила на берегу.

У ног показались три дорожки.

— Правую ты уже прошла. — Агата показала на тусклую, блестевшую медью тропинку. — На левую тебе пока ходу нет. — Левая была блёклая, словно поддёрнутая туманом. — Иди по той, что по центру.

Серебряная дорога ярко блестела в темноте. Агата вложила в руки Юли вторую фотографию, и девушка шагнула вперёд.

Пропали все звуки. Мир замер. Как и в прошлый раз, Юля почувствовала, что она одна во всей вселенной. И тут же налетел ветер, парусом раздул край савана, над головой закачались невесть откуда взявшиеся ветви деревьев.

Юля шла по серебряной дороге, осторожно переступая босыми ногами. Путь был короткий, и вот она уже увидела большой камень со стесанным навершием. На нём сидел огромный чёрный кот. Зелёные глаза зажглись злобным светом, он зашипел, выгнул спину, обнажил клыки. Но Юля бесстрашно положила промеж пушистых лап фотографию, громко прокричала три раза нужную фразу: «Я ищу справедливости. Прошу смерти этого человека, как кару за содеянное», - зажмурилась и трижды топнула левой ногой. Где-то вдалеке ударил гром, озарил тьму неба молнией.

А когда открыла глаза, то так же, как и в первый раз, оказалась у ворот дома Агаты. На высоком шесте восседал нахохлившийся ворон, а у её ног устроился кот и, вытянув вверх толстую лапу, вылизывал чёрную шерсть.

Окончание

Почувствовав усталость, Юля оглянулась в поисках места, куда можно присесть. Подошла к соседней могилке, села на скамью, наблюдая, как мама безуспешно пытается облагородить свежий холмик. И тут почувствовала чей-то взгляд. Оглянувшись, она увидела женщину. Та стояла у дерева, одной рукой придерживая ветку, загораживающую обзор. Юлю поразил наряд незнакомки: длинное тёмное платье, с выбитым по подолу узором, безрукавка с нашитым мехом. На голове платок. Переведя взгляд на девушку, она коротко кивнула и направилась к ним.

— Мама, это твоя знакомая? — негромко спросила Юля. Мама не с первого раза расслышала, подняла рассеянный взгляд и посмотрела в сторону незнакомки. И вдруг вся собралась, мгновенно стала жёсткой и напряженной.

— Сиди здесь, — приказала она и решительно зашагала навстречу странной женщине.

Юля с удивлением посмотрела ей вслед. Мама встретила женщину на полпути и стала что-то сердито говорить. Девушка не видела выражение её лица, но обратила внимание, как напряглась спина, какие резкие, отрывистые движения она делала руками. Женщина пыталась что-то сказать, но мама упрямо замотала головой.

Ветер доносил обрывки фраз, всё явственней слышалось: «Никогда! Не смей…», и Юля, забеспокоившись, встала со скамьи и подошла к ним.

— Дочка твоя? — спросила женщина, окинув взглядом девушку.

— Не смей даже заговаривать с ней! — твёрдо сказала мама.

— Что здесь происходит? — спросила Юля. — Кто вы?

— Меня зовут Агата. Хоть повод и печальный, но я рада что мы наконец-то встретились, — сказала женщина. У нее был странный выговор, что-то неуловимо неправильное в речи. — Возможно, я — именно тот человек, который тебе сейчас нужен. Хочу предложить свою помощь.

— У тебя цена слишком высокая, — срывающимся голосом сказала мама. — Я просила тебя уйти. И больше никогда не смей разговаривать ни со мной, ни с моей дочерью.

Женщина не двигалась с места, по-прежнему не сводя с девушки пронзительного взгляда.

— Помощь нам не нужна. Если вы про нашу ситуацию… Не знаю, насколько вы в курсе, но полиция ведет дело… — женщина неприятно усмехнулась, и Юля осеклась.

— Если помогут, то хорошо. Ну, а если нет - найди меня, — сказала Агата и пошла вглубь кладбища.

— Кто это? — спросила Юля маму.

— Забудь, — твёрдо ответила та. — И никогда не вспоминай о ней.

Через три недели пришел отказ в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления. Несчастный случай. Девушка много выпила, случайно выпала из окна. Бывает.

Юля держала в руках письмо с гербовой печатью и хватала ртом воздух. Этого просто не может быть. Это несправедливо, нельзя зло оставлять безнаказанным. Кто-то должен понести ответственность.

Она долго составляла заявление в прокуратуру. Напечатала на нескольких страницах всю историю произошедшего, перечислила всех участвующих лиц. В заключении попросила возобновить следствие и привлечь к уголовной ответственности за изнасилование и за доведение до самоубийства троих лиц: Александра Якименко, Сергея Петрова и Павла Юрченко. Распечатала в двух экземплярах и утром отнесла в приемную прокуратуры, затребовав отметку на своей копии о том, что заявление принято.

А вечером к ним пожаловали гости.

Они как раз ужинали, когда в дверь позвонили долго и требовательно. Переглянувшись с мамой, мол, кто мог в такое время нанести им визит, Юля пошла к выходу и открыла дверь.

В узкую прихожую решительно втиснулся незнакомый мужчина. Толкнув девушку в плечо, он заставил отступить вглубь. Быстрыми шагами обошел всю небольшую квартиру, осмотрел комнаты.

— Позвольте… — растерянно сказала Юля. — Кто вы такой? Что вам нужно?

