Заболел, и решил перечитать «Звёздные дневники Ийона Тихого» пока отлеживаюсь... в общем, делюсь:

– Преславный наш пастырь, проповедник и отче достойный, скажи нам, если только соизволишь снизойти к смиренным твоим слугам, попадет ли в рай душа каждого, кто готов на мученичество?

– Непременно, сын мой! – ответил отец Орибазий.

– Да-а? Это очень хорошо… – протянул мемног. – А ты, отче духовный, желаешь ли попасть на небо?

– Это мое пламеннейшее желание, сын мой.

– И святым ты хотел бы стать? – продолжал вопрошать старейший мемног.

– Сын мой, кто бы не хотел этого? Но куда мне, грешному, до столь высокого чина; чтобы вступить на эту стезю, нужно напрячь все силы и стремиться неустанно, со смирением в сердце…

– Так ты хотел бы стать святым? – снова переспросил мемног и поощрительно глянул на сотоварищей, которые тем временем поднялись с мест.

– Конечно, сын мой.

– Ну так мы тебе поможем!

– Каким же образом, милые мои овечки?– спросил, улыбаясь, отец Орибазий, радуясь наивному рвению своей верной паствы.

В ответ мемноги осторожно, но крепко взяли его под руки и сказали:

– Таким, отче, какому ты сам нас научил!

Затем они сперва содрали ему кожу со спины и намазали это место горячей смолой, как сделал в Ирландии палач со святым Иакинфом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнутию, потом распороли ему живот и запихнули туда охапку соломы, как блаженной Елизавете Нормандской, после чего посадили его на кол, как святого Гуго, переломали ему все ребра, как сиракузяне святому Генриху Падуанскому, и сожгли медленно, на малом огне, как бургундцы Орлеанскую Деву. А потом перевели дух, умылись и начали горько оплакивать своего утраченного пастыря.

За этим занятием я их и застал, когда, объезжая звезды епархии, попал в сей приход. Когда я услышал о происшедшем, волосы у меня встали дыбом. Ломая руки, я вскричал:

– Недостойные лиходеи! Ада для вас мало! Знаете ли вы, что навек загубили свои души?!

– А как же, – ответили они, рыдая, – знаем!

Тот же старейший мемног встал и сказал мне:

– Досточтимый отче, мы хорошо знаем, что обрекли себя на проклятие и вечные муки, и, прежде чем решиться на сие дело, мы выдержали страшную душевную борьбу; но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет ничего такого, чего добрый христианин ни сделал бы для своего ближнего, что нужно отдать ему все и на все быть для него готовым. Поэтому мы отказались от спасения души, хотя и с великим отчаянием, и думали только о том, чтобы дражайший отец Орибазий обрел мученический венец и святость. Не можем выразить, как тяжко нам это далось, ибо до его прибытия никто из нас и мухи не обидел. Не однажды мы просили его, умоляли на коленях смилостивиться и смягчить строгость наказов веры, но он категорически утверждал, что ради любимого ближнего нужно делать все без исключения. Тогда мы увидели, что не можем ему отказать, ибо мы существа ничтожные и вовсе не достойные этого святого мужа, который заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. И мы горячо верим, что наше дело нам удалось и отец Орибазий причислен ныне к праведникам на небесах. Вот тебе, досточтимый отче, мешок с деньгами, которые мы собрали на канонизацию: так нужно, отец Орибазий, отечая на наши расспросы, подробно все объяснил. Должен сказать, что мы применили только самые его любимые пытки, о которых он повествовал с наибольшим восторгом. Мы думали угодить ему, но он всему противился и особенно не хотел пить кипящий свинец. Мы, однако, не допускали и мысли, чтобы наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крики, им издаваемые, были только выражением недовольства низменных, телесных частей его естества, и мы не обращали на них внимания, памятуя, что надлежит унижать плоть, дабы тем выше вознесся дух. Желая его ободрить, мы напомнили ему о поучениях, которые он нам читал, но отец Орибазий ответил на это лишь одним словом, вовсе не понятным и не вразумительным; не знаем, что оно означает, ибо не нашли его ни в молитвенниках, которые он нам раздавал, ни в Священном писании....

