Камчатский бездельник

Нам особенно интересно было добраться туда, где стояли танки. Дошли до танков, они стояли точно такие, какие были показаны в фильме «Три танкиста». На башне танка были поручни, похожие на  оленьи рога. Когда я стал военным, и видел современные новые танки Т-34, уже на башне не было этих «поручней», я думал, зачем эти поручни, т.е. надстройка на башне танка? Я вспомнил об этих «поручнях», когда сидел на танке в 1944 году, когда мне пришлось в составе танковой роты совершать марш в тыл врага с задачей захватить перекресток шоссейных дорог с целью не пропустить по ним отход отступающих немцев из окружения города Витебска. И вот мы сидели на танке вместе с пехотой, а танк ехал на большой скорости, и тогда я вспомнил о «рогах» на башне танка.

Подошли к улице, где стояли артиллеристы, а за ними во втором ряду стояла кавалерия. Нам было интересно смотреть на солдат, у которых на боку висела шашка, а на сапогах шпоры. Вид у них был грозный. Орудия, по нашим понятиям, тогда имели грозный вид, колеса большие и деревянные, стволы орудий короткие. Но время шло, и война надвигалась, хотя мы, мальчишки, в это время о войне и не думали. Перед войной с белофиннами мы на парадах видели много броневиков, тяжелых танков и много кавалерии. Танки тяжелые и большие, на которых были установлены три башни. Почему я вспоминаю о том, что мы тогда видели? А потому, что в основном мы начали воевать в 1941 г. именно с этой техникой. Наша страна, готовилась к войне, шла подготовка к войне и населения. Проводили занятия по химзащите во дворе, где мы жили. Населению показывали, как надо защищаться от химического нападения. Помню, как это было во дворе: появились люди, одетые в химические комбинезоны, в противогазах, которые толкали перед собой коляску, из которой сыпалась на землю белая известь, как нам тогда говорили, так надо обезвреживать отравляющие вещества на земле. В домоуправлении проводились занятия для жильцов дома по ознакомлению с отравляющими газами (веществами), которые могут применяться в случае нападения на нашу страну. Собирали жильцов домов, это были взрослые, но и нам, мальчишкам, было интересно присутствовать на занятиях. Показывали пробирки, в которых находились отравляющие вещества, а их было, как помню, 5 или 6. Помню только несколько – это иприт, фосген, люизит... Нам даже давали понюхать. Рассказывали, какой газ как действует на человека и как надо защищаться. В школах мы сдавали нормы на значок «Будь готов к труду и обороне». Противогазы надевали на время: маски противогазов были с длинным носом, при убирании его внутрь мы протирали им стекла. Вот что я хорошо помню, что происходило на наших глазах в стране в предвоенные годы.