Незнакомец, не отвечая, прошел мимо неё, широко открыл входную дверь и крикнул:

— Можно заходить, Игорь Степанович.

Сказав это, он подошел к Юле, сильной рукой сдавил её за плечо и не повел, а скорее поволок на кухню. В дверях их встретила растерянная мама.

— Сядьте на свои места и не рыпайтесь, — предупредил он их. Юля с мамой покорно сели.

В кухню неспешно вошел мужчина. Высокий, с редкими светлыми волосами, словно прилипшими к красной лысине, очень толстый и очень надменный, он брезгливо оглядел небольшое помещение, ногой придвинул к себе табурет и сел напротив Юли. Охранник встал за его спиной, сложив руки перед собой.

— Так это ты на мою семью заявления в прокуратуру пишешь? — спросил незваный гость, буравя её маленькими глазками.

— Вы кто?

— Еще раз ты что-нибудь вякнешь на моего сына… — он задержался взглядом на Юле, затем перевел взгляд на маму. — Хороших же вы дочерей воспитали! Одна шлюха малолетняя, сына моего, Сашу, соблазняет, хвостом перед ним виляет, хотя у него девушка есть. Вторая — по прокуратурам бегает, заявы строчит.

— Юля, кто это? — дрожащим голосом спросила мама. Она вслепую шарила рукой по столу, словно искала что-то и никак не могла найти.

— Это отец того парня, из-за которого наша Полина покончила с собой, мама, — Юля взяла себя в руки и твёрдо посмотрела Игорю Степановичу в глаза. — Ваш сын и его друзья напоили и изнасиловали мою сестру, из-за чего она покончила жизнь самоубийством. Ваш сын должен ответить за это…

— Что ты несёшь? — грубо прервал её мужчина. — Твоя сестра шлюха, малолетняя шалава, трахалась с кем попало… Весь институт в курсе, а скоро и весь город будет знать, если не угомонишься.

— Юля, — с ужасом произнесла мама, — что он говорит, Юля? О ком он это говорит?

— Не слушай его, мама. — Юля вскочила со своего места. — Я прошу вас немедленно покинуть наш дом. И больше никогда здесь не появляться.

— Значит, так… — Мужчина тоже поднялся. — Я два раза повторять не буду. Еще хоть раз ты напишешь заявление или попрёшься куда-нибудь… Ты очень сильно пожалеешь, ты поняла меня? А пока вот, — он достал пухлое портмоне, вынул из него толстую пачку денег и бросил на пол. — Это возмещение расходов на похороны вашей дочери, и моли бога, сука, чтобы они были первыми и последними в твоей семье.

Он повернулся и вышел из комнаты. Хлопнула дверь, и Юля, стряхнув с себя оцепенение, вышла в прихожую, защелкнула все замки и задвижки. Ненависть переполняла её, клокотала и искала выхода.

— Сука! — она с силой ударила в дверное полотно. — Сука! Тварь! Сука!

Она била и била кулаком о входную дверь, не осознавая своих действий и не ощущая боли, пока не поранилась о металлическую задвижку, и вид крови не отрезвил ей. Слёзы стояли у неё в глазах, но плакать сейчас было нельзя. Нужно быть сильной.

Она локтем вытерла глаза и пошла назад на кухню. Мама, сгорбившись, стояла в проходе, одной рукой держась за стену, другой за правую сторону груди.

— Юля… — синими губами сказала она. — Юля…

— Мама, тебе плохо? — Юля кинулась к ней, но не успела подхватить, и та грузно опустилась на пол.

— Юля… Полина… — прошептала мама синими губами, выгнулась и тут же обмякла, уставившись остекленевшим взглядом в потолок.

Глава 5

Маму хоронили на том же кладбище, к двум холмикам добавился еще и третий. После того, как гробовщики ушли, Юля еще долго сидела возле родных могил, не в силах их покинуть.

— Здравствуй, Юля, — послышался женский голос.

Она обернулась. Позади стояла та странная женщина, Агата.

— Здравствуйте, — пробормотала девушка и вновь повернулась к могилам.

Агата подошла поближе и встала рядом.

— Смерть так и ходит кругами вокруг тебя…

Она помолчала, словно ожидая ответа. Не дождавшись, продолжила:

— Мне жаль твою сестру и маму. Они были хорошими людьми, их жизнь не должна была так быстро оборваться…

— В тот раз вы сказали, что, если мне нужна будет помощь, я могу обратиться к вам. — Юля снизу вверх взглянула на женщину. — Что вы имели в виду?

— Только то, что и сказала. — Женщина пожала плечами. — На все поступки и свершения в этом мире есть суд, не людской, не божий, а иной, не всем подвластный. Есть некто, или нечто, что большей частью равнодушен к делам человеческим, но если попросить о помощи, о справедливом возмездии, то обязательно получишь искомое. Я могу предоставить тебе возможность отомстить своим обидчикам, восстановить справедливость.

— Как?.. — голос дрогнул.

— Смотря чего ты хочешь.

— Смерти, — глухо сказала Юля. — Я хочу, чтобы они умерли.

Агата помолчала, потом подошла вплотную к девушке, взяла за плечи, заставила подняться, развернула к себе и уставилась требовательным взглядом в её глаза.

— Ты уверена, что хочешь именного этого?

— Уверена, — твердо ответила Юля. — Я хочу смерти троих людей, повинных в гибели моей сестры и моей матери. Да, в смерти мамы тоже они виновны, не произойди этого, она бы до сих пор была бы жива.

