Рык повторился, не так далеко. Зверь, вероятно, замедлился, готовился прекратить движение и лежбище приближалось. Борис сбавил шаг. Дунул в свисток на груди – у Макса и Джуры должны быть такие же.
Ответа на призыв не последовало.
Однако через десяток шагов послышался отдалённый крик – ругань. Ругался вновь Макс.
Ноги ускорились. Лес начал редеть, деревья расступались и навстречу поползли развалины города – старого, возможно, древнее храма за рекой и тех поселений, что встретили западнее, в обширных мангровых болотах. Здесь местность немного изменилась: заводей попадалось меньше, земля становилась твёрже.
– Уйди, тварь!.. – слышался раздражённый голос.
Борис обогнул длинную стену. И сразу увидел кричавшего – Макс неизменно сидел на дереве. Того же, на кого он кричал, видно не было. Ружьё само поднялось, выискивая цель.
– В разлом!!! – заметил его помощник. – В разлом, под ногами!
Далее всё произошло быстро. Тень появилась впереди, вынырнув жёлтым вихрем из-за кустов. И выстрел ушёл в пустоту. Мало времени, чтобы прицелиться, слишком небольшое расстояние. Однако глаза уцепились за дыру в земле, о которой кричал сверху Макс.
И прежде, чем львица смела его, тело успело провалиться. Щель, разверзшаяся впереди, поглотила целиком – последовало недолгое падение.
Хруст черепицы. Камней. Конечности от них спружинили, затем подломились и уронили на зад. Всего он пролетел метра три с половиной, не больше. Лучи солнца были единственным слабым источником света, косо пробивались сверху, оставляя его в темноте. Ружьё смотрело в дыру над головой, однако львица у разлома не задержалась – знала, что не пролезет, и с озлобленным рыком отошла от края.
Движение сбоку Борис скорее всего почувствовал. Быстро зажёг фонарь, который успел достать. И вздрогнул. Метрах в четырёх от него, на груде глиняных черепков, сидел Репейников. Бледный и потрёпанный, правая щека разодрана.
– Что, Ранетка? – спросил Сыч, будто расстались недавно в курилке и в ней же встретились снова. – Я не такой прыткий. Это мало́й твой как обезьяна по деревьям лазает. Мне бы вот так…
Сплюнул кровью с разбитых губ, улыбнулся.
– Ты всех ебанутых в отдел тащишь? Он же с ножом одним следом бросился. Я малость сначала струхнул – думал, за мной, не за ней…
Борис первым делом догнал второй патрон в слонобой, потом уже придвинулся к командиру ближе. Посветил, осмотрел.
– Да отъебись ты... – устало сказал тот, закрываясь ладонью от яркого лучика. – Живой, живой…
И вправду живой. Рана на плече, но небольшая. Ноги и руки целы – легко поменял позу, подтянул к себе свой рюкзак, открыл, показал содержимое. Аптечка самая простая. Пара датчиков, четыре килограммовых банки съестных припасов и больше ничего. Рядом лежал и слабо мерцал издыхающий фонарик – видимо, повредился при падении.
Борис достал из-за плеч свой вещмешок. Нашёл обезболивающие инъекции, мази, бинты, Репейников не отказался поставить укол. Также позволил обеззаразить руку и срезать лишние лоскуты кожи. Только потом стала видна вторая рана – в боку, он её не почувствовал. Вроде неглубокая, но заняться нужно и ей. В голове между тем сохранялось недоумение – огромный зверь не порвал свою жертву. Уму непостижимо.
– Девочка ж – бережно несла, – почти нежно обронил Сыч про львицу. – Схватила в аккурат за рюкзак. Хорошо, не скинул его перед стрельбой. – И добавил равнодушно: – Жалко было даже в неё втыкать нож – выпустила с шестого раза. Повезло, свалился сразу в эту дыру. Не успела перехватить…
– Похоже, сюда – откуда мне знать?..
Он потрогал на поясе пистолет. Очевидно, не сумел достать во время перемещения в зубах охотницы или боялся остаться без стрелкового оружия. Потом забрал у Бориса рабочий фонарик – имелся ещё один, дальнобойный, ночной – и посветил в угол сводчатой залы с невысоким потолком. Вероятно, подземная часть города, место, где львиная пара могла быть хозяевами, прохладное и укромное, для дневного отдыха. Повсюду виднелись кости животных, давно обглоданные и те, что ещё источали гнилостный запах.
