Лига гендерных вежливых срачей

3 Социальные установки

Общество до сих пор транслирует стереотипы: «терпи ради семьи», «будь скромнее», «женщина — хранительница очага». В результате женщина привыкает к второстепенной роли...
ИМХО: нет ничего унизительного во второстепенной роли. Например на работе я не Генеральный Директор, моя роль "второстепенно" и это меня не унижает. Я все равно ценю себя как специалиста и меня ценят как специалиста. Если я буду думать что любая должность кроме Генерального Директора меня унижает, то я буду мелким ИПшником (РСПшником) или безработным (одиноким). БОЛЬШИНСТВО людей на "второстепенных" ролях, и на работе и в семье (второстепенны еще и дети и старики)

4 Сравнение с другими

... себя они начинают считать «недостаточными», хотя на деле ценность определяется не лайками, а поступками и вкладом в отношения.
ИМХО: нет замечаний, все верно. Но как это сочетается с другими пунктами? Если своя ценность=своему вкладу, то при чем тут унижение от главенство мужчины? От него тогда вообще своя ценность не зависит, только от тебя. А вот сравнивать свой вклад со вкладом других (матерей, бабушек) - полезно.

5 Манипуляции мужчин

Некоторые мужчины намеренно занижают значимость женщины:

ИМХО: бывает такая проблема, это некрасиво.

6 Жертвенность и «служение»

Женщина часто сама выбирает роль жертвы: ..чем больше она стирает себя, тем меньше её значимость для партнёра.
ИМХО: Вернемся к п4 (он токовый): своя ценность=своему вкладу. Получается чтобы ценить себя в отношениях надо вкладываться (служить), тогда ты поднимаешь свою ценность с своих глазах. А если считаешь собственное служение унижением, то значит и собственную ценность будешь считать собственным унижением. Это замкнутый круг.
А если перестаешь вкладываться собственным служением, то получается требуешь чтобы тебя ценили не за то, что ты сделала, а "ни за что".

👤 Итог

Женщина недооценивает свою значимость, когда забывает: отношения строятся на балансе. Мужчина и женщина — равные партнёры, каждый вносит свою ценность.

ИМХО: вывод то хороший, но есть одна ошибка. Баланс не равно равенство, баланс равно гармония. "служение" - это дорога с двусторонним движением. Мужчина служит женщине точно так же как и женщина служит мужчине, а оба служат детям. Но служение у них разное и оно не "равно". Мужское служение чаще в ответственности, женское в быту. Если женщина говорит: "мне даром не нужна его ответственность", а мужчина говорит "мне даром от нее нужен быт", то семьи не будет. Важно только одно: нужно выяснить вклад друг друга и согласиться на вклад до зачатия. Потому что самая глупая стратегия: меня не устраивает, но я надеюсь потом он изменится.

все время сидят без денег, попрошайничая их у мужа на любую хуйню

Неоднозначно намекает, что никакой речи о общем семейном бюджете, ни говоря уже о кошельке - нет.
И у меня вопрос. Ребята, а как вы так живёте?
У меня есть несколько примеров очень молодых семей, в которых:
1. Общий бюджет это какая-то заранее оговоренная сумма - фиксированная часть от ЗП у каждого. Всё остальное на личные нужды и развлечения.
2. Обязанности по дому - чёткий график и распределение обязанностей.
В итоге люди живут под одной крышей, но каждый сам по себе, со своими увлечениями, друзьями, досугом и т.д.. 2 из 3 "семей" не прожили в таком режиме и двух лет - разошлись. Удивительно правда, кто бы мог предположить такой итог...

В маленьком, но гордом городке под названием Липовые Выселки жила бабушка Прасковья. Женщина с характером, как наждак, и твердым убеждением, что жизнь – это такая длинная-предлинная очередь за кефиром, где ты всегда оказываешься последним.

А если тебе в этой очереди комфортно, значит, ты просто не понял правил.

Прасковья была уверена, если ребёнок смеётся значит, где-то недоработка. «Счастливые дети, — любила повторять она, — вырастают в людей, которые не умеют терпеть».