Как я встретил войну

22 июня фашисты напали на нашу страну. Где и как встретило войну наше поколение? Я встретил войну в городе Москве. Мы жили в доме, где находился МИД СССР, т.е. в левом крайнем крыле дома был жилой фонд, где жили работники МИДа СССР. Мой отец работал в МИДе. Первые дни войны были заметны в городе Москве. В ночное время город замирал, в окнах домов ни огонька, на улицах уличные фонари были отключены, на улицах сплошная темнота. Всюду в городе  соблюдалась светомаскировка. Пришла война и в Москву, а с ней –  разрушение и смерть. Линия фронта приближалась к Москве. Войска противника всё дальше и дальше продвигались вглубь нашей страны. Враг стал совершать бомбардировочные налеты на Москву. Налет продолжался всю ночь. Я хорошо помню, когда перед первым налетом на Москву была объявлена воздушная тревога. Вой сирен был звонкий и, я бы сказал, страшный. Под вой сирен все жильцы жилого дома МИДа спустились в подвальное помещение, как я помню, оно выглядело как настоящее бомбоубежище. Все сидели и ждали, вот-вот начнут рваться бомбы, а к рассвету объявили отбой воздушной тревоги. Утром по московскому радио было объявлено, что воздушная тревога была учебной. Буквально через неделю с началом темноты завыли сирены, а по радио объявили воздушную тревогу. Мы думали, что это опять учебная тревога, и решили не спускаться вниз, а остались на седьмом этаже дома наблюдать. Всматривались в темноту, на лестничной клетке было окно, которое выходило в сторону улицы Кузнецкий Мост. Небо было чистое, сверкали звезды, мы  всматривались в темноту, в ту сторону, где за горизонт село солнце. Стояла, я бы сказал, страшная и жуткая тишина, и это в центре Москвы! Но вот на горизонте засверкали вспышки, как будто там идёт гроза, но звука нет. Через некоторое время вдали в небе появились тонкие нити лучей прожекторов и уже доносились до нас звуки орудийных залпов зенитных орудий. Мы поняли, фашистские самолеты летят бомбить Москву и наша зенитная артиллерия ведет заградительный огонь. Войны мы не видели, но слышали по радио и читали в газетах, как наши войска ведут упорные и тяжелые бои на фронтах. Вот и мы видим и чувствуем, война дошла и до Москвы. Мы надеялись, что наша зенитная артиллерия остановит фашистские самолеты но... Но они все ближе и ближе летят к центру Москвы, это можно было определить по разрывам зенитных снарядов, это значит, самолеты над Москвой. Но звук летящего самолета пока до нас не доходит. Мы потом узнали, самолеты летят бомбить на большой высоте.

Вспоминаю об острых и небезопасных случаях нашего пребывания на чердаке нашего дома. Когда снаряды рвутся над нами, тогда появляются «летящие» жучки. Почему «жучки»? А вот почему. Когда летят осколки от снарядов, то они, падая на землю издают различные звуки. Все зависит от формы и размера осколка. Представляете, кругом стоит глухая тишина и вдруг слышишь звуки, какое-то «шуршание», кто «фурканье», а то как будто шмель летит – «жужжание». При падении осколка на крышу, а крыша дома покрыта железом, если крышу осколок не пробил, то он с шумом катится по крыше или падает вниз, во двор, а там при падении осколка слышен треск оконного стекла. Это интересно слушать и смотреть, куда упал осколок, если у тебя есть над головой защита, а если ее нет? На следующий день после налета идешь по улице и видишь: на асфальте торчат осколки наших зенитных снарядов, а где просто валяются. При очередном налете на Москву мы как никогда пристально всматривались туда, откуда ждали нападения, т.е. на запад.

И при втором налете на Москву 24 июля мы сидели не на крыше, а наблюдали в окно с лестничкой клетки, и мы увидели впервые, как фашистские самолеты сбрасывали над центром Москвы осветительные бомбы, а сначала мы видели их, как они висели где-то на окраине Москвы. При подлете к центру было хорошо видно, как бомбы загорались, т.е. сначала появлялась маленькая, еле заметная вспышка, а через несколько секунд – яркая вспышка, и мы видим – бомба медленно спускается, освещая город. При горении от бомбы отделялись почему-то искры, и они сыпались на землю. Сброшено на Москву несколько осветительных бомб, они висели в разных местах над городом. Мы видели, как по всем осветительным бомбам наши зенитные пушки вели огонь и старались их сбить, было видно, как трассирующие нити пулеметных очередей пронизывали светящееся облако (бомбу), при попадании было видно, как нарушается трассирующая нить и пули летят в разные стороны. Подбитые осветительные бомбы, падая на землю, продолжали гореть. Я жил на 7 этаже, и каждый раз, выходя из квартиры на лестничную клетку, чтобы сесть в лифт, в окно видел всю Москву. До нападения самолетов на Москву я лично видел, что на крышах высотных домов были сделаны площадки и на них установлены 4-х-спаренные пулеметы "Максим". Вот эти пулеметы и вели огонь по бомбам. Мы смотрели, как по всему темному небу рвутся снаряды, местами снаряды рвутся кучно, это значит, там летят самолеты. Страшно было все это видеть. И вот вдруг мы услышали пронзительный вой летящей бомбы, и тут же прогремел сильный взрыв – это первый в моей жизни случай, когда я услышал звук летящей настоящей фашистской бомбы. Когда я был на воронежском фронте на Курской дуге, находился по бомбовым налетом фашистских самолетов Ю-88, летящие бомбы издавали пронзительные звуки, так же, как я слышал в Москве.