— Троих людей… — задумчиво проговорила Агата. — Велика цена будет…

— Я заплачу сколько скажете, я достану деньги, квартиру продам.

— Тут не деньгами расплачиваются, глупая.

— Я готова на всё, — решительно ответила Юля. В свой ответ она вложила всю силу.

Агата отпустила её, сунула руки в карманы, помолчала.

— Я сделаю это. Но ты должна знать, что после того, как умрёт последний твой обидчик, ты уже никогда не будешь прежней.

— Я и так никогда уже не буду прежней, — одними губами прошептала Юля, но Агата услышала.

— На ближайшее новолуние принеси фотографии своих обидчиков. Но обязательно с кровью. Количество крови не важно, пусть хоть капля, но она должна быть на снимках. Тогда я помогу тебе.

— Их трое, — вскинула голову Юля.

— Одно новолуние — одна смерть. Три раза ты будешь приходить ко мне. Если, конечно, после первого раза не отступишься, — Агата усмехнулась.

— Не отступлюсь. Скажи, как мне тебя найти? Или ты живёшь здесь, на кладбище?

— О боже мой, конечно, нет. — Женщина рассмеялась. — Пройдёшь через всё кладбище, — она показала рукой. — Дойдёшь до озера и иди по берегу, пока двухэтажный бревенчатый дом не увидишь. Там я и живу.

— Я приду.

— И запомни, меняться ты начнешь сразу после первой смерти.

— Я запомню.

Глава 6

Юля вошла в квартиру и без сил прислонилась к стене. В квартире была тишина, пустота. Не пахло мамиными булочками, не слышался звонкий смех Полины.

В кармане зазвонил телефон. Юля нажала на кнопку, приняв звонок, и в трубке раздался голос начальницы. Сухо она поинтересовалась, когда Юля, наконец, соизволит выйти на работу.

— Я не знаю, — честно ответила девушка.

— Ах, ты не знаешь? — рассердилась собеседница. — Мы, конечно, тебе очень сочувствуем, всё понимаем. Но ты же в курсе, что у нас медперсонала не хватает, девочки уже без выходных работают. Давай выходи. Жду тебя завтра на смену.

— Я приду, — сказала Юля гудкам в трубке.

Она уже понимала, что придет с заявлением на увольнение. Сейчас совсем не до работы. Нужно закончить все дела с Полиной, с мамой, а потом уже возвращаться к прежней жизни. А может, и возвращаться не потребуется.

Разувшись (нельзя ходить в обуви по дому, Юля, что ты как маленькая!), она прошла на кухню, выпила воды. Аккуратно поправила сбившуюся в сторону штору и с удивлением увидела толстую пачку денег, спрятавшуюся на полу за занавеской. И тут же вспомнила, что это подачка отца Алекса, плата за молчание.

— Возмещение расходов, говорите, Игорь Степанович… — подняв пачку и взвесив в руке, задумчиво произнесла девушка. — Обещаю, эти деньги пойдут на правое дело.

Она включила ноутбук Полины, вбила в строку поиска запрос, когда будет ближайшее новолуние. Через две недели, значит, надо спешить. Нашла в соцсетях фотографии Александра Якименко, Сергея Петрова и Павла Юрченко, распечатала. Вгляделась в их лица. Обычные парни, тоже, наверное, гордость своих родителей. А может, разочарование, родители-то лучше знают своих детей. Набрала номер подруги сестры.

— Наташа, мне нужно с тобой встретиться…

— Нет, не нужно! Вы мне всю жизнь испортили! — крикнула Наталья и бросила трубку.

Ну что ж, придется караулить тебя у дома.

Юля переоделась, натянула джинсы, кофту. Сложила небольшой запас вещей в рюкзак, закинула туда документы, карточки и все наличные деньги, которые смогла найти в квартире. Она выходила на тропу войны, и кто знает, как дальше будут разворачиваться события, надо быть готовой ко всему.

К знакомому дому подъехала уже в сумерках и, выйдя из машины, увидела Наталью, сидевшую на скамейке рядом с каким-то парнем. Подойдя поближе, она узнала Виктора, бывшего одноклассника Полины и её преданного поклонника. Склонив головы друг к другу, они о чем-то тихо разговаривали.

— Наташа… — Юля замешкалась, ей нужна была только девушка, присутствие Виктора портило все планы.

Наталья вскинула голову и со злостью вскочила со скамьи.

— Вы! Вы обещали, что никому не скажете! А сами растрепали! Убирайтесь отсюда!

— Наташа, что с тобой? — изумилась Юля.

— Что со мной? А что с вами, балаболка вы хренова! Мне из-за вас такое прилетело! Зачем вы растрепали Алексу, что это я вам рассказала про тот вечер? Вы же обещали!

— Я не называла твоего имени.

— Ну, конечно, им так тяжело было догадать, откуда у вас эта информация! Я только вам рассказала, и вы обещали держать рот на замке!

Виктор поднялся со скамьи и встал между девушками. Невысокий, щуплый, он проигрывал в сравнении с ярким Алексом. Не удивительно, что Полина, в силу молодости предпочла не его, польстившись на красоту и наглую самоуверенность однокурсника.

— Не ссорьтесь, пожалуйста…

— Не ссорьтесь? — Наталья скривила рот в усмешке. — Да какие ссоры, о чем ты…

— Наташа, — стараясь не обращать внимание ни на тон девушки, ни на её слова, Юля полезла в сумку, достала три фотографии, упакованные в мультифору. — Мне опять нужна твоя помощь. Я могу отомстить тем парням…

— Отомстить? Алексу? Вы в своём уме? Да пошла ты, дура… — Наталья развернулась, широкими шагами дошла до подъезда и скрылась за дверями.

