Союз нерушимый • История СССР

Единственное но, я помню что я распознавал этот очерк, но я не могу найти ни сканированный вариант газеты, ни в электронном архиве. Я не выдумал его сам и не генерил нейросетью.

Природа щедро одарила эту маленькую страну в самом центре Европы. Ей во многом обязана Австрия тем, что на семь с половиной миллионов жителей страны сюда приезжает 35 миллионов туристов в год, почти пять туристов на каждого жителя. Это больше, чем во Франции, в Италии, Швейцарии. Австрия — первая туристическая страна Европы. Туризм — одна из самых доходных статей в государственном бюджете. Им занимается специальное министерство.

…Вена. Город великого Иоганна Штрауса. Колыбель классической оперетты и венского вальса. Отсюда, из Вены, начали они триумфальное шествие по всему миру… Здесь, в этом городе, шестилетний чудо-ребенок Моцарт давал первые концерты… Здесь жил и работал Стефан Цвейг.

В этом городе в любой сезон полно событий. В марте и сентябре — международные ярмарки. Июнь — месяц роз. С июня и по август проходят венские фестивальные недели. Осенью начинается театральный сезон. С декабря по февраль проводятся балы, карнавальные вечера и маскарады. В течение всего года в Вене организуются международные конгрессы и съезды, художественные выставки, спортивные соревнования, демонстрации мод. В Вене — всегда сезон. Для туристов.

Зарубежных гостей днем на улицах города больше, чем местных жителей. Туристы в любое время года наводняют Вену.

Неотъемлемая часть городского пейзажа — обилие рекламы. Ею заполнены ослепительные витрины магазинов. Чего только не делается, чтобы привлечь внимание прохожих. На одной витрине магазина — ржавый, старый, грязный хомут облеплен сверкающими лаком, модными дамскими туфельками. На соседней витрине — старый бочонок, набитый соломой. К стенкам его тоже приклеились туфли. Очевидно, на таком скудном фоне дамская обувь выглядит изящнее. Во всяком случае прохожие останавливаются, с интересом смотрят.

Продаются в магазинах землеройные машины, тракторы. Они уместились за огромными стеклами витрин.

Конкуренция приводит к дикой пляске цен. Одинаковые товары в разных магазинах стоят по-разному. Во многих магазинах можно торговаться, как у нас, скажем, на базаре.

Главную конкуренцию всем составляют ларьки и лавки «братьев-разбойников» на одной из окраин Вены.

«Братья-разбойники» — так окрестили местные жители этот сброд людей различных наций и возрастов, бросивших свою родину и устроившихся здесь на теплом, но довольно скользком месте. «Братья» подкупили и споили всю полицию на границе с Италией и контрабандным путем ввозят оттуда товары. Здесь, на одной из окраин Вены, они заняли несколько кварталов, в полуподвальных помещениях открыли свои лавочки и продают в них контрабандные товары вдвое дешевле, чем во всех других государственных и частных магазинах. Полиция пыталась бороться с ними, но безуспешно. Сейчас эти магазины существуют уже почти на легальном положении. Правда, венцы говорят, что в этих магазинах могут подсунуть недоброкачественную вещь. Но кто же не рискует, покупая товар в любом другом частном магазине. Среди этих отщепенцев немало русских белогвардейцев. Старухи и старики, покинувшие родину юнцами сразу же после революции, еще помнят русский язык, но они совсем ничего не слышали о нашей стране за последние 45 лет. Люди без родины доживают чужую жизнь.

Гостиница наша расположена в знаменитом Венском лесу. Выстроенная по самому последнему слову техники и моды — высокая, легкая, воздушная, она может показаться, на первый взгляд, комфортабельной. Но это только на первый взгляд. Комнаты здесь в основном на восемь человек. Койки в два этажа. В Австрии очень плохо с жилплощадью, приходится экономить каждый квадратный метр. Как мы узнали позже, двухэтажными кроватями заполнены почти все гостиницы в стране. «Почти», потому что есть в некоторых отелях номера «люкс». Но стоят они 200 — 300 шиллингов. Рабочий должен работать четыре-пять дней, чтобы переночевать в такой гостинице.