Из опыта в моей фронтовой жизни, а я не один раз пережил бомбовые налеты, скажу – если бомба летит в район, где ты находишься, то звук слышен, а если дальше от тебя – нет. После первых налетов на Москву на Манежную площадь около Кремля были привезены для показа жителям Москвы сбитые немецкие самолеты, которые участвовали в налетах на Москву. Тут были останки сбитых самолетов «Юнкерс-88», «Хейнкель-3», истребителей М-109 (мессершмитт). У каждого сбитого самолета стояла табличка с пояснениями, где был сбит самолет и кем. Народ приходил на площадь, где стояли подбитые самолеты, и рассматривали их, трогали руками. Мы с товарищами и Юрой тоже ходили на площадь, нам было интересно посмотреть на подбитые самолеты, заглянуть внутрь фюзеляжа, откуда шел какой-то резкий запах.

Начало военной карьеры и призыв в Красную армию

Август 1942 года. Вспоминаю город Куйбышев, откуда меня призвали в армию. Мой отец работал в МИДе СССР, и вот в октябре 1941-го министерство вместе с сотрудниками из Москвы эвакуировали в Куйбышев. Город стоял на русской реке Волге. МИД СССР находился в доме, где раньше располагался сельскохозяйственный институт города Куйбышева. Жили мы в доме, который стоял около дома МИДа. Жить было очень тяжело в маленькой комнате, где стояли две кровати да стол. В городе находился знаменитый Жигулевский пивной завод, он в это время славился хорошим пивом. Помню, в городе было много ларьков, где продавали бочковое пиво. У моего товарища Юры Филиппова в МИДе работала тетка, с которой он жил, а мать его работала где-то за границей. И вот нас двоих через военный учетный стол МИДа и направили в военкомат, где нам предложили поехать учиться в 1-е Пензенское артиллерийское училище. Какая у нас была реакция на это предложение, я не помню, помню только когда мы шли в военкомат, нас сопровождал представитель военного учета МИДа и, видимо, он способствовал, чтобы нас отправили учиться.

Стояла теплая погода, шел август 1942 г. Последний вечер в Куйбышеве мы провели с друзьями в городском саду, который находился на склоне к реке Волге. Мы знали о том, что немецкие войска подошли к Сталинграду, и там наши войска ведут тяжелые бои. На следующий день нас всех призывников собрали в военкомате, отправили пешком на вокзал и посадили в вагон. На перегоне было много провожающих, там был мой отец и брат Саша, а Юру провожала его тетя, отец погиб на фронте. Мы были юнцы, всего по 17 лет. В душе мы были рады, что едем служить, а что нас ждет и какая судьба у нас будет в жизни, мы об этом по молодости не думали, но в будущем нам с войной придется встретиться. Смотришь в окно вагона на провожающих, у многих слезы и рыдания. Мы еще тогда не представляли, что не всем призывникам, которых провожают в армию, будет суждено вернуться домой... Поезд тронулся, я из окна вагона помахал отцу рукой. Отец заплакал, и в это время я почувствовал, что отца я вижу в последний раз. В дальнейшей моей фронтовой жизни будет многое, о чем я не напрасно подумал при прощании с отцом.