— Тварь трусливая, — с ненавистью бросила ей вслед Юля. Она без сил опустилась на скамейку, охватила голову руками. Виктор потоптался в нерешительности и сел рядом. Некоторое время они сидели в тишине.

— Ты не пришел на похороны. Мы тебя ждали. Никто из друзей Полины не пришел, — прервала затянувшееся молчание Юля.

— Я не смог… Не мог видеть её такой, — тихо произнёс Виктор. Помедлил и со вздохом продолжил: — А Наталью вы не осуждайте. Она документы из института забирает. Не знаю, что там ей Алекс сказал, но она теперь даже из дома выходить боится. Так и сидит в квартире постоянно. Вот только ко мне спустилась, и то пришлось её долго уговаривать.

— Говорю же — тварь трусливая…

Виктор покосился на Юлю, но промолчал.

— А вы правду сказали? Что можете отомстить? За Полину…

Юля подняла голову, внимательно посмотрела на парня. Как она сразу о нём не подумала?

— Есть один вариант, — медленно сказала она, глядя на него испытующим взглядом. — Но он… Скажем, не совсем законный.

— Шутите? — невесело усмехнулся парень. — А то, что они сделали с Полиной, законно? Говорите, что требуется.

Потянулись дни ожидания. Юля практически не выходила из дома, спала в обнимку с телефоном, вздрагивала от каждого звонка, но Виктор не звонил. Когда прошла неделя, она совсем потеряла надежду, распечатала еще раз фотографии и стала думать, как ей самой раздобыть кровь парней. И тут раздался долгожданный звонок.

— Всё готово, — прохрипел в трубку Виктор. — Я минут через тридцать к вам подъеду, спускайтесь.

И, не дожидаясь ответа, бросил трубку.

Юля вихрем вскочила, натянула джинсы, кофту и выскочила из квартиры.

Виктор, как и обещал, появился через полчаса. Увидев его, Юля охнула. Он хромал, одна рука висела на самодельной перевязи, левая сторона лица отекла и переливалась желто-фиолетовым цветом.

— Что с тобой произошло? — она с испугом схватила его за плечо и тот скривился от боли.

— Вы поосторожнее… Подрался с ними, как я еще мог кровь добыть…

— Смотрю, сильно тебе досталось.

— Им не меньше, — Виктор довольно улыбнулся щербатой улыбкой. — Обещали заяву в полицию написать. Поэтому торопился, хотел успеть.

Он полез правой рукой куда-то за пазуху, и Юля невольно сжалась, увидев разбитые костяшки кулака, треснувшую кожу, покрытую коркой засохшей крови.

— Давай поднимемся ко мне, я всё-таки медсестра, обработаю тебе раны.

— Не, всё норм, само заживёт, — Виктор упрямо тряхнул головой и протянул ей упакованные в прозрачный файл снимки. — Вот, держите. Всё, как заказывали.

— Погоди! Твоя кровь на фото не попала? Ты уверен, что это кровь именно та, которая нужна? На каждом должна быть кровь именно этого парня.

— Уверен. Я понимаю, что вы задумали… Хоть и не верю во всё это.

— Спасибо тебе, Виктор, — неловко сказала Юля. Тот покивал головой, развернулся и, не попрощавшись, ушёл.

Продолжение

Юля, улыбаясь, зашла на кухню, оглянувшись в коридор на маму, тихо спросила у сестры:

— Алекс пригласил, что ли?

— Ага. — Широко распахнутые глаза младшей сестры светились от восторга. — Представляешь, сам подошел и позвал на вечеринку. Сказал, что только свои будут, из нашей группы. Наташка тоже пойдет.

На кухню вошла мама, и Полинка тут же убежала в свою комнату.

— Не нравятся мне эти гуляния… — пробормотала Юля, глядя ей вслед.

— Пусть идёт, — мама взяла продукты из пакета, открыла холодильник. — Когда ещё гулять, как не студенткой, не всё же за книжками просиживать. Тем более, что сессию уже, считай, закончила, последний экзамен остался в конце июня.

Но Юля уже её не слушала. Она подошла к двери в комнату сестры, постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь.

— А кто еще идёт? Виктор будет?

— Не знаю, — Полина наморщила носик. — Да мне это и не интересно, если честно.

— Бедный Виктор…

— Да что вы ко мне привязались? — вспылила сестра. — Я уже тысячу раз и вам и ему говорила, что Виктор мне просто друг! Да, он хороший, верный и любит меня еще со школы, но что я могу поделать, если я его не люблю? Он мне как друг, как брат… Разве я виновата, что он не…

— Не Алекс? — поддела её Юля.

— Не Алекс, — уже тише повторила Полина. — Ты же знаешь, что он мне понравился с первой минуты, как я его увидела. Весь год меня не замечал, а тут вдруг пригласил, сам пригласил, понимаешь? А вдруг это мой шанс? Я себе не прощу, если упущу эту возможность…

— Полина, у него есть девушка. Твоя однокурсница, кстати. Как-то это не очень красиво.