Внизу, в вестибюле гостиницы, всегда народ. Прохаживаются в ковбойских брюках молодые скауты с кинжалами на боку, гуляют большебородые парни в коротких, выше колен, шортах, покачиваясь в низких, легких креслах, дымят сигаретами элегантные дамы…

В нашей комнате и в других соседних номерах живут французы, западные немцы, итальянцы, югославы.

Каждый раз, когда мы поздно вечером возвращаемся в гостиницу, нас окружают со всех сторон. Особый интерес к нам проявляют ребята из ФРГ. Многие из них сначала не верили, что мы из Советского Союза. Некоторые из нашей группы довольно свободно говорили по-немецки, и это их смутило.

— Не может быть. В СССР немецкий не учат.

Молодой парнишка лет 17 с откровенной опаской смотрит на наших ребят. Он читал много страшного о коммунистах и впервые в жизни видит живых коммунистов.

Другой молодой парень окончил школу, собирается поступать в институт. Он вообще не прочитал еще ни одной книжки об СССР и не знает о нас ничего. Спрашиваем:

— Кого из советских писателей или поэтов знаете?

— Пастернака.

— А еще?

— Больше никого.

В свою очередь парень спрашивает:

— Разрешают ли вам танцевать рок-н-ролл, твист?

— У нас молодежь сама выбирает танцы по своему вкусу. Эти танцы не привились у нас.

— Почему вы, русские, совсем не приезжаете к нам, в ФРГ?

Мы рассказали, что одновременно с нами уехала из Москвы и другая группа — в ФРГ. И до этого ездили, и на будущий год запланировано немало поездок в Западную Германию. А вот их, западных немцев, у нас редко встретишь. Если бы приехали, посмотрели, как мы живем — вопросов было бы наполовину меньше.

— От нас к вам в Советский Союз далеко ехать.

— А нам разве ближе до вас?

— Ближе. У вас часть расходов государство оплачивает, а нам вся поездка за свой счет. Дорого.

Со многими людьми приходилось нам встречаться, многое удивляло. Старый австрийский рабочий-сварщик рассказывал:

— Советских писателей мы не знаем и не имеем возможности узнать, у нас переведены только Дудницев и Пастернак. Мы не можем ознакомиться даже с трудами классиков марксизма.

Потом наш собеседник рассказывал о том, что нынешняя австрийская молодежь ничем не интересуется: ни наукой, ни искусством! Танцы и мечта о собственной машине — предел всех желаний.

В правдивости этих слов нам, советским туристам, пришлось убеждаться много раз.

В городе Линце мы разговаривали с тремя молодыми девушками-продавщицами. Протянули им значки с изображением Германа Титова.

— Узнаете, кто это?

— Нет.

— Титов, Ти-тов.

— А-а, Тито, Тито… Югославия.

— Да нет же, нет. Космонавт… О Валентине Терешковой слышали?

— Нет, не слышали, не знаем. А зато вы не знаете новый танец-модерн, новей твиста, — парировали они.

Эти девушки — не исключение. Молодежь плохо знает даже своих выдающихся земляков, не интересуется культурной жизнью своей страны. На встрече с членами Союза свободной австрийской молодежи в городе Кладенфурте зашла речь о театре.

— Театром мы не интересуемся. Современные пьесы нам не нравятся, а старые показывают не так, как надо.

Мы рассказали ребятам, что вот буквально позавчера слушали в Венском театре оперу Рихарда Штрауса «Кавалер роз». Нам понравилось.

— Что ж, может быть. Мы плохо знаем своих артистов, режиссеров. К нам приезжают туристы из многих стран, и они о наших выдающихся земляках знают больше, чем мы сами.

Интересная встреча произошла в городе Зальцбурге. Мы сидели во дворе гостиницы, отдыхали. Из соседнего дома выбежали две девчушки. Они молча, с каким-то испугом смотрели на нас. Кто-то из наших ребят протянул им открытки с портретами Гагарина и Терешковой. Девочки молча взяли открытки и ушли. Вслед за ними вышел из того же подъезда старик в тирольской шляпе, с длинной трубкой в зубах. Он подошел к нам.

— Подарите, пожалуйста, мне такие же открытки. Девчонки ведь ничего еще не понимают, маленькие. А я буду беречь.

Мы подписали: «От русских друзей», и все расписались.

Старик полез за деньгами.

