Катехизис Катарсиса

Традиционно принято считать, что римская религиозная система погрузилась в 3 веке вместе с самой империей в кризис, после которого она так и не пришла в норму и была постепенно вытеснена христианством. Однако не совсем очевидно, почему римская религия, гибкая и пережившая не один кризис, вдруг в 3 веке резко сдала позиции.

Религия в греческом и римском мире заметно отличалась от того, что мы привыкли под этим термином понимать. Боги, в первую очередь, выступали покровителями отдельных общин, и лишь во вторую - отдельных людей. Покровительство это выражалось в форме договора: люди правильно чтут богов, а те даруют им свою защиту. Поэтому вся общественно-политическая система была выстроена вокруг почитания богов. Для этого требовалось постоянно совершать в правильном виде многочисленные ритуалы, призванные ублажить потусторонних защитников, призвать их на помощь или узнать их мнение по важным вопросам, совершив гадание.

Фактически, кроме соблюдения ритуалов и проявления уважения божествам в форме дарения им подарков, строительства и украшения храмов, более они ничего не требовали от людей. Да, так как боги защищали общину, то за действия, направленные против сложившихся порядков, они могли осерчать. На этом была основана самая древняя часть правовых систем - преступление считалось святотатством, и, кроме кары людской, на человека накладывалось ещё и божественное проклятье. Но, в целом, никаких особых требований к поведению прихожан или их морали античные боги не предъявляли, в душу не лезли, даже истовой веры не требовали, главное - выполни правильно ритуал и всё будет хорошо.

С одной стороны, такое положение вещей кажется удобным - ведь взаимоотношения с потусторонним носят четкий регламентированный характер. С другой же, столкнувшись с внутренним кризисом, человек мог не найти в этой религии ответов на терзающие его экзистенциальные вопросы. Греческий или римский бог мог ответить через гадания на простые вопросы - стоит или не стоит что-то делать. А вот на сложные - уже нет. Столкнувшись с любой проблемой, верующий мог только надеяться на то, что правильно выполнив ритуал и призвав на помощь бога, получит её разрешение.

А чем сложнее становилось общество - тем сложнее были вопросы, на которые человек не мог сам найти ответа, так как религия не давала ему инструментов для этого. Но они были у философии, родившейся в ответ на запрос в познании мира и самого человека. За века развития философские школы дали множество способов найти ответы на экзистенциальные вопросы бытия, сформулировали теории мироздания и того, как же должен жить человек. То есть, если боги отвечали за сферу общества и государства, то философия - за самого человека. Эти два мира имели пересечения, так как философы вынуждены были затрагивать в своих построениях и сферу божественного, но они, в основном, не противоречили друг другу.

Была только одна проблема: если на заре своего развития философы, может, и были близки к простому народу, то со временем эта сфера деятельности стала уделом исключительно элит. Философия требовала для своего познания хорошего образования: знания литературной латыни и греческого, способности прочитать и усвоить множество трудов классиков, быть способным рассуждать и спорить на философские темы. Всё это требовало времени и денег, что отсекало огромные массы людей от доступа к философским знаниям. Да, какие-то философские концепции в сильно усеченном и упрощенном виде, судя по дошедшим до нас свидетельствам, в народ уходили. Но эффективно коммуницировать с простыми людьми ко 2 веку н.э. философия не могла.

При этом трансформация Средиземноморья в ходе римского завоевания привела к серьезнейшим изменениям в обществах региона. С одной стороны, шло навязывание римских порядков на западе и греко-римских на востоке, унификация культовой деятельности и расширение географии представления религий других регионов за счет их привнесения в Рим. С другой же стороны, появилось множество людей, вытолкнутых этой имперской глобализацией из своих общин и привычной религиозной жизни. Отрываясь и от родных и друзей, и от привычных им культов, они переставали чувствовать себя своими в этом мире. При этом, обращу внимание, речь идёт ещё о благополучном периоде “хороших Цезарей”, когда общество не испытывало постоянно серьезных внутренних проблем и внешних вызовов.

Для элит империи проблемы отчужденности от общества не было, ведь у них была философия. Популярные во 2 веке н.э. школы стоиков и неоплатоников по-разному отвечали на вопрос как надо жить, но, в общем-то, говорили об одном и том же - что нужно стараться быть человеком высокой морали. Эти же мысли при Траяне уже с трибуны сената будет озвучивать Плиний Младший применительно и к сфере божественного: что богам точно должно быть угодно высокоморальное поведение людей. И он будет в таком мнении не одинок, так как в том или ином виде оно будет встречаться во многих произведениях эпохи.