— Ты знаешь… — Полина замерла посредине комнаты, держа в одной руке джинсы, в другой платье. — Мне кажется, они не любят друг друга. Они так ссорятся… Иногда прямо на парах. Такими словами друг друга называют, просто ужас… Даже стыдно слушать. А потом на переменах опять в обнимку ходят. Странные отношения… Как ты думаешь, — она повернулась к зеркалу. — Я, наверное, зря красное платье надела, как светофор. Что лучше — джинсы или вот это голубое?

Полина приложила к себе платье, отставила ногу, критическим взглядом рассматривая себя в зеркале. Юля подошла к ней, встала у неё за спиной и взглянула на отражение.

В мутной глади зеркала отображались две фигуры. Полина, тоненькая, невысокая девочка с длинными волнистыми светлыми волосами. И глаза голубые, как у мамы. Юле внешность досталась от отца — грузная фигура, приземистость, тёмные волосы и карие глаза. Они с сестрой были очень разные и по облику, и по характеру, но это не мешало им нежно любить друг друга.

— Голубое платье лучше, — решила Юля и, не удержавшись, легонько поцеловала сестру в макушку.

Полина упорхнула на свою вечеринку, и Юля с мамой остались одни. Поужинали, посмотрели сериал, мама ушла спать, а Юля устроилась в широком кресле, взяла любимую книгу, зажгла торшер и сама не заметила, как задремала.

Ей снился сон. Она стояла на берегу незнакомого озера, волны лениво плескались у ног, на противоположном берегу темнел лес, а над головой висело тяжёлое свинцовое небо. Нужно было сделать шаг и ступить в воду, от этого зависело что-то очень важное в её судьбе, но страх плотным кольцом сжал сердце, сковал тело. Она с усилием сделала вдох, шагнула вперёд и проснулась.

Торшер горел над головой, разгоняя мрак в комнате, приглушенно тикали часы. Юля с трудом встала, разминая затёкшие от неудобной позы ноги, взглянула на циферблат. Первый час ночи. Она подошла к комнате сестры, тихонько приоткрыла дверь. И тут же в беспокойстве распахнула её нараспашку и включила свет. Комната была пуста. Кровать не разобрана, на столе в беспорядке по-прежнему лежали учебники, косметика. Где же Полина? Сестра никогда еще так поздно не задерживалась. Юля, тихо, чтобы не разбудить маму, прошла на кухню, откинула штору и выглянула в окно. Пусто. Одинокий фонарь освещал подъезд, высвечивал зелень листьев деревьев.

Юля вернулась в комнату, но ложиться не стала. Села в кресло, укуталась в старую отцовскую кофту, взялась снова за книгу, но через некоторое время поймала себя на мысли, что перечитывает раз за разом одну и ту же страницу, не понимая ни слова.

Тихо завибрировал телефон у нее под боком. «Полина» — высветилось на экране. Юля бросила взгляд на часы, нажала на кнопку приема вызова и сердито проворчала в трубку:

— Немедленно домой, гулёна! Уже почти три часа ночи, где тебя носит…

— Юлия Звонникова? — спросил незнакомый мужской голос.

— Да, я… — растерялась Юля. — А вы кто? Дайте трубку Полине!

— С вами разговаривает оперуполномоченный Орешников Илья Борисович. Вам и родителям Полины необходимо приехать в участок полиции, я сейчас пришлю адрес. Возьмите с собой документы, удостоверяющие вашу личность, и документы Полины, — словно не слыша, продолжил тот же мужской голос.

— Что? Почему… Где Полина? — крикнула в трубку Юля, вскочила с дивана.

— Там вы всё узнаете, приезжайте, — собеседник отключился. И тут же звякнуло входящее сообщение. Она уставилась невидящим взглядом в текст, мысленно перебирая все возможные ситуации. Попала в аварию на обратном пути? Парни на улице подрались, и всю компанию, не разбираясь, увезли в участок?

Позади раздался шорох, и, оглянувшись, она увидела в дверях маму.

— Полина…? — чуть слышно спросила она.

— Мама, ты только не переживай. Нам нужно съездить в участок, забрать Полинку, они там что-то набедокурили. Может, громко музыку включали, соседи нажаловались, вызвали полицию.

Она говорила громким, уверенным голосом, переходя из комнаты в комнату в поисках документов, стараясь успокоить маму, но на душе скреблись кошки. Быстро собравшись, они спустились во двор, вызвали такси и поехали в участок. Мама в машине крепко стиснула руку Юли, и та пожала в ответ. Её била крупная дрожь.

В участке они представились дежурному, объяснили ситуацию. Тот позвонил по внутреннему телефону, зарегистрировал их в толстом журнале и объяснил, как пройти в нужный кабинет.

Там их ждал немолодой мужчина.

— Орешников Илья Борисович, я веду дело вашей дочери, — представился он.

— Какое дело? — чуть слышно прошелестела мама.

— Ваша дочь… — он мельком взглянул на них и тут же отвёл взгляд. — Мне жаль сообщать вам такие вести, но она выпала из окна. Так как тринадцатый этаж, то у неё не было ни единого шанса выжить. Выпила лишнего, полезла зачем-то в окно, ну и…

Мама вскрикнула и прижала ладонь ко рту.

— Полина не пьёт, — прошептала Юля, крепко ухватившись за плечо матери. Комната закружилась перед глазами, поплыл вверх стол с сидевшим за ним Орешниковым, и она медленно опустилась на стул.

— Но тем не менее, по словам свидетелей, она весь вечер выпивала… Будет проведена судебно-следственная экспертиза, тогда узнаем уровень алкоголя в крови. Сейчас необходимо съездить в морг на опознание, но перед этим нужно уладить формальности.