Там еще дальше прекраснейшие рассуждения о разуме, науке и атеизме. О планах на межзвездный крестовый поход и переживания священника о том что "тут тяжело проповедовать, у них сильно развит интеллект"

— Да отвяжитесь вы от меня со своим Имплозом и его выдумками! — воскликнул ученый. — Ноги! Ну, конечно! Как будто еще двадцать пять пламеней тому назад я не доказал математически, что любое двуногое существо, стоит его поставить, немедленно опрокинется! Я даже изготовил соответствующую модель и чертеж, но что вы, бездельники, можете об этом знать! Как выглядят разумные существа иных миров? Прямо не скажу, подумай сам, научись мыслить. Прежде всего они должны иметь органы для усвоения аммиака, не правда ли? Какое устройство сделает это лучше, чем скрипла? Разве они не должны перемещаться в среде в меру упругой, в меру теплой, как наша? Должны, а? Вот видишь! А как это делать, если не хожнями? Аналогично будут формироваться и органы чувств — зрявни, клуствицы и скрябы. Но они должны быть похожи на вас, пятиронцев, не только строением, но и образом жизни. Ведь известно, что пятерка является основной ячейкой нашей семейной жизни — попробуй пофантазировать, выдумай что-нибудь другое, напрягай сколько угодно воображение, и я ручаюсь тебе, что ты потерпишь поражение! Для того чтобы создать семью, чтобы дать жизнь потомству, должны соединиться Дада, Гага, Мама, Фафа и Хаха. Ни к чему взаимные симпатии, ни к чему планы и мечты, если отсутствует представитель хоть одного из этих пяти полов. Такая ситуация, к сожалению, иногда встречается в жизни. Мы называем ее драмой четверки или несчастной любовью… Как видишь, если рассуждать без малейших предубеждений, опираясь исключительно на научные факты, если пользоваться точным инструментом логики, мыслить холодно и объективно, мы придем к неопровержимому выводу, что каждое разумное существо должно быть похоже на пятиронца… Да. Ну, надеюсь, я вас убедил?

http://www.e-reading.club/chapter.php/94742/10/Lem_-_Bibliot...

Думаю многие видели публикации про машины, которые произвели, но теперь они стоят, покрытые пылью на разных площадках, их никто не покупает, цена их ростёт, а вероятность реализации падает. Вспомнил рассказ моего тезки Станислава Лема из цикла "Звездные дневники Ийона Тихого". Почитайте, кому не лень.

Станислав Лем.
Звездные дневники Ийона Тихого.
Путешествие двадцать четвертое.