Так как религиозная система была неотделима от общественно-политической и отражала собой её устройство, то основную роль в отправлении культов играли представители элит, формируя текущие обрядовые практики и само наполнение религиозной жизни. И вот может показаться, что раз подобные мысли озвучивались элитами, то они должны были транслироваться и в религиозную практику. Но… ничего подобного.

Традиционные культы продолжали основываться на механистическом исполнении ритуалов, не затрагивая философские аспекты бытия. Единственным важным изменением, произошедшим в эту эпоху, стало распространение обрядов инициации в ответ на запрос на формальное принятие в общину. Но и они были, скорее, красивой церемонией, ничего в жизни инициата не меняя.

Может показаться странным, что люди, выброшенные из привычной среды родных общин, не обратились к общегосударственному императорскому культу, который олицетворял собой единство империи и мог стать точкой сборки новой имперской римской общности. Однако он был в ещё большей степени “гражданским культом”, призванным исключительно символизировать единство народа с их императором, не предполагая ни панибратства, ни тем более мистицизма и прочего вторжения в сферу духовных вопросов. Сами понимаете, что императорам вот вообще не были нужны блаженные, с которыми во снах общаются духи прошлых правителей и что-то им советуют.

Лишенные доступа к философии, не находящие ответа в традиционных религиозных практиках, простые люди начали искать прямого контакта с божественным, надеясь, что в этом случае они получат нужную помощь. И, что характерно, нам известны конкретные примеры, когда этой цели достигали. Так, оратор Элий Аристид, живший в середине 2 века н.э., оставил после себя “Священные речи”, где рассказывал, как к нему во снах периодически приходил бог Серапис. Однако, если обычно раньше боги во снах требовали для себя каких-то подношений, то Серапис для Аристида выполнял функции психотерапевта и помогал тому с жизненными кризисами.

Чтобы добиться такого уровня контакта с богом во втором веке было множество методов. Что характерно, все они происходили с эллинистического востока - из Сирии, Малой Азии и Египта. Там уже несколько столетий, как в котле, варились древнеегипетские, персидские, греко-римские верования, иудаизм, эллинистическая философия и разного рода мистические учения. Границы между религией и философией там были настолько размыты, что крайне сложно отделить одно от другого. Восток бурлил идеями, разные секты и школы перенимали их друг у друга настолько активно, что сегодня ученые ломают копья кто у кого и когда какую идею подсмотрел.

Однако, для нас важно не это, а то, что многие из появившихся на востоке практик как раз-таки позволяли расширить границы традиционной религии. Так, некоторые верующие образовывали кружки “углубленного изучения бога”, где обсуждали свой религиозный опыт, делились своими мыслями и тем самым вводили себя в религиозную экзальтацию в надежде, что бог или его откровения снизойдут на них.

Другие обращались к наводнившим империю магическим трактатам. Те обещали за счет применения особых ритуалов и магических формул канал взаимодействия с потусторонним. Власти империи боролись с этим явлением, так как видели в нём угрозу традиционным культовым практикам. Но судя по тому, что до нас дошли некоторые такие магические тексты, ограничить их распространение не вышло.

Однако, если попытка наделить традиционные культы новыми свойствами проваливалась - не беда. Можно было обратиться к менее традиционным, которые практиковали введение в экстатическое состояние в массовых обрядах. Например, к греческим вакханским культам или восточному культу Кибелы. Первый делал ставку на ублажение плоти через возлияния, в чем консервативные римляне видели упадок нравов, а в сборищах вакханцев то оргию, то заговор. Из-за чего культ периодически подвергался преследованиям.

Культ Кибелы же был склонен к чувственному опыту, выраженному через театральные постановки, танцы и легкий бдсм: так, 24 марта в праздник Dies Sanguinis («День крови») совершалось “траурное безумие”, когда верующие били себя кнутами, чтобы окропить алтари и изображение супруга Кибелы - Аттиса - собственной кровью, а мужчины, желавшие стать служителями культа, совершали самокастрацию. (Да, вы правильно поняли, что в Rogue Trader Кибелу не просто так назвали. Да и Сангвиния, и праздник Сангвиналии, как несложно догадаться, отсылают нас к Dies Sanguinis и Сатурналиям - праздником в честь Сатурна. В Вахе вообще дофига и больше отсылок на историю и древние религии).

Что культы Вакха, что Кибелы, всё же несли в себе многие черты традиционных религий, так как в них обрядовая составляющая была самой важной частью действа. Но на всё том же востоке были культы, которые совместили в себе обрядовость, мистицизм и философию в лютый микс, который был всем: и религией, и философией. Речь, как вы уже наверное догадались, идет о христианстве, иудаизме и митраизме.