Юля сухим голосом отвечала на вопросы, а в голове билась только одна мысль — это всё ошибка. Чудовищная нелепая ошибка. Этого просто не может быть.

В морге им пришлось долго ждать. Наконец, вышел мрачный заспанный сотрудник, пригласил на опознание. В тёмном помещении на металлическом столе лежала Полина. «Ей же холодно, накройте её» — промелькнула первая мысль у Юли, но тут же она поняла, что Полине уже ни холодно, ни больно. Она лежала на спине, глаза были закрыты, на белом лице не было ни порезов, ни царапин, лишь только губы искривлены то ли в улыбке, то ли в гримасе боли.

— Шея сломана, — хрипло сказал стоявший рядом работник морга. — Она умерла мгновенно, не мучалась.

Мама дрожащей рукой подписала документы, которые подсовывал ей Орешников, и они вышли на улицу. Без сил опустились на стоявшую у входа скамью, и только тут пришли слёзы. Они рыдали, обнимая друг друга, и никак не могли остановиться.

Глава 2

Юля стояла у входа в институт, терпеливо ожидая, когда выйдет Наталья. Двери распахивались, выпуская оживленных студентов, но та, которая была так нужна, не появлялась. Наконец, после нескольких часов томительного ожидания, тяжелые двери в очередной раз распахнулись, и среди толпы галдящих парней и девчонок она увидела знакомую фигуру. Лучшая подруга сестры шла, низко опустив голову, глядя себе под ноги.

— Наташа, подожди, — Юля догнала девушку, тронула её за плечо. Та вздрогнула и отшатнулась, но, узнав Юлю, остановилась, глядя на неё испуганными глазами.

— Отойдём в сторону? Поговорить надо.

Наталья молча смотрела ей в глаза, не двигаясь с места. С досадой оглянувшись на проходящих мимо студентов, Юля поняла, что разговаривать придётся здесь, наклонилась ближе.

— Я хочу узнать, что там произошло. Там, на той вечеринке. Что случилось с Полиной? Откуда у неё алкоголь в крови? Она же не пила никогда…

— Я ничего не знаю… — девушка замотала головой, попятилась.

— Наташа, ты же её лучшая подруга, ну как ты можешь?..

— Я ничего не знаю! — зло выкрикнула Наталья. — Не знаю я ничего! Я ничего не знаю!

Она кричала, в голосе послышались слёзы, на них стали оглядываться прохожие.

— Что здесь происходит? — прозвучал ленивый мужской голос, и к ним подошел высокий красивый парень. Одной рукой он обнимал за плечи яркую крашенную блондинку. За ним следовали еще двое.

— Здравствуйте, ребята, — с усилием произнесла Юля. — Я сестра Полины, я просто хочу узнать, что произошло в тот вечер, почему Полина…

Она не договорила, провела рукой по лбу.

— Вы были там? Можете ответить на мои вопросы?

Высокий оглядел её с ног до головы спокойными светлыми глазами, скривил губы в усмешке. Один из парней, стоявших позади, склонился к другому, что-то прошептал ему на ухо, и тот коротко рассмеялся, ощупывая девушку липким взглядом.

Юля растерялась. Не так она представляла себе встречу с друзьями сестры.

— Всё, что знали, мы уже рассказали полиции, — всё тем же ленивым голосом произнёс высокий парень. — Ваша сестра пить не умеет, зачем-то в окно полезла пьяная, вот и…

— Она вообще не пьёт, — горячо возразила Юля, сделав шаг вперёд. — Понимаете, она выпила как-то, еще в школе, вот с Натальей, они одноклассники… Так её потом два дня рвало, она с тех пор спиртное на дух не переносит. Наташа, скажи…

Наталья что-то пробурчала, глядя в сторону.

— Ещё как пьёт, — холодно сказала блондинка. — Она так напилась, что к Алексу моему приставала, стриптиз пыталась устроить, еле успокоили… Да и не только к Алексу, ко всем парням липла. Что ж вы так сестру свою плохо воспитывали? Вырастили шалаву…

— Это неправда. - Внутри у Юли всё помертвело. — Полина не такая…

— Ой, смотрите-ка, не такая… Обыкновенная шлюха. - Презрительно хмыкнув, девушка удалилась, увлекая за собой Алекса. Два парня последовали за ними, наградив напоследок Юлю насмешливым взглядом. Наталья, опустив голову, направилась следом.

Дрожащими руками Юля достала из сумки платок, вытерла лицо. Разговор казался неправильным, незавершённым. И она невольно последовала за ушедшими, стараясь держаться за спинами других студентов. Друзья её сестры некоторое время шли всё в том же порядке: впереди Алекс в обнимку с девушкой, за ними, толкаясь и громко смеясь, два парня, а позади всех - понурая Наталья, на ходу вытирая слёзы.

Выйдя за территорию института, они остановились. Алекс отлип от своей девушки и вдруг стремительно шагнул к Наталье, сгрёб в пригоршню ворот её платья, рывком подтянул к себе. Юля охнула, увидев, какой ненавистью исказилось его красивое лицо. Алекс что-то коротко сказал Наталье, оттолкнул её от себя и вытер ладонь о джинсы. Девушка от толчка чуть не упала, но устояла, покорно встала перед ним, мелко и часто кивая головой. Понимая, что она подглядела что-то важное, не предназначенное для её глаз, Юля тихо зашла за дерево, наблюдая за компанией. Но больше ничего не произошло. Подъехала машина, Алекс с девушкой сели в неё и уехали, а Наталья в сопровождении двух парней пошла к остановке.