На тысяча шестой день после отлета с местной системы в туманности
Нереиды я заметил на экране ракеты пятнышко, которое напрасно старался
стереть кусочком замши. За неимением другого занятия я чистил и полировал
экран четыре часа подряд, прежде чем заметил, что пятнышко - это планета,
очень быстро увеличивающаяся. Облетая вокруг этого небесного тела, я с
немалым удивлением увидел, что его обширные материки покрыты правильными
геометрическими орнаментами и рисунками. Соблюдая необходимую
осторожность, я высадился посреди голой пустыни. Она была выложена
небольшими дисками, около полуметра в диаметре; твердые, блестящие, словно
выточенные, они тянулись длинными рядами в разные стороны, складываясь в
узоры, уже замеченные мною с большой высоты. Закончив предварительные ис
следования, я сел за руль, поднялся в воздух и стал носиться низко над
землей, пытаясь разгадать тайну этих дисков, которая безмерно интриговала
меня.
Во время двухчасового полета я обнаружил один за другим три огромных
красивых города; я опустился на площадь в одном из них, но он был
совершенно пуст; дома, башни, улицы-все словно вымерло, хотя нигде не было
следов ни войны, ни стихийного бедствия. Все более удивляясь и недоумевая,
я полетел дальше и около полудня очутился над обширным плоскогорьем.
Заметив вдали блестящее здание, а вокруг него какое-то движение, я тотчас
поспешил туда. На каменистой равнине возвышался дворец, весь сверкающий,
словно высеченный из цельного алмаза; к его золоченым дверям вели
мраморные ступени, у подножия которых толпилось несколько десятков
существ. Присмотревшись к ним, я пришел к выводу, что, если только зрение
меня не обманывает, они не только живые, но и похожи на людей настолько,
что я назвал их Animal hominiforme; это название было у меня наготове: во
время полетов я всегда сочинял различные определения, чтобы иметь их в
запасе на подобный случай. Имя Animal hominiforme отлично подходило к этим
существам, так как они ходили на двух ногах и у них были руки, головы,
глаза, уши и рты; правда, рот находился посреди лба, уши под подбородком
(по паре с каждой стороны), а глаз, разбросанных по обеим щекам, был целый
десяток; но путешественнику, который, как я, встречал в своих
странствованиях самых удивительных тварей, эти существа в высшей степени
напоминали людей.
Приблизившись на разумное расстояние, я спросил, что они делают. Они
не ответили, продолжая усердно заглядывать в алмазные зеркала,
возвышавшиеся на нижних ступенях лестницы. Я попытался оторвать их от это
го занятия раз, другой и третий, но, видя безуспешность своих усилий,
потерял терпение и энергично потряс одного из них за плечо. Тотчас все
обернулись, словно впервые заметив меня, с легким удивлением оглядели мою
ракету, после чего задали несколько вопросов, на которые я охотно ответил.
Так как они ежеминутно прерывали беседу, чтобы заглянуть в алмазные
зеркала, я стал опасаться, что не сумею расспросить их, как должно; в
конце концов я уговорил одного из них удовлетворить мое любопытство. Этот
индиот (ибо они называются, по его словам, индиотами) сел со мною на
камнях невдалеке от лестницы. Я был рад, что именно он стал моим собеседни
ком, ибо в десятке его глаз, сверкавших посреди щек, отражался незаурядный
ум. Откинув уши на плечи, он рассказал мне историю своих сородичей такими
словами:
- Чужестранный путник! Ты должен знать, что мы народ с давним и
славным прошлым. Население нашей планеты испокон веков делилось на
спиритов, достойных и лямкарей. Спириты пытались постигнуть сущность
Великого Инды, который сознательным актом творения создал индиотов,
поселил их на этой планете и в непостижимом своем милосердии окружил
звездами, сверкающими в ночи, а также приладил Солнечный Огонь, дабы он
освещал наши дни и ниспосылал нам благодетельное тепло. Достойные
устанавливали подати, разъясняли значение государственных законов и
пеклись о заводах, на которых смиренно трудились лямкари. Так все дружно
трудились для общего блага. Жили мы в мире и согласии; цивилизация наша
расцветала все пышнее. На протяжении веков изобретатели создавали машины,
облегчавшие труд; и там, где в древности сотни лямкарей гнули облитые
потом спины, через несколько веков стояло их у машин лишь двое-трое. Наши
ученые все больше совершенствовали машины, и народ этому радовался, но
последующие события показали, насколько эта радость была, увы,
преждевременной. А именно: один ученый конструктор создал Новые Машины,
столь совершенные, что они могли работать самостоятельно, без всякого