Эти три культа строились на совершенно несвойственных для римской религиозной системы принципах и давали верующему совершенно отличную от привычной картину мироздания. В них провозглашалось, что боги вовсе не нейтральные существа, а есть доброе всеблагое божество и злые демоны, между которыми идёт борьба. Причем происходит она не только на небесах, но и на земле, и в душах людей: каждый поступок в этом мире, отражался в потустороннем. А раз ты солдат на войне добра и зла, то чтобы добро побеждало, нужно жить по строгому моральному кодексу, не дающему совершать грехи, ведущие к победе зла. Эта сокровенная истина, осознание, не давалось просто так, верующий подводился к нему через разговоры и приобщение к мистическому опыту молитвы, обещавшей возможность контакта с богом.

Таким образом, вместо механического повторения религиозных формул и ритуалов, веру нужно было вначале внутренне осознать. Чему способствовало то, что сами идеи этих религий подавались на понятном простым людям языке и не требовали получения образования для их усвоения. То есть исчезал главный барьер, мешавший распространению философии. А это было серьезнейшим конкурентным преимуществом перед традиционными культами и самой философией. Иронично, но греческие философы в христианстве увидели именно что философию и спорили с ним, как с философией, а не с религией.

Фактически, можно сказать, что укоренение этих культов на римской земле было уже своеобразной религиозной революцией. Взаимодействие римлян с ними произошло лишь в самом конце 1 века до н.э., а уже в относительно спокойные и сытые годы 2 века они присутствовали по всей империи. Причем, если митраистам власти никак не мешали, к иудеям применялись некоторые ограничения, то вот христиане сталкивались с противодействием властей, что не помешало взлету популярности их веры. (Если продолжать ваха-спгс, то положение христиан было аналогично таковому у верующих в божественность императора до ереси в Вахе) Да, все эти культы во 2 веке н.э. были малочисленны относительно языческого населения, но их присутствие везде само по себе уже впечатляло.

А звездный час их наступил в ходе кризиса 3 века. Общественно-политические кризисы всегда вызывали вслед за собой и проблемы традиционной религиозности. Неспособность богов выполнить свою часть сделки приводила к тому, что столкнувшиеся с кризисом люди искали новые истины. В прошлый кризис веры, который случился в период гражданских войн Республики, у народа не было такой отдушины, которая дала бы новое миропонимание. А теперь было - что митраизм, что иудаизм, что христианство активно обещали неофитам новую истину, которая должна была изменить всё их мировосприятие. Поэтому эти культы активно расширялись в этот период.

Аврелиан (на изображении выше) - римский император с 270 по 275 год - видел кризис традиционной религии и предпринял попытку создать новую государственную религию из культа "Непобедимого солнца" (Sol Invictus). Такое прозвище носили множество богов: Юпитер, Марс, Геркулес, Аполлон, Гелиогабал, Митра. Непонятно вокруг какого-то одного из этих богов строился культ, или вокруг представления о том, что все они лишь аспекты самого Sol Invictus. Однако идея из-за её искуственности и все того же отсутствия философской компоненты провалилась. (При этом, если маска Аврелиана с изображения вам кажется знакомой, то скорее всего именно на неё отсылается шлем чаптермастера Кровавых Ангелов Данте из Вахи)

Главным главным победителем от кризиса 3 века оказалось христианство. Митраизм, был судя по всему, чисто мужским культом, с большой долей военных среди его сторонников. Иудаизм был не столь открыт к новым обращениям, и неевреям стать полноценными членами культа было сложно. У христианства никаких ограничений не было - в эту веру принимали женщин и мужчин любого достатка и происхождения. А благодаря централизованной структуре, христиане были сплоченными. Уже к началу 4 века эта религиозная группа набрала такую численность и силу, что имперский государственный аппарат оказался бессилен в её подавлении. И вместо этого император Константин примет за лучшее встроить христиан в империю, чем пытаться бесплодно бороться с ними.

Источники:
1. «Кембриджская история древнего мира. Том XI: Расцвет империи. 70–192 гг. н.э.»
2. Peter Brown «The World of Late Antiquity»
3. «A companion to roman religion» из серии BLACKWELL COMPANIONS TO THE ANCIENT WORLD
4. Jörg Rüpke «From Jupiter to Christ»
5. Джон Шайд «Религия римлян»
6. Татьяна Хижая «Геры, гиюр и прозелитизм в иудейской традиции и истории: основные подходы, проблемы, тенденции»
7. Yanir Shochat «The Change in the Roman Religion at the Time of the Emperor Trajan»
8. Найнджел Пенник, Пруденс Джонс «История языческой Европы»

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК

Телеграм

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen)

События 41 года до н.э. в Италии могли бы стать основой для постмодернистской постановки в жанре трагикомедии, переходящей в фарс.