Юля торопливо достала телефон, вызвала такси. Она уже поняла, что здесь, у института, Наталья ничего не скажет. Лучше перехватить её у дома, возможно, там она сможет получить ответы на свои вопросы.

Рассчитавшись с таксистом, Юля вышла из машины и села на скамейку у подъезда. Руки мелко дрожали, тело бил озноб. Ей не нравилось то, что она увидела там, у института, и мрачные догадки одолевали её.

Бездействие угнетало и, встав со скамьи, она прошла несколько шагов по направлению к автобусной остановке, но вернулась назад, испугавшись, что Наталья, увидев её в окно, просто проедет мимо. И тут же увидела девушку. Она шла, опустив низко голову, никого не замечая вокруг себя, и, наверное, врезалась бы в Юлю, если бы та не взяла её за плечо.

— Опять вы! — Наталья стряхнула её руку, попятилась. — Ну что вам всем от меня нужно?

— Погоди, погоди, Наташа! — Юля перехватила её за локоть. — Я же просто хочу поговорить, я хочу узнать.

Наталья выглядела ужасно. Глаза красные, заплаканные, на лице грязные разводы.

— Я уже сказала вам…

— Наташа, ты же её лучшая подруга, ты должна помочь…

— Я никому ничего не должна!

— Погоди, ну вспомни, как вы дружили, она же всегда тебе помогала, неужели ты бросишь её… Помоги ей… Помоги мне узнать правду.

Наталья закрыла лицо руками и разрыдалась. Юля обняла девушку за плечи, увела в сторону, к детской площадке, под большое раскидистое дерево.

— Ты расскажи мне, и я больше никогда тебя не побеспокою. Я обещаю тебе, я больше никогда к тебе не приду.

Девушка глубоко вздохнула, запрокинула голову, пытаясь унять слёзы.

— Как так получилось, что она столько выпила?

— Они ей водку в сок подливали, — тусклым голосом ответила Наталья. — Им это весело казалось. Марина там заводила, ребят подначивала. Полина не понимала, она сок пьёт, говорит, какой-то вкус не тот, а Марина — у меня такой же, попробуй… Я пыталась ей сказать, но Марина… ну, в общем, я не сказала.

— Почему она домой не ушла?

— Она пыталась… Как только поняла, что пьянеет, хотела уйти. Но ребята её из квартиры не выпустили, телефон спрятали, чтобы никуда не позвонила. Мой тоже отобрали.

— А дальше?

Наталья молчала, опустив голову.

— Ответь!

— А потом, — она замолчала, глотнула, словно несказанные слова застряли у нее в горле. — Потом Алекс сказал: «Девочка пьяная, надо по полной развлекаться». И Сергей с Павлом…

— Что Сергей с Павлом? — тихо, почти шёпотом, спросила Юля.

— Они унесли её в спальню, пьяную. Алекс туда тоже пошёл. Втроём они…

Ноги подкосились, и, чтобы не упасть, Юля тяжело навалилась на Наталью.

— Я не могла, как только они ушли в комнату, я сбежала из квартиры сразу. Что я могла сделать против них? — шёпотом выкрикнула Наталья и впервые взглянула в глаза Юли. — Они и со мной тоже самое сделали бы…

— Подожди, подожди… - Юля цепко ухватилась за юбку девушки, скомкала, задрав почти до пояса. В ушах звенело, ноги подкашивались и отказывались её держать. — Подожди…

— Вам плохо? Садитесь, вот сюда, — девушка подвела ее к скамейке, усадила, села рядом, вынула из сумки платок и высморкалась.

Юля достала телефон, открыла блокнот.

— Это они были сейчас у института? Скажи фамилии Сергея с Павлом и этого… Алекса…

— Да вы что? — Наталья отшатнулась, в глазах появился испуг. — Они меня убьют! Вы знаете, кто у Алекса отец?..

— Они не узнают, что это ты… Что от тебя… Я никому не скажу, что это ты мне рассказала. Но мне нужны их фамилии.

— Алекс… Александр Якименко, Сергей Петров и Павел Юрченко. Но только никому не говорите про меня, пожалуйста, — Наталья снова заплакала.

— Не глупи, они учились в одной группе, фамилии тех, кто был на вечеринке, я бы и так узнала, это не такая уж секретная информация.

Юля негнущимися пальцами вбила в телефон фамилии парней, повинных в смерти её сестры.

— Я пойду, пожалуйста, отпустите меня…

— Иди, Наталья, иди…

Глава 3

Она не помнила, как добралась до дома. Села в прихожей на скамейку, сняла обувь и так и просидела, привалившись к вешалке, пока в коридор не вышла мама.

— Иди ужинать, — бесцветным голосом произнесла она.

Юля подняла на неё взгляд и ужаснулась произошедшей перемене. Мама резко состарилась, стала меньше ростом. Глаза ввалились, потухли, волосы, всегда аккуратно прибранные, неряшливыми прядками свисали у лица.

Юля с трудом поднялась, пошла на кухню.

— Это я виновата, — неожиданно сказала мама. — Это я ей разрешила туда идти. Если бы я запретила, то ничего бы не было, и Полина…

Она замолчала, прижала ладонь к губам.

Юля задохнулась от возмущения.

— Как ты смеешь так говорить! Даже думать так нельзя! Никто не виноват, кроме…

Она запнулась. Нельзя маме говорить правду, эту ношу Юля должна нести сама.