— Что вы, что вы! — остановили мы его.

— Правда ли, что Валентина Терешкова стала миллионером?

— Глупость. Кто вам об этом сказал?

— Писали немецкие газеты. Если это неправда, то почему у вас столько желающих полететь в космос?

Мы объяснили, что нашими людьми движет чувство патриотизма, гордости за успехи Родины и т. д., а деньги здесь ни при чем.

— А мы все, жители Зальцбурга, ждали, что первой полетит в космос американка.

— Почему?

— Тоже писали западногерманские газеты.

— Теперь вы видите, как они правдивы в своих предсказаниях.

— Да, врут они много. А вы Америку теперь далеко обогнали.

Мы проехали по Австрии почти 1.500 километров. Природа этой страны — яркая, броская, очень живописна.

В памяти осталось многое из природных красот Австрии. Горные перевалы с облаками и туманами далеко внизу. Водопады. Зеркальные бирюзовые озера. Ярко-зеленые альпийские луга. Остроконечные, тонкие готические церкви, как карандаши, заточенные с середины, белеют на зеленом фоне леса. Красочные средневековые замки. В окнах их светятся красные загадочные огоньки. Замки-сказки. Но добрые принцы и золушки не живут в них. А богатствами и красотами этими распоряжаются местные и иностранные владельцы. Мы проезжали мимо разработок магнезитовых руд, которые вела американская компания. Проезжали мимо бывших золотых приисков.

У одного из чистых голубых озер наш автобус остановился, мы решили искупаться. Навстречу вышел старик, очевидно, сторож.

— Купаться нельзя, озеро частное. Ищите хозяина. Платите деньги.

Хозяина рядом не оказалось, искупаться не пришлось.

В местечке Волкеледорф автобус наш снова стал. Гид отправился платить деньги… за то, чтобы ехать дальше. Здесь начиналась одна из красивейших дорог Австрии, ведущая к Гросглекнеру. Каждый, кто едет по ней, обязан уплатить хозяину дороги 30 шиллингов. Мы уплатили 810 шиллингов за всех и двинулись дальше.

Красива Австрия, но красота ее давно раскуплена, разделена. Не всякому австрийцу по карману любоваться красотой своей страны.

В городке Цель-Ам-Зей мы остановились на ночь.

— Как жизнь, как дела, дедушка? — спросили мы у старичка, сидевшего на берегу озера неподалеку от гостиницы.

— Какая там жизнь… — старик безучастно махнул рукой. — Вот там, на той стороне, — это жизнь.

На противоположной стороне озера светился разноцветными огнями курорт с мировой славой. Курорт для миллионеров.

1967 г

Капитан милиции Алешин ведет расследование дела, связанного с хищением опиума на складе химзавода. Все говорит о том, что преступника надо искать среди сотрудников предприятия. Один из работников - Фролов - знаком Алешину по другому делу.

И хотя Алешин уверен в честности Фролова, он подозревает неладное, видя, как тот что-то скрывает от него и сам мучается от этого. На даче директора завода Васильцева убивают его отчима, оказавшегося ненужным свидетелем. След выводит Алешина на сотрудницу завода некую Ольгу...

На узловой станции в семье машиниста живет мальчик Миколка по прозвищу Паровоз. Узнав о том, что через станцию будет проезжать царь, Миколка решает пожаловаться царю на начальника станции, обижающего отца. Но по пути мальчика избивают жандармы, и теперь Миколка мечтает о мести. Но отомстить он не успевает — события в стране начинают меняться с удивительной быстротой, и домик его отца оказывается в центре этих событий...

Сразу хочу сказать, я не осуждаю, поливаю грязью СССР и пр. Просто я, тогда, в 2013 году, не настолько хорошо знающий историю, думал что смертная казнь в СССР 60-х годов была чем-то, ну не ?прошлым, или применяющимся к совсем типа отъявленным преступникам, но вот вам пример репортажа из зала суда, в котором обвиняемому вынесли высшую меру наказания.

— Встать! Суд идет!

Встань, Вышемирский. Подними глаза. Стыдно? Да нет, просто растерялся, зал-то громадный переполнен: забиты проходы, балкон, весь город о тебе уже знает, весь город бурлит, пришли судить тебя люди.