Читайте также:

• Второй триумвират. Начало

• Второй триумвират. Часть 2. Перекаты

• Второй триумвират. Часть 3. Проблемы только начинаются

Перед юным Октавианом стояла непосильная задача. Ему требовалось расселить в Италии более 100 000 ветеранов. Однако свободная земля так-то закончилась ещё десяток лет назад. Проскрипции решали проблему лишь частично и денег на выкуп земельных участков по рыночной цене, как то сделал Цезарь, просто не было. А потому Октавиану пришлось пойти на непопулярные меры. Для начала он прирезал к Италии территории Цизальпийской Галлии, тем самым формально увеличив земельный фонд для расселения. После этого начались принудительные изъятия земли вместе со всем имуществом и рабами без компенсацией за это. Сначала у муниципиев, а потом вообще у всех.

В результате этих действий недовольны оказались буквально все и вскоре в Риме собрались толпы возмущенных людей. В первую очередь, конечно же, были в ярости сельский плебс и всадники — так как именно у них больше всего изымали землю. Сенаторы тоже пострадали, но меньше — они сумели добиться исключений для себя. Правда, вот по ним-то сильнее всего ударили проскрипции. Ветераны возмущались, что процесс расселения шёл очень медленно и неравномерно. При этом блокада поставок зерна, устроенная Секстом Помпеем, взвинтила цены на хлеб, из-за чего недовольство уже выражал и городской плебс. Навалившиеся проблемы, казалось, готовы утопить юного наследника Цезаря.

И этим решили воспользоваться консул Луций Антоний и жена Марка Антония — Фульвия. Едва ли не с первых дней года они начали постоянно публично упрекать Октавиана во всех бедах государства. Фокусом пропаганды был вопрос земли. Луций хотел, как консул, сам заняться процессом выведения колоний ветеранов своего брата. И поэтому обвинял Октавиана, что тот делает всё неправильно, хочет расселить только своих ветеранов и вообще тиран и диктатор. Сам Октавиан не смотря на все издержки отдавать процесс распределения земли Луцию не хотел, так как понимал, что это даст ему в руки слишком много власти. Видимо, он надеялся просто переждать год и дождаться убытия Луция в свою провинцию.

Однако события развернулись совсем иначе. Фульвия и Луций, поняв, что Октавиан не хочет делиться властью, начали раздувать уже антитриумвирские настроения. Мол, при республике такой фигни не было бы (это то живым-то свидетелям де-пиздеса 50-х такое вещать), что Марк Антоний вообще за республику и уже давно восстановил бы её, если бы не Лепид и Октавиан. Пострадавшим от политики Октавиана такие речи зашли, как и некоторым ветеранам. Поэтому воодушевленный Луций поднял вооруженный мятеж!

Вообще Фульвия бой-баба была. Сначала женой Клодия была и поэтому всю жизнь ненавидела Цицерона. Собственно, на картине как раз апокрифическая история, что она так была рада его смерти, что втыкала в язык убитого иголки. Став женой Антония она, как считается, начала делать из разгульного пьяницы настоящего мужика, способствовала его примирению с Цезарем и вообще делала все, чтобы он пробился как можно выше

Вероятно, Луций рассчитывал на то, что на его сторону перейдут не только все сторонники его брата Марка, но и противники Октавиана, и тот окажется в изоляции. С двумя легионами он выступил на Рим и захватил город. Однако он серьезно просчитался. Поллион и Басс, командовавшие легионами в Галлии, предпочли сохранить нейтралитет в конфликте, так как не имели никаких указаний от старшего Антония на случай подобной ситуации. Сам Марк тоже не ринулся сразу в Италию и даже не начал рассылать письма с просьбой поддержать восставших. Да и лозунги о восстановлении Республики, которые активно продвигали Луций и Фульвия, мягко говоря, не очень были ему по вкусу.

Захват Рима тоже ничего не дал восставшим. Вероятно, до этого данный момент был не очень очевиден, но контроль над Римом и публичная поддержка сенатом уже давно не давали решающего преимущества. Сенат был готов легитимировать любую власть, пока она крепко держала в своих руках столицу, а потом так же легко лишить её своей поддержки. А потому Октавиан не потерпел от потери контроля над Римом какого-то серьезного ущерба. Верный Агриппа спокойно собрал лояльные войска и начал войну. Последовали маневры армий Агриппы и Луция, после которых последний оказался заперт в Перузии (Перуджа).