После ужина Юля вошла в комнату сестры. Здесь осталось всё так, как было до её ухода. Брошенная у изголовья кровати пижама, фен на стуле и в беспорядке рассыпанная косметика. Юля провела пальцами по столешнице, машинально отметив, что нужно вытереть пыль. Включила ноутбук сестры. Он был без пароля, в их семье не принято вторгаться в личную жизнь. Вошла в социальные сети на страницу Полины, пролистала фотографии. Молодые парни, девушки. Узнала только Наталью и яркую блондинку, Марину, которая была с Алексом у института. Тогда она стала переходить по ссылке на друзей, нашла страницу Сергея Петрова. Обычный парень, симпатичный, накаченный. На снимках он был то с друзьями, то с родителями. Обнимался с котом, шутливо делал «ласточку» на фото. Павел Юрченко. Темноволосый, рыхлый, с безвольным подбородком. И Алекс. Парень, в которого влюблена Полина. На большинстве снимков он был с Мариной. Юля смотрела в его лицо, пытаясь совладать с чёрной ненавистью, поднимавшейся в ней из глубины души.

Утром она направилась в полицию. Подойдя к зданию и поднявшись по ступенькам широкого крыльца, в дверях столкнулась с выходящими парнями, посторонилась, дав им дорогу. И тут её сердце замерло - она узнала эту троицу.

— Ты! — с ненавистью выдохнула она в лицо Алекса.

По его красивому лицу мелькнула тень досады, но тут же он широко улыбнулся и склонился в шутовском поклоне.

— Да, мадам, это я! Цветов не надо! И, думаю, обойдёмся без поцелуев!

Стоявшие рядом Сергей и Павел заржали.

— Это ты… Это вы…

Не помня себя, Юля кинулась на Алекса, но тот проворно отскочил в сторону.

— Вау, вау, женщина! Не надо меня домогаться, вы совсем не в моём вкусе!

— Не для тебя его роза цвела! — задыхаясь от смеха, выкрикнул Сергей.

— Сволочь! Ты убил Полину! — прохрипела Юля, опять бросилась на Алекса, и в этот раз он не отклонился. Перехватил её руки, сжал пальцы так, что что-то хрустнуло, и дикая боль пронзила запястье, заставив охнуть и склониться перед парнем.

— Остынь, уродина. Если еще раз тебя увижу, организую ряд таких мероприятий, что надолго запомнишь… Пшла отсюда!

Он с силой оттолкнул от себя Юлю, и та упала на газон.

— Что здесь происходит? — послышался смутно знакомый голос, и, подняв голову, сквозь слёзы она увидела спускающегося с крыльца Орешникова.

— Всего лишь озабоченные женщины, Илья Борисович, — легко рассмеялся Алекс. — Никакого сладу с ними нет… Мы уже уходим. Пока, крокодилица.

Орешников подошел к Юле, помог подняться. Та уцепилась за его руку, с трудом встала на ноги, едва сдерживая рыдания.

— Вам-то здесь что нужно было? — холодно спросил он, и у неё мгновенно высохли слёзы от негодования.

— Что нужно? Вы шутите? Мою сестру изнасиловали, убили, а вы спрашиваете, что мне нужно?

— Пойдёмте сядем. — Оглянувшись по сторонам, Орешников взял её за локоть и повел к скамье. Юля попыталась вырваться, но следователь вцепился, словно клещами, и освободиться не получилось.

— Я узнала ценную информацию, — с трудом переводя дыхание, начала Юля после того, как Орешников усадил её на скамью и сел рядом. — Мою сестру… Полину… В общем, её изнасиловали там. И поэтому она выкинулась из окна.

Она смотрела на следователя, но тот молчал, и она продолжила:

— Я требую, чтобы вы провели все нужные экспертизы, и прошу… нет, требую, чтобы вы со всей строгостью наказали виновных.

— Я тебе не суд, — грубо сказал Орешников, неожиданно перейдя на «ты». — Я не наказываю. Моё дело собрать материалы дела.

— Ну так собери! — выкрикнула Юля.

— Не кричи. Послушай… — Он вытянул ноги вперед, полюбовался на носки грязных ботинок. — Не было никакого изнасилования. Ко мне сейчас приходили ребята, дали показания. В общем… Твоя сестра давно сохла по Александру, пыталась его заполучить. И в этот вечер она попросила одного из ребят отвлечь Марину, а сама увела его в комнату. Ну парень и растаял… А кто бы удержался на его месте? Был секс, а потом Александр сказал, что не любит её, что останется с Мариной. И ушёл. А пьяная девочка, решив, что мир рухнул, выбросилась из окна. Он до сих пор себя корит, говорит, что можно было как-то помягче сказать. Переживает.

— Он врёт, — онемевшими губами сказала Юля. — У меня есть свидетель…

— У него тоже. Два друга и девушка. - Орешников вздохнул. — И эти свидетели будут стоять на своём и на суде. А твой свидетель? Сможет повторить то, что он тебе сказал?

Юля молчала.

— Мой тебе совет - оставь это дело. — Следователь наклонился ближе и почти прошептал: — Ты знаешь, кто у Александра отец? Не лезь, не связывайся с ними. Просто живи дальше. Поверь, так будет лучше.

Он похлопал её по плечу, поднялся и направился ко входу в полицейский участок. А Юля так и осталась сидеть на грязной скамейке.

Продолжение