Военное училище

Что такое военное училище? И какая армейская жизнь нас там ожидает? Училище разыскали быстро, оно находилось на окраине города Пензы. Это был военный городок, казармы старой постройки из красного кирпича. Военный городок был обнесен высоким забором. И вот группа с мешками за спиной (почему-то мешки тогда назывались «сидорами») мы подошли к проходной КПП. Вид у нас, я помню, был, прямо скажу, невзрачный, усталый. Первое мое знакомство с училищем началось с бани. Наши шмутки отобрали и после бани выдали обмундирование цвета хаки, как помню, гимнастерку мне дали из плетеного материала, а не как обычное мягкое из х/б. Вместо сапог мне дали солдатские ботинки и к ним длинные голенища, называемые обмотками. Вы не представляете, как мы впервые в жизни взяли эти зеленые мотки обмотки в руки. Чтобы надеть ботинки, нам дали портянки вместо носков, а вот как портянки намотать на ногу, это было для нас ново. Курсанты училища, которые нас обслуживали, показывали нам, как надо пользоваться портянками. Я скажу о себе, я так и не смог правильно намотать портянку на ногу. Теперь об обмотках, для нас и это ново, и тут тоже надо уметь правильно обмотать, а они (обмотки), непослушные нашим рукам, вырываются из рук и распускаются. Забегая вперед, скажу: когда будем учиться, все недостатки с которыми мы встретились, мы быстро освоили. Меня направили в 1-й дивизион, 2-ю батарею, 2-й взвод. Командир учебной батареи был ст. л-т Евтушенко, кстати, после войны я служил в артиллерийском корпусном полку в городе Покров под Москвой в 1946 г. И там я неожиданно встретился с бывшим командиром батареи  ст. л-том Евтушенко, он на фронте не был. Командир взвода был л-т Титов, среди личного состава курсантов были и курсанты, которые были на фронте, после госпиталя были направлены на учебу в училище. В 1-й батарее много было курсантов, которые уже побывали на фронте, они выделялись среди нас и по возрасту, и по манере обращения между собой. А особенно, когда они реагировали и высказывали на своем языке на трудности, которые возникали во время учебы, ссылаясь на фронтовую жизнь. После карантина началась напряженная учеба. Учеба в училище начиналась с подъема в 6.00 утра и до отбоя 23.00. Прямо скажу, было трудно и, честно признаться, тяжело. Хотя и кормили нас по курсантской норме, но ее надолго нам не хватало. Нам всем пришлось ходить за дополнительным пайком к забору, так как за забором собирался «хитрый рынок», так мы его тогда называли. Местные жители приходили к забору нашего училища с намерением что-нибудь продать. Залезая на забор или между досок забора, мы старались купить лепешку, молоко, вареные яички, помидоры или стакан махорки. Кстати, махорка была хорошая, и слабая, и крепкая.

Нам поставили задачу в таком-то квадрате: у нас в руках карта, ночью с самолета были сброшены немецкие парашютисты-диверсанты, нам приказано прибыть в указанный квадрат (см.по карте) и прочесать лес. Вышли с территории училища и тронулись в путь. Шли ускоренным шагом, впереди командир батареи, а мы по взводам за ним. Вышли за черту пригородных строений, на проселочную дорогу и вдруг первый взвод, за которым мы шли, побежал, а мы за ним. И вот с полной выкладкой ты бежишь, весь мокрый, хотя и воздух осенний, холодный, с одной думой – вот-вот сейчас перейдем на спокойный шаг. А не тут-то было, продолжаем бежать. Но вот остановились, поступила команда «привал», на душе стало легче. На первом привале я лег на прохладную осеннюю землю, а под голову положил свой солдатский мешок. И только устроился в надежде отлежаться, но тут слышу команду – всем вставать и продолжать движение вперед. Я не представлял, что такое марш-бросок, и как мы, молодые курсанты,  должны его выполнять, а это 10-15 километров, половину маршрута мы должны бежать бегом с переходом на ускоренный шаг, с короткими остановками для отдыха "привал". Я помню, бегу, а силы меня покидают, и думаю, неужели эти муки мне нужны на фронте, я же не пехотинец, а артиллерист, мне надо не бегать, а стрелять из орудий. Для передвижения у меня будет арт.тягач. И вот вспоминаю один эпизод из моей фронтовой жизни, где в январе месяце 1944 г. мне пришлось выходить вместе с пехотой из немецкого окружения не пешком, а бегом – все 4 километра пришлось бежать по снегу. Как видите, жизнь показала – не зря нас к этому готовили и муштровали.