…В начале мая Ростов зацветает. В начале мая зелень еще неустоявшаяся, мягкая и пушистая. В начале мая весна в этом городе чувствуется остро, во всей полноте. В первое майское утро Эдуард Остапенко гулял с пятилетней дочерью. Встретил старого приятеля, шофера Ивана Харитонова.

— Пойдем, Иван, ко мне, новую квартиру посмотришь.

Пошли. Через парк. У речушки Темерник сначала услышали отборную брань, а потом увидели четверых парней на берегу.

— Вы бы поаккуратнее, люди все-таки рядом, и девочка со мною…

— Иди, иди мимо…

И снова площадная брань.

— Я работник милиции,— предупредил Эдуард,— еще раз прошу.

А один из четверых уже шел навстречу, заложив руки за спину. Подошел вплотную к капитану Остапенко. Ударил. Ножом. Под сердце.

…Это был вызов всем нам. Вот этой пожилой женщине, что сидит справа от меня и большими удивленными глазами смотрит на преступника. Вызов вот этому парню в ковбойке, он зло щурится, ходят желваки на крупных скулах. Это вызов всем, начавшим беспощадную борьбу с хулиганами.

Ну что ж, Вышемирский, принимай бой. Ох, неравный для тебя бой. А он и сам сейчас понимает, сидит, так и не поднимает головы, только глаза зверем бегают. Крутолобый, с отвислыми губами, о чем думает сейчас?

— Вышемирский, что вы желаете пояснить суду?

Рассказывает все как есть. Как ударил под сердце первый раз, как ударил ножом в живот второй раз, как изготовился для третьего удара. Все рассказывает правильно, только вдруг роняет: «Я еще раз замахнулся ножом. Но тут увидел девочку, которая кричала: «Папа, папа!». И подумал: что я натворил?»

Неужели так и подумал, неужели совесть вдруг заговорила?

Лжешь, Вышемирский, не совесть, а страх. Бил ножом, как мог. А девочка все время была рядом, плакала, кричала, смотрела, как убивают отца. А побежал, когда Остапенко нашел в себе силы отскочить в сторону и схватить камень в руки, когда Харитонов тоже поднял что-то с земли (он до того пытался отнять у Вышемирского нож, но неудачно). И Остапенко нашел еще в себе силы кинуться за преступником, но упал.

Ну, а дальше-то, дальше что было, говори, отвечай.

«Мы перешли на другую сторону речки. Пошли к детскому пляжу. Там я увидел, что у меня рука в крови. Разделся, искупался. Потом мы позагорали…»

Позагорали… Человек же умирает, рядом, на другой стороне.

«Мы еще поиграли в ловитки (ловитки — это как догонялки), загорали, купались…»

А рядом человек умирает…

«Потом мы пошли к Вдовченко и продолжали выпивку…»

Его друзья тоже все здесь, на суде. В качестве свидетелей. А разве могут быть свидетели в таких случаях? Здесь должны быть или соучастники или борцы. Видел, как захлестывает беда, как совершается преступление, не встал поперек пути — садись с Вышемирским рядом.

Преступление начиналось 30 апреля. Группа несовершеннолетних юнцов собралась кутить. Самым старшим — по семнадцать лет. Только Вышемирскому исполнилось недавно 19. Четыре юнца пригласили девиц, закупили два ящика портвейна и начали пьянствовать в доме Николая Вдовченко. Пили, гуляли, там же спали, утром снова пили. Потом девицы пошли домой переодеться, а парни — на речку. Там и совершено преступление. Потом снова все собрались в доме Вдовченко. Снова пили, танцевали, опять пили… Между рюмками вина Вышемирский размышлял:

— Интересно, убил я его или нет?

Все знали о преступлении. Все — Павел Ефимов, Карапет Псардиян, Владимир Чмырев, Владимир Курков, Николай Вдовченко, Владимир Коляков, Надежда Федорченко, Валентина Митько, Любовь Прохорова, Лидия Обухова.

Пили — и никто не поперхнулся, ели — и ни у кого кусок поперек горла не встал. Если бы хоть один (!) осознал, что произошло, второго преступления могло и не быть. Но оно совершилось уже на следующий день. И нож для второго преступления вручила (иначе я не могу сказать) Вышемирскому его подруга Митько. Она взяла его у сестры Вышемирского («Ларин просил ногти почистить»).