Всё это время Марк Антоний не проявлял какой-то активности, раздумывая над перспективами и перегруппировывая войска. В конце зимы он всё же решил с 8 легионами отправиться в Италию, однако к этому моменту осада Перузия закончилась — из-за голода Луций Антоний сдался. А дальше… случилась типичная для этого периода история.

Солдаты Октавиана и Луция начали брататься и потребовали не наказывать своих коллег. Сам Октавиан примирился с лидерами мятежа, так как не был заинтересован в нагнетании конфликта со старшим Антонием. Фульвию выпустили в Грецию, где она довольно быстро умерла от пережитого. Луция Антония Октавиан простил и дал отправиться в Испанию, однако и он вскоре отойдет в мир иной. Не то чтобы подозреваю Октавиана в убийстве этих двух, но уж больно часто люди мешавшие ему внезапно умирали.

Казалось бы, что всё разрешилось миром. Но нет. Нужно было кого-то наказать. Продемонстрировать, кто тут власть. И поэтому Перузий, чьи жители так-то были сами стороной скорее пострадавшей, был отдан на разграбление армии, а позже сожжен.

Тем временем в Италию наконец прибыл Антоний. По дороге он на коленке сколотил коалицию против Октавиана из Агенобарба и Секста Помпея. Хотя между Октавианом и Антонием официально никакого разрыва не было, но в Брундизий флот триумвира не пустили! Из чего Антоний сделал вывод, что всё-таки война. При этом конфликт с учётом ситуации был невыгоден всем участникам. Октавиан не очень доверял собственным легионерам, так как те отказывались воевать с Антонием и требовали примирения. Схожие мысли высказывали и солдаты Антония. Продолжалось и недовольство народа, видевшего в Антонии избавителя от проблем. Но Антонию толку от этого было немного, так как исход конфликта решат легионы, а не народ. Поэтому нужно было договариваться. Тем более, что Антоний лишился почти всего тыла и требовалось срочно возвращать восток.

Оба триумвира — Лепида опять спросить забыли — встретились в Брундизии, где договорились о примирении и распределении полномочий по управлению государством. Антоний отказывался от контроля над галльскими провинциями, но получал возможность перебросить на восток высвободившиеся легионы и полный карт-бланш на действия там. Октавиан подтверждал обязательства по расселению ветеранов и получил под управление Италию, Галлию и Испанию. Также договор предписывал попытаться достичь соглашение с Помпеем, а также выделение Октавианом сил для похода против парфян.

В целом, договор может показаться более выгодным Октавиану. Но это лишь на первый взгляд. Антоний более не мог угрожать своими войсками с севера, однако теперь в Галлию требовалось отправить свои войска юному Цезарю. Антоний имел мощный флот, как и Секст Помпей, а вот у Октавиана флот был гораздо слабее. Значит помешать высадке он не смог бы. Более того, никуда не делись проблемы с землей для ветеранов и деньгами — без богатств востока их решение могло затянуться на годы. Тогда как Антоний высвобождал силы на западе и мог полностью сосредоточиться на востоке. Туда в том же году отправятся 11 легионов под командованием Публия Вентидия Басса.

Договор между Октавианом и Антонием был скреплён кровью. Оба триумвира публично обвинили в измене и казнили по одному своему стороннику (то ли за то, что они действительно предали, то ли как главных идеологов жёсткой линии), а кроме того, Антоний женился на Октавии — сестре своего коллеги-триумвира. После этого примирения начались переговоры с Секстом Помпеем, которые закончились Мизенским миром, по которому Секст получал контроль над Сицилией, Сардинией и Корсикой, а также Грецией. В обмен он обещал снять блокаду, а также вернуть рабов. Последний момент довольно важный, так как Секст активно вербовал рабов: они не только играли важную роль в комплектовании флота и армии, но и самые доверенные его военачальники были вольноотпущенниками. По меркам республиканской морали это было немыслимо, но за неимением других ресурсов Сексту пришлось оперировать тем, что было.

Италия ликовала — наконец-то был достигнут мир. Однако мир этот был непрочным. Секст не просчитал все последствия договора, и его позиции начали слабеть. Многие из сенаторов, получивших прощение, вернулись в Рим. От Секста всё чаще стали требовать выдачи рабов. Также возник конфликт из-за Греции: Антоний настаивал, что передаст её Помпею только после уплаты недоимок по налогам, и не пускал туда людей Секста. Наконец, вольноотпущенник Менодор, управлявший Сардинией и Корсикой от лица Секста, предал его, перейдя на сторону Октавиана. С учетом всего этого не удивительно, что Секст не прекращал блокаду Италии. Поэтому в начале 38 года до н.э. Октавиан решил закрыть вопрос Помпея. Но просчитался: его флот был разгромлен, и вместо снятия блокады он получил её усиление. На счастье Октавиана у Помпея не было достаточно войск чтобы начать наступление на суше. Поэтому ситуация зашла тупик.