– А вот что я нашё́л, пока не сдох мой фонарь, – довольно произнёс Репейников, убрал руку за спину, нащупал что-то и показал.
Глаза скользнули по предмету – проржавевший, но ещё узнаваемый. Магазин от пистолета-пулемёта Шпагина.
– Там ещё пара касок валяется, – кивнул собеседник через плечо. – Череп, большеберцовая кость, рёбра. Наши солдатики заходили, эдак годах в 40-х. Вишь, как оно? Варнавский годами бился с проходом сюда, а тут побывали все, кроме нас. Городов понастроили, мосты, акведуки. Много чего рассмотрел, пока тащила сюда… Сколько ж этих троп открывается?..
– Не дёргайся… – Борис заканчивал накладывать на плечо повязку.
Сыч ровно не сидел – будто два шила разом вставили в одно место: крутил головой и с любопытством рассматривал стены. Едва не погиб, но когнитивная способность у него всегда была на высоте, всё примечал, почти как Макс. Присвистнул, когда разглядел нечто в одном из рисунков, украсившем дальнюю стену посередине. Полез за примитивным цифровым аппаратом; видимо, так же собирал для Варнавского отчёт. Для своего Размика Эдуардовича, разумеется, который оставался жить в 90-х.
– Как тебя сюда одного отправили, с таким снаряжением?.. – спросил между делом Борис, не переставая удивляться этому. – Ну, мы-то хоть знали, что вид этот не имеет прайда, парами живут или одиночки. Ты ж ведь и этого не знал?
Репейников сначала не ответил. Потом кхекнул весело. Подставил бок под вторую повязку.
– Как отправили, говоришь?.. – переспросил он. – А знаешь, как римские командиры заставляли идти легионеров в бой? Ну, когда тем не очень хотелось? Пугали децимацией. Те после такого дрались до усёру. Уже и команду «отбой» дадут, а они всё сражаются. Силой с поля волочат, они – зубами, когтями в землю, в траву. Плачут, сопротивляются. Во как умели боевой дух поднимать!..
Борис с недоверием глянул на бывшего начальника. Конечно. Затрясся – смеётся ещё над ним. Этого никакой децимацией не заставишь, сам, поди, и вызвался, все риски взял на себя, поскольку один. Вполне даже мог заглянуть из любопытства. Вот только команду ему здесь пообещали, сказали, что встретит их, и обозначили примерное место. Интересно, на что другой Варнавский, из раннего времени, рассчитывал? Что так всё просто и сложится, люди из разных параллелей легко договорятся? Чёрт те что…
Где-то в подземелье хрустнуло. Видимо, в одном из коридоров, соединявшем залы. И снова тишина.
Ружьё нацелилось в темноту, Сыч достал пистолет.
– Не боись, – сказал он. – Тут всё хрустит. Здесь мы её услышим, хрен подберётся…
– Давай уходить отсюда, – сказал Борис и помог товарищу подняться.
Репейников хотел было отстраниться, но помощь всё же принял – от кровопотери слегка покачивало.
– Я не вижу её!.. – раздался сверху, сквозь дыру над головами, голос Макса, засевшего высоко в ветвях. Ей-ей обезьяна! – Если есть где-то спуск, то она идёт к нему!.. За вами...
– Соображает, – похвалил Вячеслав Вениаминович парня. – Не так уж он плох…
И нацелил фонарь туда, откуда, как показалось, навстречу им двигался воздух. Другой рукой крепче сжал пистолет. Вместе они пошли, стараясь ступать как можно тише.
Звуки шагов под землёй всё равно раздавались эхом, весь пол был устлан мелкой хрустящей крошкой, осколками кувшинов и битых мисок, костьми, черепицей, облицовкой и прочими остатками правившей некогда цивилизации. Этот виток Вселенной – как проходной двор. Через несколько шагов попалась переносная сумка, которыми пользовались медсёстры в Великую Отечественную, затем – ещё один ППШ, почти невредимый. Люди сюда попадали, но обратно уже не выходили. Похоже только лев знал дорогу в оба конца, но, жаль, его не спросить. Несколько пуль прервали жизнь зверя. Нет, это не их мир стал магнитом для зверя. Зверь просто к ним выходил, поразвлечься. Магнитом было это место, открывавшее тропы с проходами. Вывод напрашивался сам собой по мере продвижения дальше по подземелью.