Пьяная компания опять отправилась загорать. До Зеленого острова добраться не успели. «Я увидел возле нашей компании какого-то парня. Я сказал этому парню, чтобы он отошел: «Отойди, а то ударю». Он не отошел, тогда я открыл нож и ударил его».

Подумать только, как все просто. Захотел — и ударил.

— Сначала он спросил у меня, сколько времени, а потом я уже ударил… в какое место попал, не помню…

Врешь, Вышемирский, все помнишь. Ударил снова профессионально, и не куда-нибудь, не в плечо, не в руку, а под сердце.

Судья: Митько, почему вы не сообщили обо всем в милицию?

Митько: Как я могла… у меня же есть совесть.

Судья: О какой совести вы говорите!!! Федорченко, назовите, кого вы знаете из этой компании.

Называет две-три клички.

— Называйте имена, фамилии.

— Не знаю.

А откуда ей знать. Увидела парней первый раз неделю назад.

Страшнее всего то, что эти девицы так и не поняли ничего. Сели в переднем ряду (для свидетелей) и через две минуты уже кокетничали.

Оператор Управления железной дороги Лидия Обухова ведет себя вызывающе. На вопросы судьи отвечает нагло, недовольная тем, что ее сюда вызвали. Когда же навели на нее юпитеры, когда затрещали кино- и телевизионные камеры, она поправила кофту: это, конечно, очень важно, как она будет выглядеть на экранах телевизоров.

Гудит, недобро гудит зал.

А теперь ваша очередь — матери, отцы.

— Псардиян Тамара Кефорковна, отвечайте суду…

— Курков Николай Федорович, отвечайте суду…

— Ефимова Надежда Павловна…

Плачет горькими слезами Надежда Павловна. Да, я виновата. Я, я… За эти двадцать дней она выплакала слез больше, чем за всю жизнь. Ах, вы, взрослые, умные люди, почему же вас иногда не оказывается рядом? Как вас не хватает иногда, на одну секунду, и как вы нужны всегда, постоянно. Юнцы-то эти растут не в дремучем лесу, рядом с вами живут, работают, спят, гуляют. Неужели никто из вас, скажем, на работе, не заинтересовался, почему эти юноши не комсомольцы, неужели никто из вас, скажем, в семье, не обеспокоился, почему они не ночуют дома?

В женском общежитии, где живут Митько и Федорченко, законы железны: парню в это общежитие путь закрыт наглухо. Девичья честь охраняется здесь более чем бдительно. Но вот не ночевали дома две девицы, и это никого не встревожило: все, что делается во вне, никого не касается, лишь бы в своем доме было спокойно. А ведь в этом доме, кроме бдительных вахтеров, есть еще и штатные воспитатели. Ну, ладно, не в том направлении воспитывали, упустили. Ну, сейчас-то поняли что-нибудь?

Народный судья Нелли Григорьевна Сазонова спрашивает Федорченко:

— Ваше поведение обсуждали на собрании в общежитии?

— Да, ругали.

— За что?

— За то, что познакомилась…

И все? Только-то?

Если бы каждый преступник заранее знал, что его ждет суровая кара, он бы не вдруг решился или не решился бы вовсе преступить закон. А коли существуют еще преступления, значит преступники с ножом надеются уйти от меча возмездия. И Вышемирский надеялся. Когда в перерыве между пьяными кутежами Вышемирский заскочил домой, то услышал, как соседка говорила его родителям: «Слышали? Следователя, говорят, убили». Вышемирский понял: это о нем. Он постригся наголо, дабы космы не служили лишней уликой. Надеялся уехать.

Не вышло. И не могло выйти. По простой причине. Преступления у нас еще есть, но они — ЧП. И уж если случаются, помогают раскрыть их все. Вот и сейчас помочь раскрыть преступление сочли своим долгом все, кто знал о нем, от министра до пионеров.