Неудачи Октавиана в Италии совпали с потоком победоносных реляций с востока: Басс разбил Лабиена и парфян, а Антоний довершил зачистку. Маленьким темным пятнышком была лишь история с осадой Коммагены — Басс уже почти договорился о сдаче крепости, но Антоний взял командование и продолжил осаду. Однако спустя несколько месяцев он был вынужден заключить мир на тех же условиях, которые раньше он считал неприемлемыми. Но это была мелочь на фоне “достижений” Октавиана за тот же год.

Приняв командование на востоке, Антоний отправил Басса закрепить успех в Риме. 27 ноября 38 года до н.э. там прошел необычный триумф. Столица чествовала Публия Вентидия Басса — военачальника Антония — за его победы над парфянами в Малой Азии и Сирии. Это был уже второй триумф в его жизни. Первый состоялся за 51 год до этого. В 89 году до н.э. маленький Басс был проведён вместе с его матерью в толпе пленных италиков в триумфальной процессии Гнея Помпея Страбона. Окажись вы тогда среди ликующей толпы и начни рассказывать о событиях следующих 50 лет и вас бы объявили сумасшедшим. Ну где это видано, чтобы уважаемый римский консул шел войной на Рим? Политические чистки, заговоры, мятежи и госперевороты — это всё что-то фантастическое. В Риме, конечно, в последние годы было неспокойно, но не настолько же. Ну и, конечно же, едва ли кто-то бы поверил, что один из пленников, понуро бредущих в колонне под презрительные усмешки римлян, через 50 лет будет ехать в триумфальной колеснице под радостные возгласы толпы.

И всё же, вот он, Публий Вентидий Басс. В золотом венке триумфатора в квадриге, запряженной четырьмя белыми жеребцами, едет по Риму в блеске славы, любви и обожания толпы. Бывший погонщик мулов из италиков, поднявшийся благодаря протекции Цезаря, получил почести, недостижимые для многих высокородных патрициев. Антоний оказал ему небывалую часть — ещё никогда легат не справлял триумф за своего командира. Даже не присутствуя в Риме, Антоний разделял лавры триумфатора.

А рядом с Бассом одну из коробок легионеров вел Поппедий Силон — потомок того самого Силона, что дружил с беднягой Друзом, а потом громил римские легионы в начале Союзнической войны. Рим за прошедшие 50 лет радикально изменился. Больше, чем за любой другой временной отрезок. И этот триумф лишь подчеркивал, насколько сильно.

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.
Канал автора в Телеграме ↩ – о Риме и не только.

Есть такая точка зрения, что карфагеняне были тупыми, так как дали себя уничтожить Риму. Мол, понимать должны были, что Рим их рано или поздно уничтожит, а потому надо было сжать булки и идти до конца, а не сдаваться раз за разом. Ведь “Если страна, выбирая между войной и позором, выбирает позор, она получает и войну, и позор”. Я с такой точкой зрения не согласен, и сейчас поясню почему.

Главное заблуждение, которое закрепилось в умах многих граждан, - что война на уничтожение была чуть ли не основой римской политики. Подтверждают эту точку зрения судьбой самого Карфагена. Вот только это все merda. Карфаген и примерно в тот же период уничтоженный Коринф были, как ни странно, исключениями, серьёзно удивившими даже многих римских авторов.

Вопреки заблуждению, Рим вёл завоевательные войны, всё же, чтобы получить контроль над территориями, желательно, с их жителями, так как налоги и рекруты сами по себе из земли не появляются. А оборонительные, как ни странно, - чтобы удержать свои территории и, при возможности, нивелировать угрозу им в будущем. Да, упорно сопротивляющийся или нарушивший только что заключённый мир город могли образцово-показательно разграбить, а жителей продать в рабство. Но это было куда менее частым явлением, чем обывателями принято считать: Дэвид Колвилл в работе «‘Genocide’ and Rome, 343-146 BCE: state expansion and the social dynamics of annihilation» насчитал с 343 по 146 года до н.э. всего 62 известных акта массовых убийств в захваченных городах, и в большинстве своем это были последствия штурма города после упорного сопротивления, а никак не цель войны. И то, убийство всего населения города даже римскими источниками расценивалось как событие, во многом, уникальное. При том, что всего за тот период были захвачены сотни городов по всему Средиземноморью.