наблюдения. И это было началом катастрофы. По мере того как на заводах
появлялись Новые Машины, толпы лямкарей лишались работы и, не получая
вознаграждения, оказывались лицом к лицу с голодной смертью...
- Погоди, индиот,- прервал я его.- А что сталось с доходом, который
приносили заводы?
- Как что? - возразил мой собеседник. - Доход поступал достойным, их
законным владельцам. Так вот, я уже сказал, что нависла угроза голодной
смерти...
- Что ты говоришь, почтенный индиот!- воскликнул я. - Довольно было
бы объявить заводы общественной собственностью, чтобы Новые Машины
прокатились в благодеяние для вас!
Едва я произнес это, как индиот задрожал, замигал тревожно десятком
глаз и запродал ушами, чтобы узнать, не слышал ли моих слов кто-либо из
его товарищей, толпящихся у лестницы.
- Во имя десяти носов Ивды умоляю тебя, чужеземец, не высказывай
такой ужасной ереси- это гнусное покушение на самую основу наших свобод!
Знай, что высший наш закон, называемый принципом свободной частной
инициативы граждан, гласит: никого нельзя ни к чему приневоливать,
принуждать или даже склонять, если он того не хочет. А раз так, кто бы
осмелился отобрать у достойных фабрики, если достойным было угодно
радоваться им?! Это было бы самым вопиющим попранием свободы, какое только
можно себе представить. Итак, я уже говорил, что Новые Машины создали
огромное множество неслыханно дешевых товаров и лучших припасов, но
лямкари ничего не покупали, ибо им было не на что...
- Но, дорогой индиот, - вскричал я снова, - разве лямкари поступали
так добровольно? Где же была ваша вольность, ваши гражданские свободы?!
- Ах, достойный чужеземец, - ответил, вздохнув, индиот, - наши законы
по-прежнему соблюдались, но они говорят только о том, что всякий гражданин
волен поступать со своим имуществом и деньгами, как ему угодно, и ничего
не говорят о том, где их взять. Лямкарей никто не угнетал, никто их ни к
чему не принуждал, они были совершенно свободны и могли делать все что
угодно, а между тем, вместо того чтобы радоваться столь полной свободе,
мерли как мухи... Положение становилось все более угрожающим: на заводских
складах громоздились до неба горы товаров, которых никто не покупал, а по
улицам бродили толпы отощалых, как тени, лямкарей. Правящий государством
Высокий Индинал, состоящий из спиритов и достойных, целый год совещался о
мерах борьбы с этим злом. Члены его произносили длинные речи, с величайшим
жаром ища выхода из тупика, но напрасны были все их усилия. В самом начале
совещаний один из членов Индинала, автор превосходного сочинения о
сущности индиотских свобод, потребовал отобрать у конструктора Новых Машин
золотой лавровый венок и выколоть ему девять глаз. Против этого восстали
спириты, умоляя во имя Великого Инды сжалиться над изобретателем. Четыре
месяца Индинал разбирался, нарушил ли конструктор законы нашей страны,
изобретая Новые Машины. Собрание разделилось на два ожесточенно враждующих
лагеря. Конец спору был положен пожаром архивов, истребившим все
протоколы; а так как никто из высоких членов Индинала не помнил, какого
мнения держался, тем дело и кончилось. Затем предложено было уговорить
достойных- владельцев заводов- отказаться от Новых Машин; Индинал с этой
целью образовал смешанную комиссию, но все ее просьбы и уговоры не по
могли. Достойные ответили, что Новые Машины работают быстрее и дешевле
лямкарей, а потому им угодно производить продукцию именно этим способом.
Высокий Индинал начал советоваться далее. Был разработан законопроект,
предписывавший владельцам заводов выделять известную долю своих доходов
лямкарям, но и он был отвергнут, ибо, как справедливо заметил Ахриспирит
Ноулейб, такая даровая раздача средств к существованию духовно развратила
бы и унизила лямкарей. Тем временем горы готовых товаров все росли и
наконец стали ссыпаться через заводские ограды, а измученные голодом
лямкари стекались к ним толпами с грозными криками. Напрасно спириты с
величайшей кротостью твердили им, что тем самым они восстают против
законов государства и неисповедимых путей Инды, что они должны со
смиреньем нести свой крест, ибо, умерщвляя плоть, они возносятся духом на
непостижимую высоту и снискивают верную награду на небесах. Лямкари
оказались глухи к этим мудрым словам, и для усмирения их злонамеренных
замыслов пришлось прибегнуть к вооруженной силе.
Тогда Высокий Индинал призвал пред свое лицо ученого конструктора
Новых Машин и обратился к нему с такими словами:
"Ученый муж! Великая опасность грозит нашему госуда