– Ого! – охнул Сыч, когда за спиной, подобно дыханию, раздался далёкий звериный стон. – Спустилась! – сказал он, посветив за́ спину.
Луч света бил далеко, но недостаточно. Рассеивался и тонул в бесконечной прожорливой темноте коридоров-тоннелей.
– Иди-иди, девочка. Догоняй…
Ускорились. Вероятность, что с львицей придётся схватиться здесь, не снаружи, была велика. Ответвления сменяли одно на другое, хода́ми уходили то вниз, то вверх: длиннющие каменные лестницы, просторные залы, ниши, малые закутки, заканчивавшиеся часто тупиком. Приходилось быстро возвращаться, что б не остаться в ловушке.
Ещё раздался и выстрел – эхо донеслось кривыми отголосками, а за ним последовал рёв. Джура был жив, и снова действовал по собственному плану, известному ему одному. Тут уж захотелось выругаться.
Через полсотни шагов остановились.
– Ну, что? Подождём? – спросил Репейников.
Место казалось надёжным. Вытянутое помещение, в дальнем конце – три массивные статуи. Удобно засесть, вдоль простреливалось хорошо. Если самка не отвлеклась на охотника, не повернула из-за выстрела назад, по запаху непременно выйдет сюда. Здесь всё и закончится.
– Подождём, – согласился Борис. Отступил за центральную статую, сел на пол с ружьём и осмотрел ближние стены. Шар, который он катнул от себя, испускал бледный свет, дотягивавшийся тем не менее в обе стороны по бокам, но не вперёд.
Репейников расположился, как и ранее: выбрал другое укрытие, под углом, чтобы стрелять львице в бок. Тактика отработанная, выгорела один раз с самцом, сработает и на ней.
«Уууууф…» – тяжёлые вздохи во тьме нагнетали напряжение. Идёт, не отвлеклась. Эта не отстанет – убили её самца, и сама была ранена. Похоже, сейчас Джурав неё не попал. Если и задел, то несерьёзно.
– Ранетка… – негромко позвал Репейников, обустроившись за фигурой быка.
– Чего? – Борис повёл в темноте подбородком.
«Ууууууф…» – в унисон повторился вздох.
Уверенной поступью приближалась хозяйка подземелий.
Ноги от ожидания затекли. Свет шара выхватывал метров пятнадцать пространства впереди – достаточно, чтобы увидеть последние два прыжка охотницы. Но дальше, до выхода в коридор из залы, луч не дотягивал – рассеивался, переходя в ночь. Снаружи в лесу стояло раннее утро. Толщи земли над головой, отделявшие от солнца и хмурого неба, давили историей веков. Высокие колонны, расписанные незнакомыми знаками – похожими и отличавшимися одновременно от всех известных индоевропейских алфавитов – могли бы рассказать о многом, камера Макса ещё пригодится. Спустится вместе с ней, когда закончится охота.
Шум приближавшихся лап давно стих. Львица остановилась. И затянувшееся ожидание начинало вызывать беспокойство. Любой хищник знал: когда жертва отступает, тактику отступления она вряд ли изменит. Разве что угодит в тупик, растратит свои силы и вынуждена будет защищаться. Однако кому как не львице знать лучше других, что в этом фрагменте города под землёй не было тупиков, что противник по-прежнему оставался силён и тоже охотился. Охотился на неё…
Одну за другой, Борис размял кисти рук. Затем, не теряя бдительности, получше уложил на коленях ружьё: ноги для него служили опорой, держать на весу тяжело. Он собирался уже переместить спину – камень, выпиравший из стены, малость поднадоел, давил под лопатку и ощущение неудобства нарастало. Как вдруг послышался звук – Репейников щёлкнул языком.
Глаза зорче впились во тьму. В воздухе ощутились изменения. Что ж, зверь лучше знал эти владения, вполне мог подобраться бесшумно. Помнил любой черепок, обломок, способные неосторожным хрустом выдать поступь тяжёлых лап. Место в проходе, где вероятней всего самка выйдет «на свет», стало центром «мишени» – ружьё нащупало середину. Нацелилось в одну точку, и палец приготовился к нажатию.