Поэтому считать пунов дураками, раз они не поняли после первой и второй войны, что Рим их обязательно всех вырежет, - глупо. Ну не было у них оснований так считать - так как ни даром предвидения, ни послезнанием они не обладали! А сами римские политики означенной эпохи, за редким исключением, типа Катона Старшего, не требовали устроить обязательно геноцид. Тем более, что было немало примеров того, как Рим сосуществовал с общинами "друзей и союзников". Поэтому вести дипломатию с Римом, с целью урегулирования противоречий, было нормальным при их уровне знаний решением.

Я даже больше скажу - сдаться, когда исчерпаны возможности для сопротивления (как случилось в конце Второй Пуники и перед Третьей - пуны тогда согласились выполнить все требования Рима), тоже было нормальным, в смысле - типичным, решением. И такие решения были свойственны не только “торгашам” пунам, но и, о ужас, самим римлянам! Потому что война это всегда баланс потерь и приобретений. Мало кто воевал ради самой войны. Уж точно не римляне, греки или тем более пуны. Их всех всегда интересовало достижение пристойного мира. Отличие у разных народов было лишь в планке этой самой “пристойности” и ресурсах, которые были готовы сжечь в горниле войны ради достижения цели.

Так вот. Да, пуны были торговцами, поэтому войны они вели обычно с целью расширения торговых возможностей. Именно как удобная торговая база им задолго до столкновения с Римом понадобилась Сицилия. Риму же Сицилия нужна была как источник зерна. Для обоих сторон конфликт Первой пунической был борьбой за ценный приз. Очень ценный, так как обе стороны затратили огромные ресурсы на его завоевание. Но не настолько, чтобы цепляться за него до последнего.

Идея, что из-за Сицилии нужно с римлянами бодаться до последнего пунийца, 146% была бы воспринята в Карфагене в тот момент, как бред сумасшедшего. Не стоила Сицилия дальнейших потерь и риска осады столицы, после которой Карфаген мог преждевременно закончиться. Поэтому в конце Первой пунической Карфаген и пошел на заключение мира.

Диванным геостратегам на заметку: большинство людей все же хотят как можно дольше жить, и если есть возможность избежать смерти, то чаще пользуются ей, чем не пользуются. Особенно если корень противоречий лежит не в идеологии или религии, а в материальных ресурсах. Пуны от римлян откупились, так как деньги это приходящее, их можно заработать ещё, а вот жизнь-то одна.

Вторая пуника, опять же вопреки убеждению многих, не была неизбежна. Римлянам в тот момент она была нафиг не нужна, у них свои проблемы были с галлами и греками. Многим пунам тоже: профиты от войны были сомнительны, а страхи Ганнибала, что если не ударить сейчас, то пунов сомнут в будущем, разделяли ой как не все. Понимаете, в чем дело: идея, что Рим будет становиться с каждым годом всё сильнее - она упирается в тот факт, что, вообще-то, Карфаген между двумя войнами тоже стал сильнее и прирос территориями едва ли не большими, чем Республика. Рим же имел довольно компактную армию, очень неспокойную северную границу, и был довольно беден. И тут ещё вопрос, как бы обернулось всё, если бы Ганнибал не решился на авантюру с превентивной войной.

Римляне на начало Второй пунической имели всего 6 легионов в постоянной готовности. 2 держали в Цизальпинской Галлии (север Италии) на случай восстания галлов. 2 в Сицилии, так как боялись удара пунов по ней. А ещё 2 должны были отправиться в Иллирию чтобы вмешаться в греческий междусобойчик и половить рыбку в мутной воде, заодно приструнив пиратов. Война с Ганнибалом римлянам вот вообще была не нужна. Эти 6 легионов то довольно затратными по содержанию были.

Когда война началась, и стало ясно, что быстро она не завершится, то обе стороны впряглись по полной. Сенат Карфагена нередко выставляют некомпетентными дураками, которые не поддерживали войну Ганнибала из зависти к нему. Но, кхе-кхе, поддерживали - войсками и деньгами. И Ганнибал Баркович сам себе злой Буратина, так как «каннскую катастрофу» он не смог конвертировать ни в мирный договор (маловероятный исход, но в случае осады Рима все же возможный), ни в устойчивый контроль территорий на юге Италии. Он даже порты не смог толком захватить и удержать, из-за чего не мог получать регулярно поддержку из Африки или Испании, хотя ему и пытались посылать помощь. Ганнибал был гением тактики, но вот стратег он оказался такой себе.