Утром первого мая в Ростове-на-Дону свершилось преступление, а через несколько минут в Москве о нем уже знал министр охраны общественного порядка РСФСР В. С. Тикунов. Весь день он держал связь с Ростовом: «Не нашли преступника?» Он звонил в Ростов на второй день. «Не нашли?» И тогда в Ростов вылетела оперативная группа. На другой день преступник был пойман. Нет, нет, не нужно думать, что трое сверхопытных детективов решили сверхсложную задачу. Конечно, полковник С. Н. Петров, подполковник. А. М. Ромашов, майор Э. Е. Айраметов хорошо поработали. Но главное — искал весь город, весь город был на ногах. В этих условиях преступнику деваться было просто некуда.

…Итак, вот он, закономерный неотвратимый финал. Город еще долго будет помнить, как гудел все три дня, пока шел процесс, переполненный зал клуба Ростовского института инженеров железнодорожного транспорта. Долго еще будет звучать страстная речь Эдуарда Остапенко. Его спросили:

— Какую меру наказания вы, Остапенко, как пострадавший, считаете необходимым избрать для Вышемирского?

Остапенко встал, вначале замешкался, а потом заговорил страстно, взволнованно, на едином дыхании:

— Я не могу простить Вышемирского. Он сделал все, чтобы убить меня. Спасибо врачам. Я не могу его простить не только за нанесенные мне физические страдания, но и за ту душевную травму, которую он нанес мне и моей семье. Он уложил в постель мою мать, жену, которая вот уже двадцать дней не может встать. А чем он искупит то, что причинил моим детям? Узнав о случившемся, сын, которому двенадцать лет, не смог сказать матери правду. Он сказал, что папа срочно уехал в командировку. Я не могу простить Вышемирского и потому, что случилось все это на глазах у моей пятилетней дочери, которая все понимает и сейчас во всех деталях помнит, как убивали ее отца. Я не могу простить Вышемирского и по той причине, что в зале присутствует много его сверстников, которые не осознали еще всей глубины морального падения Вышемирского и высказывают предположение о незначительной мере наказания для него, потому что оба пострадавших остались живы…

Женщина справа от меня вытирает слезы уголком платка.

Народ не прощает тебя, Вышемирский.

Первые два ряда семнадцатилетних опустили головы. Это все «свидетели».

Потом выступал общественный обвинитель, молодой рабочий токарь Александр Юдин. Говорил умно, горячо. Требовал сурового наказания. Зал долго аплодировал ему.

Потом выступал прокурор Г. А. Филимонов. А в зал все шли письма от ростовчан. Прокурор тут же читал эти письма. В них ростовчане требовали сурово наказать преступника и его соучастников.

Слышишь, Вышемирский? Народ тебя не прощает.

Суд удаляется на совещание.

…Скоро объявят приговор. Сегодня, сейчас будет поставлена последняя точка. Вышемирский думает, что ему повезло. Капитан милиции Остапенко остался жив. Диспетчер автохозяйства Михаил Блистанов тоже остался жив и сейчас здоров: нож застрял у него тогда в межреберье и сломался. Хирурги извлекли обломок. Блистанов тоже здесь, на суде.

Да, Вышемирский уверен, что ему повезло. Я вспоминаю наш последний разговор с ним. Он спросил:

— Как думаете, больше восьми лет не дадут?

Зал ждет приговора.

— …Встать! Суд идет!

— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…

Зал стоит.

— …Вышемирского Иллариона Евгеньевича приговорить…

Зал не дышит. Две тысячи глаз устремлены на сцену…

— …К высшей мере наказания — расстрелу…

Именем народа.

Судебная коллегия по уголовным делам Ростовского областного суда вынесла также определение — возбудить уголовное дело в отношении Ефимова, Чмырева, Вдовченко, Куркова, Митько, Обуховой и Федорченко, которые знали о преступлениях и скрыли это от правосудия.

Именем народа.

г. Ростов-на-Дону

1966 г.

Маня и Володя полюбили друг друга еще в седьмом классе сельской школы, а когда парень ушел в армию, девушка ждала его. А Володя вернулся и… привез на свадьбу сестры новую подружку. От нанесенной обиды Маня назло всему свету и самой себе согласилась выйти замуж за Алексея, вдовца средних лет, имеющего маленькую дочь.

Работящий и хозяйственный мужчина, казалось, мог бы стать для своей жены «каменной стеной», но трудно оказалось Мане в доме мужа, который пытался отгородить ее от жизни, от людей. И Маня наперекор его воле уехала в город сдавать вступительные экзамены в заочный техникум...