То, что произошло в следующий миг, появлением хищника назвать было нельзя – просто зажёгся огонёк. Крохотный, вдалеке, у входа в узкую залу. Вспыхнул как розовый лучик, скользнул и быстро угас. Успел зацепить обе статуи, за которыми ждали люди с оружием; толком до них не дотянулся, но выявил местоположение.
А через пару минут знакомое «уууф» возвестило, что львица ушла. Двигалась вновь далеко, в обратном от них направлении. Учуяла засаду, осмотрелась и тут же исчезла: шанса овладеть ситуацией с ходу им не оставила. Это её муженёк был дурнем, пёр напролом, а она оказалась умницей. Теперь самка двигалась не скрываясь, до слуха доносились отголоски небрежных шагов…
– Ладно, вылезаем, – сказал Репейников через какое-то время пустого ожидания. Поднялись и отряхивались. – Не хочет она с нами тут выяснять отношения. Благородная тварь – в «чисто-поле» вызывает…
Дальнобойный фонарь осветил всю залу, до выхода в коридор.
– Видал? – Вячеслав Вениаминович кивнул в сторону прохода, где львица на короткое мгновение явила свой лик. Впрочем, его-то они как раз не увидели – так, слабое свечение, исходившее, вероятно, из центра лба. – Вот оно, третье око. Понять бы, как этот её «сканер» работает…
Поймут. Со временем. Не похоже на обычный инфракрасный сенсор, что-то там было ещё. Какой-то особый орган, вроде третьего глаза, имевшийся здесь у большинства обитателей.
Пока же Борис был согласен с Сычом: зверь прекратил преследование. Вряд ли отцепится по-хорошему, живыми их отсюда не выпустит, но временно атаковать передумал. Проявил осторожность и изменил стратегию.
– Назад же к разлому не попрёмся? Давай поищем другой…
Репейников улыбался, пыхтел папиросой, и снова щёлкнул языком в ответ на отдалённый вздох львицы.
– А если что – Джура нас прикроет сзади. Верю я в этого кривоногого, верю!
Сарказм, как всегда. И Сыч был прав в очередной раз, выбираться той же дорогой отсюда не следовало. Преследовать хищника в ограниченном пространстве, известном ему хорошо, а им – напротив, незнакомом, идеей было в корне неверной.
Ещё и Джура не подчинялся. Жив ли вообще остался после последнего выстрела под землёй? Нарвётся – сам виноват, тут уж никакой кодекс не в помощь. Под риск подводил всю группу.
– Я знаю примерно, как строят спуски и выходы из таких городов, – произнёс Борис вслух. – Логика должна быть схожей. Судя по местной строительной инженерии…
Оглядел потолок, осветив его вторым фонарём.
– Веди, – согласился Репейников.
– Теперь вот верю, Ранетка – сам отбирал тебя в наш отдел…
Слегка даже порозовел лицом. Если раны и причиняли ему беспокойство, виду бывший наставник не подавал. Немного заострились скулы, чуть ярче стали блестеть глаза, однако пошёл рядом с Борисом довольно бодро. Под ногами обоих захрустели камушки с черепками.
«Аоооо… Уууууф…» – вторила им еле слышно удалявшаяся в подземелье угроза.
Борис не прогадал. Лестница, уводившая вверх, навстречу журчавшему после дождя потоку, вывела в развалины башни, стоявшей на окраине города.
С неё осмотрелись. Видимого присутствия зверя не обнаружили. Примерно в полутора километрах от них оставался возле провала под землю Макс. Пока он был в безопасности. Вот и отличие местных львов от привычных им африканских, одно среди прочих, – львицы здесь по деревьям не лазали. Взрослые особи быстро теряли способность, слишком крупнели. Самка, принявшая вызов, весила килограммов за триста.
– Да ладно! – сплюнул Репейников, осматривая с высоты десятка метров выныривающий и прячущийся в деревьях заброшенный город. – Она за любым домом укроется, сидеть тут из-за неё не будем. Давай туда!
А больше и некуда. Единственная дорога, казавшаяся наименее безопасной, начиналась у спуска с башни и шла прямиком через городские руины, к месту падения в подземелье. Им всем для начала следовало собраться вместе. С Максом-то – понятно, а вот с Джурой – как получится.
Двинулись вниз. В воздухе веяло прохладой, и серое небо гнулось под тучами, медленно уползавшими на восток. Изредка их бока простреливали лучики – вспыхивало на миг оранжевым, но тут же эти прорехи затягивались.
Преодолев спуск, служивший некогда лестницей, вбежали в пространство между двух стен. Оно было метра четыре в ширину. Словно дно гигантского окопа из камня, выложенного из тёмных обтёсанных глыб. Прижались к ним спи́нами. Стояли какое-то время друг против друга, вслушивались и бросали взгляды по сторонам, над головами вверх. Вокруг – тишина. Только птичьи пересвисты в вышине, шум крови в висках и гудение назойливой мошкары.
Стены проходили через город – делили его пополам, сворачивая под углами, и обе тянулись параллельно. В общем, длинная узкая улица, почти в точности повторявшая пройденный под землёй путь; разве что без окон и фасадов, смотревших наружу – жилые дома как раз находились за стенами. Зачем так понадобилось разделять город, не ясно. Скорее, это была даже не улица, а какой-то прогон, возможно, для скота, чтобы не гнать большие стада жилыми многолюдными кварталами. Вполне могло оказаться просто межъстенной дорогой для тех, кто двигался с юга на север. А меры предосторожности в виде высоких стен – что б легче было договариваться, взымать с проходивших пошлину, не позволять чужакам задерживаться надолго в большом количестве. Не просто так эти стены сохранились выше других. Их выше и строили – как внешнюю защитную, окружавшую город целиком. Изъеденные и сколотые до боевых ходов сверху, с разломами и трещинами, спускающимися иногда по обе стороны до самого низа, местами они возвышались метров на шесть или семь.
Также в пользу того, что двигались бывшей сквозной дорогой, ярко говорило другое. Отсутствие обильной зелени и деревьев. Значит, под слоем крошева и обломков лежали плотно подогнанные камни – примерно, как таракынские тракты, на которых сотнями лет не росло ничего живого. Плиты укладывали тесно, обрабатывали ядовитой смолой, не дававшей прижиться растительности, а насекомым – буравить в стыках ходы и отнорки для кладок яиц. Вот и получалось – зауженное пространство от одной стены до другой, что в целом плохо для манёвренности, использовалось в защитных целях, чужому войску особо не развернуться. Местами угадывались бойницы верхней галереи, воины запросто оттуда могли подавить любое сопротивление, к неожиданностям жители были готовы.
Смущало одно: верхушки стен от времени пострадали хорошо, но ни одного крупного камня внизу Борис не наблюдал – а ведь прошло столько веков. Что, все падали внутрь, в боевые ходы? Или на улицы, идущие параллельно? Туда, где за стенами находились жилые дома. Не убирал же их кто-то всё это время здесь, под подошвами был только ровный слой мелких обломков.
Как бы там ни было, время приговорило город давно. Через пару-тройку тысячелетий джунгли поглотят его полностью…
Шли медленно. Переговаривались тихо. Птицы и насекомые перекрывали голоса шумом – хоть кто-то, кроме безмолвных руин, оставался на их стороне.
Успешно вскоре добрели до первого поворота, после чего остановились и выглянули. Всё тихо. Продолжили тогда движение. Чувствовали себя хомячками в лабиринте, который тем не менее представлялся надёжней зарослей.
– Ты понимаешь, что всё это – сумасбродство с самого начала? – недовольно ворчал Репейников. – Нужна была разведка, не более.
– А ты?.. – нашёлся Борис. – Тоже мне – пошёл за какой-то призрачной командой… И мы – не сами ввязались, звери оказались умнее.
Оба друг с другом согласились без слов – влипли так влипли.
И вообще, лучше было молчать, пока не доберутся до Макса и разработают совместный план на троих. О северном охотнике не вспоминали – пустой бесконтрольный расчёт.
Дойдя до середины следующего отрезка дороги, где прогонная улица изгибом возвращалась в прежнее «русло», вынужденно сделали остановку. Стайка птиц, сидевшая слева на стене, с криками взмыла в воздух. Словно чего-то напугались – как раз над головой Репейникова и возле сквозного разлома в камнях.
Сыч, среагировав, быстро оказался в этой дыре.
Борис прижался спиной к стене со своей стороны. Ни ниши, ни выемки, что могла бы укрыть. Успел заметить, что бывший командир не зашёл в проём до конца, и даже нарочно выступил на один шаг вперёд. Остался таким образом в видимости.
«Ты как? – спросил он Сыча на знаках – от ран его вроде не шатало. – Зайди назад, не отсвечивай!»
– Эээ, нет, – намеренно в голос, ответил тот с дерзкой улыбкой. – Я первый, Ранетка. Не промахнись. Рыло кромсал ей не ты – я нужнее. Чую, что понимает, – начнёт с обидчика…
Чует он! Сейчас бы всё его звериное чутьё, да послать прогуляться до местного лешего. Слишком уж рано их обнаружили. Хотя чего рано – подземелье львица знала как свои шесть пальцев, все выходы из него ей были известны. Умна, осторожна, обходила их где-то руинами города. Видела, как у самца одолеть чужаков нахрапом не вышло. На этот раз не бросала свой боевой возглас – всё же теперь снаружи, не под землёй, нечего разевать пасть.
Камешки и сор впереди посыпались сверху, со стороны Бориса. Сыч тоже заметил. Где-то в сотне шагов от них. Стены были толщиной метра в три с половиной-четыре, охотница вполне могла пробираться ве́рхом.
Немного постояли. Переглянулись и приняли решение двигаться ей навстречу. Так же держась своих стен, на середину дороги не выходили. Ждать на одном месте, соревноваться в охотничьей выдержке могли и до поздней ночи – тут уж кто кого переждёт, чьи нервы взыграют первыми. Репейников намеренно не торопился, пренебрежительно шоркал ногами и сильно обгонял. Давал возможность напарнику ступать осторожно. Смотрел строго вперёд, иногда оборачиваясь, тогда как глаза Бориса шарили по верха́м. Пальцы сжимали тяжёлый «слонобой».
Однако вскоре они преодолели черту – ту самую линию, где ожидалось нападение сверху. Зверь, если это был он, так и не прыгнул. Не показал сверху лохматой морды, и стаи птиц, покружив в воздухе, возвращались обратно, усаживались на зубья камней над головами. Поглядывая на крадущихся людей, возмущённо оттуда «чирикали». Похоже, что всё было ложной тревогой.
Через полсотни метров, ближе к новому изгибу глухой дороги-улицы, ускорили шаг, чтобы быстрее пройти и эту полоску. Успешно повернули, сделали короткую остановку и облегчённо выдохнули. После возобновили движение.
Внезапно – шум камней! Впереди, на левой стене.
Оружие нацелилось мгновенно. Вот только тень оказалась на долю секунды быстрее – легко перемахнула с одной стены на другую, и, приземлившись, испустила тихий рык. Теперь она почти не скрывалась. Птахи, стремительно разлетавшиеся от заявившей о себе воительницы, орали как сумасшедшие. Полёт львицы завершился раньше, чем последние обломки стены, задетые сильными лапами, грохнулись вниз. Всё произошло за коротий миг – прыгнула и исчезла. Трава наверху и не полностью развалившийся бой укрыли её.
Внизу же наоборот, в обеих сте́нах справа и слева – ни щёлочки, ни разлома, ни выемки, способных вместить человека целиком.
Зато они виднелись впереди!
– В галоп! – опомнился первым Борис.
Они рисковали с Сычом – львица могла прыгнуть сразу. И даже, опередив их по высоте, преградить дорогу к отступлению, застать врасплох раньше, чем успеют занять более выгодную позицию. Два выстрела из Стечкина вверх по камням должны были предупредить зверя о возможном сопротивлении – самка видела, как работает странное оружие человека, лев был убит у неё глазах. И вроде бы трюк со стрельбой сработал, как показалось сначала. Однако добежать до прорех в старых стенах немного не успели – тяжёлые лапы звучно плюхнулись позади.
Борис обернулся, перекинув ружьё. Львица ж успела взмыть вверх – увидел только смазанное движение. Тоже рисковала, с одной лишь существенной разницей: делала это играючи и без страха.
– Не тормози, Ранетка, не тормози! – зло рявкнул Репейников, выстрелил ещё пару раз по камням, где исчезла великанша. Укрылась от взглядов в полуразваленной галерее, заросшей сверху кустарником и травой.
После опять побежали бок о бок. Слышали теперь отчётливо, как мускулистая туша перешла в погоню и сокращает расстояние ярусом выше. Хрен только видели её.
Зато ощущали лопатками готовность к прыжку. Репей вызывающе гаркнул:
Всё же они успели. Две расползшиеся в сте́нах трещины оказались практически друг против друга. И были сквозными, шли снизу до́верху. Каждый втиснулся в свою.
Укрывшись, переглянулись коротко. Грудь у обоих ходила ходуном. Не столько от бега, сколько от нагнетённого нервами пульса: сердце стучало в висках и вызвало нехорошую одышку. Охотнички, называется, то ли дело Джура! Дважды не зассал остаться ночью в одиночку в лесу. Шастал по незнакомым болотам, преследовал, выслеживал, догонял, убегал – в общем, охотился по всем правилам. Вот она, завидная «медвежья» выучка!
Снова встретились взглядами. Рыскали глазами над головами друг друга, шарили по верхушкам стен. Львица действовала по уму: поняв, что не догоняет, сбавила ход и где-то затаилась, вела себя тихо как полевая мышка.
– Хули – в гляделки играть будем? – бросил Репейников, когда переглянулись в пятый или шестой раз, в ничем не нарушавшейся тишине.
Конечно, Сыч торопил события, но самка льва – дикая охотница, может караулить долго. До места, где провалились в ходы и остался Макс, было подать рукой, метров семьсот, не больше. Для этого Вячеслав Вениаминович должен был перейти на сторону Бориса; всего-то сделать несколько шагов и втиснуться в его трещину – вылезут вдвоём на жилой улице города, рискнут перебежками пробраться через неё. Тут было не до выбора – заросли так заросли. Может, даже сумеют подстрелить зверя, хотя набегу такое затруднительно.
Однако план этот быстро нарушился. Над головой Репейникова послышались скрежет и шевеление. Ружьё нацелилось, но вместо смертоносной львицы сверху поехал камень – цельный и здоровенный булыжник. Качнувшись, он вывалился из шаткой кладки. Грохнулся вниз и «запер» Сыча в его разломе.
От неожиданности Борис отступил на шаг. Затанцевал вдруг, споткнувшись, прошёл таким аллюром сквозь стену и… вылетел из своей трещины спиной на другую улицу –
В этот же миг, в прогоне впереди, раздался грозный рёв. Похоже, что львица спрыгнула вслед за камнем. Последовали два пистолетных выстрела. Снова рычание, которое сразу после пальбы взметнулось наверх. Затем громкий вскрик:
Борис не видел происходящего. Но знал, как поступить дальше. План Б, мать его! Успели обговорить его в двух словах, пока из развалин башни спускались к длинной «улице-перегону». Кто-то один из них мог не выжить, возможно, даже оба, однако стоять на месте – верная смерть. Деревья с кустами – её стихия, не их!
– Я здесь!.. – крикнул Борис громко и побежал заброшенной улицей, продираясь сквозь заросли двухметровых колючек.
«Я здесь!..» – отвечал издалека Репейников.
Теперь их разделяло две стены, нужно было двигаться вперёд как можно быстрее, окриками сбивать с толку львицу, продолжавшую преследование по верху дальней от Бориса стены. Когда обнаглеет – начать стрелять. Путать и отпугивать, пока не закончится город.
Хитрая тварь, сумела-таки разъединить!
– Я здесь!.. – новый крик в воздух.
«Я здесь!..» – отозвался Репей. И хлопнул из «Стечкина».
Секунды зверь ещё будет размышлять, на кого броситься первым. А после спустится с верхней «дороги» и нападёт. Борис потому не стрелял, изменив их план Б – более громкий ружейный выстрел отпугнёт от него зверя и тогда уже обречён будет Репейников. Плакать во второй раз по безбашенному командиру ему не хотелось.
«Стреляй, сука!.. Стреляй!..» – прозвучало зло с другой стороны.
По тишине ружья Репейников догадался о переменах. Он-то уже палил из Стечкина, брал зверя на испуг, пытался заставить львицу метаться как можно дольше. Один раз должен был прозвучать в ответ и слонобой. Так они договаривались – всё-таки два патрона в стволах, перезаряжать будет некогда.
«Стреляй, бл.дь, Ранетка!.. Убью!..»
И снова щёлкнул «Стечкин».
– Я здесь! – вместо выстрела ответил Борис, надеясь, что львица объявится.
И вдруг всё стихло. Они уже выбирались из города, Борис бежал между грудами камней, обломками статуй, и видел, где впереди исчезают высокие стены. Там лес победил окончательно, ещё сто метров – и всё! Однако рычание преследовавшего призрака джунглей смолкло неожиданно. А вместе с ним смолк отдалённый голос Сыча.