Жизнь в училище и боевая подготовка продолжалась.  Вспоминаю такой случай, мы курсанты получали посылки и денежные переводы, вот и мы получили посылки, я и Юра, из МИДа СССР. При получении каждая посылка вскрывалась в присутствии старшины батареи. Обидно было нам, что вскрывают посылку, а там бутылка хорошего вина, которую забирает старшина, и нам говорит, а это вам не положено, и на этом осмотр закончен. Вам интересно будет знать, что же нам в это тяжелое время присылали в посылках. Это была бутылка хорошего вина, кажется, «виски», теплые варежки, носки, сладости – конфеты-печенье, а самое ценное для нас, это два портсигара с сигаретами в каждом по 50 штук. Сигареты были английские с приятным ароматом и от махорки сильно отличаются. Мы с Юрой этими сигаретами угощали наших товарищей. У нас возникли проблемы, как сохранить для пользования сигареты? Так как в тумбочке оставлять сигареты было нельзя, их все равно украдут. И вот я решил один портсигар с сигаретами спрятать в районе плаца, под деревом, и кучей листьев. Я не помню, сколько раз я приходил за сигаретами, чтобы несколько штук взять для курения, но... один раз я пришел, а там сигарет не оказалось. Но у меня остался первый портсигар, который мы быстро раскурили и раздали, и я его использовал под махорку, он мне служил долго и на фронте.

Наступила зима 1942 г., а зима была суровая и очень холодная. День начинался с подъема. Услышишь команду "подъем", и вот тут  начинают развиваться события – надо быстро встать, одеться, а тут старшина подает команду "становись". Ведь за опоздание встать в строй иногда давали наряды вне очереди. А тут, как иногда бывало, из рук вырывается обмотка, которая, разматываясь, катится под ноги стоящих в строю. Чтобы успеть встать в строй, так и бежишь, держа в руке размотанную обмотку, в надежде намотать ее на улице. Зарядка проводилась, как правило, без нижних рубашек, и только когда были крепкие морозы, мы одевали нательное белье, а то и гимнастерки. Физзарядка проводилась около казармы при полной темноте, если не считать фонаря, который висел над входной дверью казармы. И как всегда, после команды "оправиться" начинается физзарядка с бега. После зарядки бежим в казарму, а тут при входе стоит старшина и трогает твое тело и определяет, натерся ли ты снегом или нет... Поворачивает тебя обратно и ты бежишь обратно на улицу и натираешься снегом. Но тогда мы с этим тоже мирились, зная, что на фронте нам будет еще труднее. Помню, что курсанты-фронтовики  страшно были недовольны такой зарядкой, когда тебя заставляют обтираться снегом.

Много раз проводили лыжные кроссы, помню, был сильный мороз и я отморозил большой палец на ноге. Регулярно ходили в наряды на кухню и в караул. Я предпочитал наряд идти работать на кухню. Там хотя и приходилось работать без отдыха все 24 часа, не как в карауле, где стоишь часовым на посту, а после отдыхаешь, но зато на кухне вдоволь будешь сыт. Весь день на кухне колешь дрова, топишь печку, чистишь картошку, моешь посуду и полы. Правда, после этого наряда приходилось иногда часто навещать туалет. Новый 1943-й год  встретил в карауле, часовым на посту охранял склады, а в клубе в это время играла музыка и часы били 24.00. Вот так я встретил первый Новый год в моей в сознательной жизни.