Римляне, как многие знают, после Канн закусили удила и решили, что никакого мира не будет, пока пуны в Италии. Однако причина такого поведения была не только в ультрапатриотизме, жажде мести или какой-то особой воинственности. Но и в том, что у Рима были ресурсы на продолжение войны. Пока Республика могла выставлять армию - сенаторы готовы были добиваться, как минимум, сохранения своего господства над Италией. Однако, если бы война повернулась не в пользу Рима, то, уж поверьте, они бы не воевали до последнего римлянина. Потому что после Канн в армию призвали вообще всех, кого можно, даже рабов - что было вообще чертовски унизительно для римлян. Еще пара разгромов уровня Канн и воевать Республике стало бы попросту нечем.

Римляне, как и все, хотели жить, и были случаи, когда жизнь в позоре, который еще можно смыть, они предпочитали смерти. Во время осады галлами Рима за 200 лет до описываемых событий решимость держаться была ровно до того момента, пока была еда, а потом… римляне сдались и испытали на себе “горе побежденным”. То есть даже у самых образцовых древних римских гигачадов с квадратной челюгой выбор между смертью и жизнью был сделан в пользу жизни.

Более того, в ходе тяжёлых войн с большими потерями в Риме неоднократно случались народные волнения с отказом от мобилизации и требованиями завершить войну (или начать нормально воевать). То есть простой римский призывник, даже ветеран, мог не хотеть умирать за интересы господ сенаторов. Так неоднократно было в 5 веке до н.э., когда плебс просто срывал мобилизацию, недовольный политикой сената. Во время войны с Пирром (280–275 годы до н. э.) консулам пришлось долго уговаривать и угрожать народу, чтобы возобновить набор в армию. Схожие истории будут в середине 2 века до н.э. после поражений в Испании. Сверхнапряжение сил Республики во Вторую пунику стало возможным из-за того, что Ганнибал создал угрозу римскому хартленду, и сенаторы сумели убедить народ в необходимости жертв. Но насколько долго смогла бы держаться такая мобилизация общества, если бы Рим не смог перевернуть ход войны, это очень интересный вопрос, ответа на который ни у кого нет.

Ещё одним примером того, как римляне могли сдаваться, были болезненные поражения во время Нумантинской (141–133 гг. до н. э.) и Югуртинской войн (111 – 105 годы до н. э.). В обоих случаях военачальники предпочли спасти войска от полного разгрома позорным миром. В обоих же случаях сохранение ресурсов продолжать войну позволило сенату занять жесткую позицию и отказаться принять “позорный мир”. Сенаторы могли сколько угодно возмущаться самим фактом сдачи армии, требовать биться до конца в таких случаях, но подобные случаи все равно будут происходить и в дальнейшем. То есть у римлян все же был порог сдачи, но крайне высокий.

У пунов порог сдачи был пониже - разгром полевой армии и создание непосредственной угрозы городу обычно было поводом сесть за стол переговоров. Фактически Вторая пуника завершилась именно этим: на сбор новой армии уже не было ни времени, ни сил, а потому от Рима опять решили откупиться. И тут уже было вот реально не до жиру - из-за авантюры Ганнибала с превентивной войной карфагенская держава потеряла огромные денежные и людские ресурсы, Испанию и Нумидию. Дальнейшее продолжение войны несло риски лишиться и самого государства, поэтому выбор на тот момент был очевиден.

Сторонники войны до конца там тоже были, но люди в массе своей жить хотели, а худой мир виделся лучше войны. 50 лет жизни все же у города впереди были, хоть об этом никто еще не знал. Более того, гешефт от торговли, даже не смотря на огромные (по меркам бедного, как церковная мышь, Рима) репарации, позволил поддерживать пристойную армию. Однако перед Третьей пуникой эта армия знатно огребла от нумидийцев, которые хотели поживиться территорией Карфагена. И к моменту вмешательства в конфликт Рима ресурсы Карфагена уже были серьезно подточены, а армия разгромлена.

Поэтому город и пытался за счет уступок Риму добиться нового прочного мира. Надежды на это были, так как позицию Катона разделяли отнюдь не все, и даже уже после начала войны были шансы, что в сенате возобладает более миролюбивая фракция. Но пунам не повезло. Есть определённая горькая ирония, что командовать осадой и штурмом города пришлось человеку, выступавшему резко против этой войны - Сципиону Эмилиану. Так что не стоит считать пунов тупыми торгашами и слабаками. Если бы они следовали советам диванных геостратегов биться до конца, то, скорее всего, не пережили бы и первую войну с Римом. А так 100 лет ещё протянули, и были способны некоторое время бодаться с Римом на равных. На мой взгляд, это уже успех.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм