Юмор для всех и каждого

Через мгновение к нам пробился ко-гасира, командир нашего отряда. Его лицо, обычно непроницаемое, исказилось гримасой ярости и ужаса.
— Что с Акирой?! — закричал он, отбрасывая асигару ударом катаны. — Почему Хироси вопит, что стал братоубийцей?!

Я мог лишь молча указать на рану. На то, как наконечник яри прошёл навылет, будто бумажную ширму, пробив и кожаные шнуры, и стальные пластины знаменитого доспеха нашего отца. Как? Вопрос повис в воздухе, горше дыма.

Мы потащили Акиру в тыл, под градом стрел. Хироси, сжав челюсти до хруста, нёс его под руки, бормоча одно и то же: «Прости, прости, прости». Лекарь, старый, видавший виды монах, осмотрел рану, почесал бритый затылок и выдал вердикт с бесстрастием, достойным дзэн-мастера:

— Прямая кишка повреждена, но не перебита полностью. Умереть от такой раны сразу — маловероятно. Смерть приходит от потери крови или от нечистот, попавших в живот. Нужно промыть, зашить, дать отвар кисоту и кинкоги для очищения крови и против гниения.

Ха-ха-ха-ха-ха! Как, во имя Амиды Будды, сделать это, если наш обоз с припасами и лекарствами был сожжён дотла первым же натиском врага, а подойти к нему теперь — верная смерть?

Мы выдернули наконечник. Акира не крикнул, лишь стиснул зубы, и из глаз брызнули слёзы. Потом монах велел ему мочиться в глиняный горшок. «Чтобы понять, — пояснил он, не глядя в глаза Хироси, — задета ли уретра. Если моча идёт с кровью, но идёт… возможно, его мужское достоинство можно спасти. Если нет…» Он многозначительно взглянул на свой хирургический нож, лежавший рядом на чистой тряпице.

Мы ждали. Тишина вокруг оглушала. Акира закрыл глаза. Хироси смотрел в землю, и его плечи тряслись беззвучными рыданиями. А я думал о том, как хрупка наша броня, и как страшнее любого вражеского клинка — случайный удар в пылу битвы, нанесённый рукой того, кого защищал всю жизнь.