Немножко об учебе

Весь учебный период пришелся на холодное время зимы. Половина учебных занятий проходила в артиллерийском парке, на открытом воздухе, где изучали огневую подготовку по стрельбе из орудий прямой наводкой по танкам и огневым точкам. Половину дня занимались в классах, где изучали и осваивали теорию артиллерийской стрельбы. Много времени уделяли изучению тактики. Практические занятия проводились так же на местности, в поле. Мы изучали два орудия 45-мм, мы ее называли «сорокопятка» и 76-мм ЗИС-3, так называли дивизионное орудие. Это орудие было основой наших артиллерийских полков в стрелковой дивизии. Оно служило для ведения огня с закрытой огневой позиции для поддержки нашей славной пехоты, а также для ведения огня прямой наводкой по танкам и огневым точкам. 45-мм орудие – маленькое и в освоении его сложности не было. Это орудие в первый год войны было грозным, хотя и было небольшое, стреляла пушка точно и подбивала танки. Батарея 45-мм орудий входила в состав стрелкового полка. В апреле 1943 года я окончил училище и мне было присвоено звание «лейтенант». В это время в армии были введены новые офицерские знаки различия, нам вручили погоны, но звездочек к ним нам не дали. Нам пришлось самим вырезать из консервных банок эти звездочки.

Будучи на фронте, когда мы стояли в обороне под городом Витебском, эти самодельные звездочки заменил на другие, сделанные мною из гильзы немецкой ракеты, вид у них был другой и они не ржавели. С этими звездочками на погонах так и проходил до конца войны. А самое главное, я расстался с обмотками! Взамен их мне выдали кирзовые сапоги, а некоторым лейтенантам и сапог не хватило, вместо сапог им дали новые ботинки и обмотки. Мы поехали по разным направлениям на фронт. Это был конец апреля, мы с Юрой получили назначение в резерв Воронежского фронта. Но почему-то местом прибытия значился не фронт, а в предписании адрес – Гороховецкие лагеря, станция Ильино это под городом Горьким.

Гороховецкие лагеря

Впоследствии я понял, что значит Гороховецкие лагеря, и почему и зачем они находятся именно здесь? Природа здесь скудная, сосны да песок, да в лесу видны песчаные бугры (барханы). После войны мне пришлось снова связать военную службу с этими лагерями. Начиная с 1947 года я знал Гороховецкий лагерь как артиллерийский полигон, где проводили различные боевые артиллерийские стрельбы. На этот полигон с 1947 года по 1957 год я сам со своей батареей приезжал в составе артиллерийского полка на боевые стрельбы. Большая часть моей военной службы после войны была связана с этим лагерем.

Куда мы прибыли, – этот лагерь, как мы поняли, был сборным пунктом офицерских кадров. В основном здесь были офицеры, прибывшие из госпиталей и молодые офицеры, прибывшие из училищ. Тут были офицеры всех родов войск и всех званий, кроме старших. На целый день мы выходили (выползали) из землянки (барака) на свежий воздух и ходили, кто куда... Кто в деревню в чайхану (столовую), мы, молодые офицеры, такой возможности не имели. Старше нас, фронтовики, – имели и деньги, и вещи, которые меняли на самогон, на курево. После ужина все собирались в казарму и мы залезали на нары, на место, где лежит твой мешок и шинель. Кое-кто забирался на нары после чайханы с трудом. Свободного места на нарах было много, ибо никто здесь не задерживался. Некоторые, прибыв сегодня, назавтра получали назначения и уезжали. На нарах лежали группами, как мы с Юрой, о чем-то между собой вели разговоры, а фронтовики между собой, как мы слышали, о боевых эпизодах, и рассказывали анекдоты. В один теплый солнечный майский день мы нашли небольшой заброшенный участок, где между кочками была вода и мы решили постирать портянки. Постирали и положили сушить на траву, солнце свое дело сделало и портянки высохли. Мы знали о том, что завтра мы получим назначение и покинем этот лагерь. Наша группа молодых офицеров, окончивших 1-е Пензенское училище, получила назначение на фронт.