На вопрос внучки Маши, почему, собственно, человек должен учиться терпеть, бабушка отвечала просто: «А чтоб не расслаблялся!»

Маша, впрочем, расслабляться всё равно умела. У неё была маленькая дочь Варя, год и девять месяцев, и Варя спала. Спала так сладко, что соседи снизу шептались, будто девочку окрестили в Макдоналдсе, такая довольная.

Однажды Прасковья пришла в гости с проверкой. Села на диван, нахмурилась и сказала:

— У тебя ребёнок какой-то слишком счастливый. Это всё потому, что ты ей даёшь спать.

Маша, уже зная, что спорить бесполезно, уточнила:

— А какой, по-твоему, должна быть моя дочь?

Бабушка прищурилась и сказала с торжеством палача:

— Она должна сразу понять, что жизнь не сахар.

После этих слов воздух в комнате сгустился. Варя зевнула, повернулась на другой бок и чихнула от мудрости предков.

Бабушка продолжила:

— А то вырастет и будет думать, что ей всё можно.

Маша представила себе Варю лет в пять, работающую по сменам на цементном заводе и на досуге ведущую семейный бюджет, и тихо рассмеялась:

— Может, ей ещё ипотеку оформить, чтоб не расслаблялась?

Бабушка не поняла сарказма:

— А ты не зубоскаль, — тут она бросила на спящую Варю взгляд, полный профессиональной жалости, — спать нужно прерывисто. Как в армии. Подходить и будить легонько. Чтобы организм привыкал к неопределенности.

Маша вспомнила, как когда-то во время беременности её тётка звонила каждое утро в семь, чтобы «приучать к недосыпу». Та самая логика, тренировочная жестокость во благо. Люди, которые уверены, что счастье — это слабость, а усталость — школа жизни.

Варя тем временем ухмыльнулась во сне, потянулась и сладко улыбнулась миру, в котором пока никто не заставляет её страдать ради будущего. Прасковья посмотрела на эту идиллию и вздохнула:

— Балуете вы её. Потом поздно будет.

— Поздно будет для чего? — спросила Маша.

— Для страданий, — серьёзно ответила бабушка.

— Знаешь, бабушка, — вдруг говорит Маша, поднимая на нее глаза, — а мне кажется, она и так все поймет. Сама. Когда вырастет. Мир ей еще сто раз докажет, что он не только про конфетки и объятия. А пока... Пока пусть поспит.

И она нежно поправила одеяльце на плече у Вареньки. Та во сне вздохнула и уткнулась носиком в мамину руку.

Прасковья посмотрела на эту сцену и покачала головой. Видела ли она здесь нежность и любовь? Нет. Она видела упущенный педагогический момент. Очередное поколение, которое растят в тепличных условиях, не готовя к очереди за кефиром.

— Ладно, — сказала она, поднимаясь с кресла. — Ваше дело. Только потом не жалуйтесь. Пойду, картошку почищу.

Она уходит на кухню. Слышен звук ножа, методично счищающего кожуру.

Маша смотрит в окно. На улице светит солнце, щебечут воробьи, смеются какие-то дети во дворе. И ей почему-то кажется, что самое страшное, это такая вот спокойная, бытовая, обоснованная благими намерениями уверенность.

В том, что страдание — это норма. Что счастье — это что-то подозрительное. А покой и радость нужно заслужить многолетней борьбой с ветряными мельницами, которые сами же и построили.

И самое удивительное, что эти люди искренне верят, что несут добро. Что готовят детей к жизни. А на самом деле... они просто готовят их к той самой очереди за кефиром. В которой сами стоят уже много-много лет.

Только в этот момент кот, видимо задолбанный такой философией, взял и нагадил в обувь бабушки, стоявшей в прихожей. Символично, между прочим.

Мир явно намекал, что счастье не грех, а естественная месть за суровую глупость.

© Ольга Sеребр_ова

Материал был ранее опубликован на https://dzen.ru/a/aRBy1JIAoU01Iehn