Мне нравится у Рождественского
Неожиданный и благодатный
дождь беснуется в нашем дворе...
Между датой рожденья
и датой
смерти
кто-то поставит тире.
Тонкий прочерк.
Осколок пунктира.
За пределом положенных дней
руки мастера неотвратимо
выбьют минус на жизни твоей.
Ты живешь,
негодуешь,
пророчишь.
Ты кричишь и впадаешь в восторг.
...Так неужто малюсенький прочерк
не простое тире,
а итог?!
Линия, которая знает обо мне всё
Над каждым днём всегда горит тихий свет смысла. Если всмотреться, он падает на крошечную деталь — ту самую чёрточку между датами. Скромный штрих, будто случайная рисочка, но именно в него помещается всё прожитое.
У Рязанова эта чёрточка — целая вселенная. Он как будто просит: «Смотри не на даты, а на то, что между ними». И тогда становится ясно: ничтожного там нет. Есть след — живой, упрямый, не спрячешь.
Читая строки «В ту чёрточку вместилось всё что было…» понимаешь: он не оплакивает прошлое, а признаётся, что жил всерьёз — любил до дрожи, ошибался по-настоящему, не прятал сердце.
Он говорит, что всё исчезло. Но мы же знаем: ничего не исчезает полностью. То, что «растворилось и погибло», звучит в привычках, голосе, молчании, в движении руки, ставящей кружку на стол.
И ещё: у всех чёрточка одинаковая — тонкая и, как правило, чёрная. Но жизнь в ней у каждого — своя. Она зависит от имени, от шагов, от тех, кому мы позволили себя коснуться, от Бога, случая, нежности. И — от нас.
Хочется спросить: что именно я доверяю этой маленькой линии, которая знает обо мне всё? Что останется, когда время, терпеливое и тихое, оставит лишь тонкий след смысла?
И, может быть, однажды кто-то, взглянув на этот штрих, почувствует тепло — твоё или моё. Тепло любви, смешков, выборов, ошибок и света, который мы складываем внутрь собственной чёрточки.
Чёрточка одна. Истории — разные. Что делает твою — единственной?
***
(Совместный труд машины и человека)