Нам выписали проездные документы до места назначения на Воронежский фронт. Ехать нам надо через г. Старый Оскол до железнодорожной станции Ржава. На станции военный комендант нам скажет, как нам ехать до военной части, указанной в предписании. Пробыв в резерве около недели, мы той же дорогой, какой пришли, пошли пешком обратно на станцию Ильино. Сели в поезд и поехали в Курскую (губернию) область.

Прибытие на Воронежский фронт

Сошли с поезда на станции Ржава – это Курская земля. Она нас встретила хорошей солнечной погодой, кругом было много зелени, а самое главное, это как там пели курские соловьи... Это надо было слышать! Хотя их пение мы уже слышали раньше. Это было на железнодорожной станции Старый Оскол, там мы сходили с поезда на продовольственный пункт, чтобы получить продукты, и там мы слышали тоже соловьиное пение. Но здесь, на станции Ржава, они пели особенно звонко. Но мы прибыли на фронт и хотя нам пели соловьи... Но мысли у нас в голове были совсем другие. На станции мы узнали у военного командира, как нам добраться до штаба 38-й армии. До штаба добирались на попутных машинах, а где и пешком. Сели на попутную машину, полуторку, в кузове машины сидели двое солдат и нас по-моему было четыре офицера, и мы ехали в штаб армии, а штаб армии находился в г. Обоянь. Машина ехала в г. Обоянь, мы сидели в кузове на ящиках, нас трясло, много поднималось пыли из-под колес машины. Когда ехали, над нами было чистое голубое небо и никаких признаков, что мы едем к фронту.

И вдруг на голубом небе мы увидели немецкий самолет-разведчик «раму». Мы, задрав головы вверх, наблюдали за ним, а он спокойно летит, и по нему зенитчики не ведут огонь. А один солдат сказал: «Рама – самолет-разведчик и он засекает ОП, вот почему по нему не ведут огонь зенитчики». В штабе армии мы получили назначение в 23-й стрелковый корпус, в 204-ю стрелковую дивизию, которая находилась в городе Суджа.

Мы отправились в путь через город Обоянь. Шли через весь город, в городе много было разрушенных домов, город пострадал во время прошедших боев. До Суджи мы опять добирались на попутных фронтовых машинах. Город находился недалеко от Сумской области Украины, в глубине Курской дуги. Передовая проходила на западе от города Суджи в 30-35 км. Прибыли на место в г. Суджа, нашли штаб дивизии, который находился на окраине города, как я помню, это была школа. Город был небольшой – провинциальный, в городе в основном одноэтажные здания. О городе я ничего больше сказать не могу. На окраине и в городе много зелени и фруктовых садов – около каждого дома. В штабе дивизии нас принял начальник артиллерии дивизии. Провел с нами беседу и троих из нас, в том числе и меня, направил в 657-й артиллерийский полк, остальные были направлены в противотанковые батареи стрелковых полков.

Итак, с этого дня началась моя служба во фронтовой дивизии. Я стал служить в дивизионной артиллерии с 76-мм орудием. Мне повезло – те ребята, которые попали в стрелковые полки, имели на вооружении 45-мм орудия, назначение которых было только для стрельбы прямой наводкой. В штабе артиллерийского полка меня и назначили командиром 2-го огневого взвода 7-й батареи 3-го дивизиона. Командир дивизиона был капитан Нассеник, командир батареи – ст. лейтенант Голубец, а командир 1-го огневого взвода – лейтенант Романов Федя, он был родом из Сибири, города Тобольск Командир взвода управления – лейтенант Мескичеков – родом из Сибири, город Омск. Все товарищи по батарее, в составе которой мы будем вместе себя и своих солдат готовить к боевой жизни. Дивизия вновь формировалась из 37-й стрелковой бригады, которая участвовала в боях под Сталинградом и прибыла для переформирования в город Суджа в 204-ю стрелковую дивизию. Как я помню, дивизия была укомплектована на 50% личным составом и боевой техникой. В нашей батарее вместо двух орудий в каждом взводе было по одному.

Воспоминания майора в отставке

Раздумина Николая Павловича

записано 19.10.1984 г.